Два хозяина

Происходит это, как понял я из объяснений лесников и лесорубов, потому, что хоть многие региональные заказники и провозглашены особо охраняемыми природными территориями (ООПТ), но документально их статус оформлен то ли неправильно, то ли не до конца. Их территории объявляются особо охраняемыми, но земли, на которых они расположены, остаются землями лесного фонда со всеми вытекающими из этого статуса правами и обязанностями лесного ведомства. В итоге на одной территории – два якобы полноправных хозяина. По документам, которыми руководствуется государственная охрана животного мира, эта территория для топора заготовителя древесины практически неприкасаема. А по документам, которыми руководствуется министерство лесного комплекса, определяя деляны под лесозаготовку и назначая санитарные рубки, это обычный лесной фонд, требующий стандартного «освоения». И межведомственные скандалы становятся «лишней головной болью» для прокуратур, следствия и судов.

Существует несколько путей избавления региональной власти от позорящих её скандалов, связанных с заготовкой товарной древесины в заказниках. Можно, к примеру, взять и наконец-то оформить всю правовую документацию на все региональные особо охраняемые природные территории так, как требует этого действующее законодательство. Чтобы для желающих поживиться древесиной из заказников не осталось ни одной щёлочки. Для этого, правда, потребуются некоторое время, некоторое количество денег и, самое главное, квалифицированный юрист. Или даже несколько юристов.

Но наша власть нашла ещё более простое и быстрое решение проблемы. С 1 июня нынешнего года самостоятельная Служба по охране и использованию животного мира была ликвидирована. Хотя… Поскольку слово «ликвидирована» звучит некрасиво, на бывшем официальном сайте службы написано, что она исчезла из правового пространства региона «в связи с реорганизацией (…) в форме присоединения к министерству лесного комплекса Иркутской области». К тому самому министерству, которое время от времени разрешает рубить лес в недооформленных заказниках. Как это отразится на рубках – сказать трудно, зато совершенно очевидно, что само на себя жаловаться в прокуратуру и уж тем более подавать на себя в суд ведомство не будет. Значит, и скандалы прекратятся.

– Личная точка зрения на то, что произошло, у меня очень негативная, – по моей просьбе комментирует решение власти Сергей Пыжьянов, доктор биологических наук, профессор Иркутского госуниверситета. – Ну подмяли под себя охотуправление бывшее по той простой причине, что мешали они лес рубить там, где его рубить нельзя. Мешали разграблять тайгу. Это дереводобывающее лобби как-то повлияло на губернатора. Он, видимо, в это дело не сильно-то и вникал. Это, насколько я понимаю, чуть ли не единственный пример в России, когда такие службы объединили. Они везде разделены, потому что у них разные задачи. И наличие двух независимых служб в одном пространстве позволяет им друг друга контролировать. А теперь – рука руку моет. Все под одним началом. Цыкнули сверху, и всё. Ведь в этой области работают люди, которые туда идут не за деньгами. Они энтузиасты. Как, собственно, и в науке. Исключения наверняка есть, но именно исключения, не правило. Пользы я не вижу, более того, я вижу конкретный умысел.

Свой круг браконьеров

Сергей Шеверда, министр лесного комплекса Иркутской области, ответить на мои вопросы согласился сразу. Он не прячется от журналистов и всегда соглашается на встречи настолько быстро, насколько позволяют текущие дела, независимо от того, будут вопросы ему приятны, неприятны или нейтральны.

– Зачем правительство Иркутской области ликвидировало собственную Службу по охране и использованию животного мира? – спрашиваю Сергея Васильевича, сославшись на телефонные звонки читателей.

– А читатели на что жалуются? – любопытствует министр вместо ответа. И я «повёлся», как говорят в народе. Не получив ответа, стал сам подробно объяснять министру, что первая телефонная жалоба была на увольнение рядового работника службы. Не начальства, что было бы логичным, если правительственная служба не справляется с возложенными на неё обязанностями, а рядового работника, не раз ловившего на браконьерстве и правоохранителей, и депутатов. И что несколько человек, имеющих к лесу профессиональный, общественный и научный интерес, высказали опасения, что региональные заказники, попавшие под полное управление министерства лесного комплекса, теперь будут попросту вырублены. Что Служба по охране и использованию животного мира, управлявшая заказниками, на мой взгляд, для того и была ликвидирована, чтобы не мешала она лесному бизнесу рубить лес даже на тех территориях, которые на региональном уровне объявлены особо охраняемыми.

Сергей Шеверда со мной почти не спорил. Он категорически не согласился только с определением, что служба ликвидирована, настаивая, что она не более чем «реорганизована в форме присоединения». В других случаях при возникновении разногласий счёл возможным ограничиться будто бы не очень существенными поправками и замечаниями, которые, однако, иногда меняли смысл вплоть «до наоборот».

Так, по его словам, именно служба за годы своего существования – «у нас есть переписка с ними» – так и не удосужилась разработать и утвердить Положения некоторых заказников и привести в соответствие с этими Положениями земли, расположенные в границах особо охраняемых природных территорий регионального значения. В итоге по действующим нормативным документам земли, на которых находятся эти заказники, остаются землями лесного фонда, использование которых регулируется Земельным и Лесным кодексами РФ с вытекающими отсюда последствиями.

– Мы сейчас с земельным вопросом разобрались, – говорит министр. – Эти документы должна была инициировать служба, передать их нам, а мы должны были их направить в Рослесхоз. Мы на этом настаивали, но они нас не слышали. По заказнику Туколонь все необходимые документы теперь уже отправлены в Рослесхоз. И по остальным заказникам приводим документацию в соответствие с действующим законодательством. Эта проблема скоро будет закрыта. У нас есть план мероприятий по приведению заказников в законное русло – как положено для особо охраняемых природных территорий регионального уровня.

Даже сама структура бывшей Службы по охране и использованию животного мира, по мнению министра, никак не способствовала охране диких животных на территории области. При штатной численности коллектива службы 121 человек фактической охраной объектов животного мира на 69 миллионах гектаров лесов занимались всего-то 42 человека (это более полутора миллионов гектаров «на брата»). Ещё девять инспекторов занимались региональными заказниками, которых на территории области 13, а их суммарная площадь примерно 700 тысяч гектаров. Причём, как понял я из общего контекста нашего разговора, инспекторы, контролирующие заказники, были бесправными за их границами, а остальные не имели права контролировать заказники. Итого: из 121 человека, получающего зарплату за (якобы) охрану животного мира области, в службе был всего лишь 51 человек, охраняющий животный мир и контролирующий его использование по своим должностным обязанностям. Или, может быть, только имитирующий реальную охрану?

– Моё мнение о передаче функций службы министерству лесного комплекса сугубо отрицательное, – говорит Виктор Степаненко, ведущий методист отдела экологического просвещения ФГБУ «Заповедное Прибайкалье», один из старейших работников этой структуры, объединяющей несколько особо охраняемых природных территорий федерального уровня. – Эта служба, хоть она и называлась в разное время по-разному, имеет давнюю историю. Она должна быть самостоятельной. И даже в тех условиях, в которых организация находилась последние годы, работала она неплохо. Её требовалось развивать, может быть, как-то модернизировать, чтобы повысить эффективность. Но передача её функций в лесное ведомство – это шаг назад, по моему мнению. Другие задачи у лесного хозяйства и уж тем более у лесной промышленности. Никогда не будет у них такого внимания к охране фауны, каким оно должно быть. Поэтому круг неприкосновенных браконьеров увеличится очень сильно.

– Вы говорите «увеличится». Значит, был такой круг и при службе, – «ловлю» собеседника на неосторожном слове.

– Конечно, был, – соглашается Виктор Николаевич. – Неприкосновенные лица всегда были и, к сожалению, всегда будут. Важно организовать работу так, чтобы этот круг сокращался. Но для лесного ведомства по определению древесина важнее, чем живность, которая между деревьями бегает и летает. Принципиальность здесь будет ниже, а круг браконьеров – шире. Это шаг назад. И первой от этого шага пострадает природа. Вот что жалко.

«Занимались непонятно чем»

– Перед присоединением мы проверили все командировочные удостоверения работников службы за последние годы, и оказалось, что начальник отдела по заказникам, к примеру, за два года побывал только в одном заказнике, – продолжает удивлять меня фактами вопиюще плохой организации природоохранной и управленческой работы в упразднённой теперь службе Сергей Шеверда. – Остальные заказники он не посещал. Другие работники этого отдела вообще никуда не ездили. Нет ни одного командировочного удостоверения! Что делалось с заказниками – никто не знает.

– А кем же были остальные 70 человек, получавшие зарплату из бюджета за охрану животного мира и благополучие региональных заказников? – вертится в голове вопрос. – Понятно, что были в штате начальник и заместители начальника службы, которые по определению являются организаторами, значит, «кабинетными» работниками. Возможно, в ликвидированной службе был один или несколько водителей, которые возили этих начальников к другим, более высоким чиновникам регионального правительства для отчётов и «на ковёр». Не исключено, что были свои дворник, уборщица, кассир и бухгалтер, но это же никак не 70 человек…

– Были юридический отдел в составе 20 человек и бухгалтерия в составе 10 человек, – отвечает на незаданный вопрос министр.

– Двадцать юристов, которые за несколько лет так и не сумели правильно оформить документацию региональных заказников, чтобы они были не только продекларированы, но и по документам стали особо охраняемыми природными территориями?! – удивился я. – У нас есть хотя бы несколько региональных заказников, полностью отвечающих необходимым требованиям?

– Нет. Ни одного заказника. Мы сейчас этим занимаемся. Там были люди, которые занимались непонятно чем, – говорит Шеверда. При передаче службы в министерство мы оставили в управлении только тех людей, которые возглавляли профильные отделы. Это 17 человек плюс один заместитель министра, курирующий новое для нас направление. Итого 18 человек управленцев. Освободившиеся ставки государственных служащих, которые раньше занимали юристы и бухгалтеры, передали на места. Их займут инспекторы.

Сергей Васильевич подчёркивает, что при передаче штатной численности, функций и полномочий службы в лесное ведомство не было уволено ни одного охотинспектора из тех, кто работал «на земле». К тому же за счёт перераспределения ставок число госинспекторов, контролирующих лесные угодья и заказники, удалось увеличить сразу в полтора раза, на 25 человек. Более того, в планах (или, может быть, пока только в задумках) министерства есть идея наделить лесных и охотинспекторов перекрёстными полномочиями, сделать их комплексными, чтобы один и тот же человек мог задержать и браконьера, и «чёрного» лесоруба. Я мысленно соглашаюсь, что сам этот факт – увеличение числа инспекторов, работающих «на земле», а не в кабинетах, и расширение их полномочий – может существенно повысить эффективность комплексного лесного контроля. Но может и не повысить. Многое будет зависеть от того, кто и как организует теперь работу охотничьего и лесного контроля. К мысли, что Служба по охране и использованию животного мира ликвидирована, а не реорганизована, как настаивает министр лесного комплекса, меня подталкивает ещё и тот факт, что её штат и функции введены в состав министерства не единым подразделением, а «россыпью» – тремя самостоятельными отделами, которые объединяет лишь общее кураторство одного заместителя министра. Следовательно, от него и будет зависеть эффективность контроля после реорганизации службы.

Человеческий фактор

– Сейчас взгляды и мнения у людей противоположные, – размышляет Виктор Попов, руководитель Байкальского центра полевых исследований «Дикая природа Азии». – Специалисты, работавшие в службе и перешедшие на работу в министерство лесного комплекса, надеются на улучшение финансирования. Они считают, что всё сделано правильно, с пользой для дикой природы. А потерявшие места работы, конечно же, категорически против. Они уверены, что это не приведёт ни к чему хорошему. Надо подождать. Время расставит всё по своим местам.

Спросить мнение лесопромышленников о проблеме я бы, пожалуй, и не догадался. Но Владимир Казаков, вице-президент Ассоциации лесопромышленников и лесоэкспортёров Иркутской области, при нашей случайной встрече в городе заговорил об этом сам.

– Многие охотоведы приняли реорганизацию неверно. И к тому были подстрекатели, – сходу «взял быка за рога» Владимир Иванович. – Кроме того, что я лесопромышленник, я же больше 20 лет являюсь ещё и охотпользователем. Под моим началом находится 70 тысяч гектаров охотугодий в Ольхонском районе. Поэтому всю эту политику охотничью знаю вот так! – он сделал жест, не оставляющий сомнений, что ситуация ему знакома не только со стороны, но и изнутри. – Все эти нюансы, подводные камни, где, откуда и какие течения – всё вижу. Так вот, весь сыр-бор начался из-за того, что долгое время охотоведы на местах, в муниципалитетах, в районах работали практически бесконтрольно. Без кабинетов и без вышестоящих начальников. Подчинялись только Иркутску, а он далеко. Поэтому встал он утром, тапочки надел, и рабочий день у него начался. Что хочу, то творю. Лимиты пришли – сам решаю, тому лицензию отдать или этому. И каждый на этом мотивацию свою ищет. Я не наговариваю. Именно так было.

Под «мотивацией», по интонации это понятно, Владимир Иванович подразумевает «свой интерес», свою дополнительную, может быть, коррупционную прибыль.

– А теперь же им в коллективах придётся работать, где совсем ничего не спрячешь, не скроешь. Вот и началась волна негодования, кляуз. Начали эту Туколонь плести. На самом деле там из пальца всё высосано. В действительности же большая польза в том, что охотнадзор минлесу передали, потому что комплексный, перекрёстный контроль в лесу будет. Охотинспекторы получат дополнительно полномочия лесных, а лесные инспекторы – полномочия охотинспекторов. Это же ни «чёрным» лесорубам, ни браконьерам жизни не будет. Число контролёров в лесу насколько увеличится! Это как раз хорошо, что службу передали именно сюда, в минлес… Некоторые надеются, что пройдёт какое-то время – и служба опять вернётся на федеральный уровень, станет отдельной и бесконтрольной. Может, и правда вернётся. Зарекаться не буду. Но пока в нашей конкретной ситуации всё сделано правильно.

Владимир Казаков, лесопромышленник и профессиональный охотпользователь, говорил уверенно и убеждённо, но все сомнения развеять не смог. Проблема в том, что цели у охотничьего и лесного контроля, хоть и реализуются в одно время и в одном месте, совпадают далеко не во всём и часто противоречат друг другу. Для охотничьего хозяйства живой лес – это среда обитания животных, в которой деревья не делятся на ценные и малоценные породы, на хорошие, спелые, и плохие, «зря пропадающие» и перестойные, потому что для сохранения биологического разнообразия одинаково важны и сосна, и густой, непроходимый чапыжник, и старые дуплистые деревья, и даже валёжины. А вот для лесного хозяйства и лесного бизнеса, работающих в тесной спайке, живой лес – это не более чем растущее древесное сырьё, месторождение древесины, если хотите. Всякие медведи в берлогах да соболи с белками в дуплах для них не более чем досадные помехи при извлечении прибыли. Концентрация в одном ведомстве (читай – в одних руках) охотничьего и лесного контроля, на мой взгляд, не сокращает, а увеличивает коррупционные риски. Не исключаю, что проведённая реорганизация пойдёт лесу во благо, но очень многое будет зависеть от так называемого человеческого фактора, от конкретной личности организатора такого контроля. Пока же, если судить по количеству уголовных дел, возбуждённых и возбуждаемых против должностных лиц, профессионально связанных с использованием лесов, надежды на это не очень много.