Не только волшебство, но и потрясение

– Я рос в обычной семье, – рассказывает Станислав Мальцев, – где ничто не предвещало мне театрального поприща. Родители мои – превосходные врачи, сестра тоже стала медиком. А я очень рано влюбился в театр, куда меня часто водили. Помню, как сильно хотелось проникнуть за кулисы. Я был благодарным зрителем и в ТЮЗе, и на детских спектаклях в драматическом театре, с удовольствием смотрел кукольные постановки. Одно из самых сильных впечатлений произвёл на меня спектакль «Бэмби» по повести Феликса Зальтена о судьбе оленёнка. Эта история о мужестве перед лицом превосходящего врага, о возрастающей в маленьком герое силе духа, история, которая говорила о самых серьёзных вещах, даже о гибели полюбившихся персонажей, оставила неизгладимый след в душе. Я понял, что театр – это не только волшебство, но и потрясение. Он волен отнять покой, ранить в сердце. Театр способен сделать с тобой нечто такое, после чего ты уже не будешь прежним.

Не удивительно, что впечатлительный, много читающий мальчишка поспешил записаться в детскую студию при ТЮЗе Владивостока, где успел получить посильный сценический опыт. После школы он совершенно осознанно поступил на актёрский факультет Дальневосточного института искусств, где довольно рано обнаружилось, что Станислав больше предрасположен к режиссуре, нежели к лицедейству. Мастер курса – заслуженный артист России Александр Иванович Запорожец – пригласил своего выпускника преподавать, и уже вскоре тот ставил дипломный спектакль для старшекурсников – «Женитьбу Бальзаминова». Так начался неизведанный путь постановщика, приведший его к охлопковским подмосткам.

Удостоенный «Витязя» «Чморик»

– Станислав Валерьевич, в 2006 году бронзовую награду на Международном театральном форуме «Золотой Витязь» завоевал ваш спектакль театра Тихоокеанского флота. У него ещё название такое, с приветом – «Чморик». Что это была за постановка?

– Та награда для нас была очень памятна и дорога. До этого никто из Дальневосточного региона «Витязя» не получал. Причём на форуме в лидеры обычно выходят классики, живые или мёртвые, а тут оценённой оказалась пьеса молодого драматурга Владимира Жеребцова «Подсобное хозяйство».

Чморик – это армейская кличка главного героя, скрипача из Санкт-Петербурга, которому приходится противостоять дедовщине в специализированной воинской части, выращивающей свиней для солдатского рациона. Материал вроде бытовой, автобиографический (Жеребцов сам служил в подобной части), характеры написаны реалистично, психологически точно, но трудно не заметить явные библейские аллюзии. Старослужащий Бес – антигерой, пытающийся сломить Чморика, свиньи, пустыня – пустынная степь, где вдали от цивилизации происходит действие. Между Чмориком, чья фамилия Новиков, и Бесом происходит нечто вроде идейного поединка, и одновременно они борются за душу третьего персонажа – Хруста. Пьеса о том, как, несмотря на невыносимые жизненные трудности, нравственно не опуститься, сохранить себя, свою душу. Потому что именно это главное. Рафинированный питерский интеллигент, тщедушный «хлюпик» оказывается сильнее крепкого крестьянского товарища, потому что силён изнутри, духовно. Нет, он не супермен, отнюдь. Просто из самой сердцевины своей не может поступать низко, раболепно, малодушно. До этой внутренней чистоты и отваги всё-таки поднимается по ходу действия Хруст, поначалу надломившийся и предавший Новикова. В финале они вместе готовятся встретить атаку дембелей под предводительством Беса. Возможно, ребята погибнут, в пьесе открытый финал. Но самое главное, что в духе, в истине они уже победили.

Мы часто спрашиваем, где искать героя? Вот в пьесе Жеребцова как раз такой современный герой в современных условиях. Говорю «современный», а что, собственно, это значит?

Гамлетовский героизм

– Действительно, вы рисуете мне Чморика, а я слышу вашу характеристику образа царя Фёдора Иоанновича – болезненного и кроткого человека, как скала, «стоящего против времени». Этот герой гамлетовского типа – ваш любимый герой?

– Наверное. Я сам в детстве формировался под влиянием замечательной прозы советского писателя-романтика Владислава Крапивина, повести которого печатались в журналах «Костёр» и «Пионер». В литературоведении даже есть термин «крапивинские мальчики» – этакие ребята «не от мира его», с рыцарской жилкой, с верой в светлую мечту, с обострённым чувством справедливости, которые могут с отвагой бросить вызов стрелам зла, как Юрка из книги «Журавлёнок и молнии».

Во все времена есть такие герои, такие «мальчики» или молодые люди, которые идут против течения. Потому что есть нравственная константа, которая их мотивирует, от которой они не в силах отказаться. Часто такие герои погибают, но это не значит, что они не нужны. Не будь их, мы давно оказались бы в том «свинарнике» из древней притчи, из которого бы уже не было исхода.

– И всё-таки справедливо будет отметить, что сегодняшняя молодая драматургия таких героев почти не предлагает. Антигероев – сколько угодно, потерянных, «лишних» героев – тьма, а героев в традиционном понимании – днём с огнём искать.

– Да, действительно, текстов пишется очень много, все повадились писать… якобы пьесы. Но надо без устали и кропотливо копать, чтобы в огромном массиве «пустой руды» отыскать хотя бы один «золотник», достойный постановки. Какие надо соблюсти для этого требования? Во-первых, пьеса должна быть глубокой. И, что совершенно необходимо, на мой взгляд, она должна содержать, что называется, «свет в конце тоннеля». Я не понимаю тех драматургов и режиссёров, которые норовят загнать зрителя в беспросветную чернуху. Что за этим стоит? Эпатаж, который всегда способен вызвать кратковременный острый интерес? Стремление быть в центре внимания? А в заложниках-то оказываются зритель, его сердце, которого мы касаемся. Делать это можно только с чистыми руками и чистыми помыслами. Тут, как и в науке врачевания, главный принцип – не навреди. Нельзя лишать людей веры, надежды, любви. Порой это делается по глупости, по недопониманию, недостатку жизненного опыта. Но если это совершается осознанно, тогда мы имеем дело вообще с преступлением.

Евгений Гришковец вспоминал, как на премьеру его моноспектакля «Как я съел собаку» пришла его мама. Это было неожиданностью для автора. Он понял, что не смеет рассказывать всю горькую правду про армейские беззакония, про жёсткую прозу службы, когда мама в зале, и стал прямо по ходу пьесы очень многое смягчать, переводить в регистр иронии, юмора, доброй шутки. Мама в зале! Вот если с таким критерием – в зале кто-то близкий, родной, кем ты дорожишь, кого бережёшь, кого не хочешь ранить,– театральные деятели будут подходить к тому, что они делают, тогда всё встанет на свои места. Тогда сразу становится понятно, что позволительно, а что нет.

Ну а героя, если он не рождается в сегодняшней литературе, надо находить в классике. В поисках героя мы всегда обращаемся к ней. К Шекспиру, Островскому, Достоевскому – авторам, которые относились к человеку как к вечной душе, частице божественного начала на земле, которые именно к этому началу апеллировали. Не хочется, чтобы читатель подумал, что я поклонник какой-то лакированной драматургии, где всё идеально, этакий ретроград. Эксперименту, новациям, творческой дерзости в определённом смысле тоже должно быть место. Особенно в нашем охлопковском театре, где есть для этого Другая сцена. Гомеопатические включения современных решений и современного материала приветствуются. И всё же, театр, на мой взгляд, не может быть всеядным. Особенно академический, увенчанный богатыми традициями. Слава сегодня тому театру, который смог воспитать современного зрителя, с удовольствием приходящего на классику.

Классика, беззащитная и всесильная

– Но классику ведь тоже можно ставить по-разному. Чего только сегодня не делают с ней новомодные театральные реформаторы! Зрителю предлагаются «Три сестры» – клоунессы, окружённые мутантами в условиях триллера, гоголевская «Женитьба» в формате телевизионного ток-шоу, опера «Руслан и Людмила» с борделем и накачанными массажистами…

– Это всё суета… На самом деле классика, если её правильно прочесть, очень понятна нынешней аудитории, ей не требуется искусственный, как теперь говорят, «апгрейд». Не обязательно героев одевать в джинсы, помещать в нынешний социальный антураж. Не во внешних атрибутах современность, а во внутреннем созвучии со зрителями, сидящими в зале. Это ведь только кажется, что меняются времена, меняется реальность. На фоне ошеломительного технического прогресса человек остаётся тем же, что был во дни Эсхила и Аристофана. Жизнь меняется по форме, но по сути всё повторяется. От судьбы к судьбе. От поколения к поколению. История идёт по кругу. Россия совершает неотвратимые круговые повторы в своём движении. Человек в каждом отдельном случае рано или поздно задаёт себе неизменный вопрос: быть или не быть?

У меня ещё совсем маленькие дети. Сановник Александра II когда-то сказал самодержцу, отменившему крепостное право: «Россия обновится, когда вырастут не поротые на конюшне крестьянские дети. Страна очнётся от рабства, когда поднимется второе или даже третье не поротое поколение». Вот и сейчас в новой России подрастает «не поротый» слой населения. Мои дети будут в этом ряду. Мы стараемся растить их чистыми, искренними, воспитывать во внутренней свободе. А они вырастут – и обступит их российская действительность, совершающая неотвратимый ход по кругам своим, окружит извечная метафизика российских грехов и российских заблуждений. И надо будет им решать свои насущные гамлетовские вопросы, делать свой нравственный выбор. Вот тут-то примеры классического героизма, классического благородства души сослужат свою службу, окажутся им опорой и поддержкой. В этом я вижу миссию искусства. Для этого стараюсь ему служить. На это я, во всяком случае, надеюсь.