С детства Лёва выделялся среди прочих детей. Был он слабенький здоровьем, но задиристый. Больше всего на свете он любил петь и кидаться грязью в соседских мальчишек. Поначалу те пробовали отучить Лёву от этой дурной привычки, но он пускался наутёк ко взрослым с воплями: «Убивают!» Да так привык к этому спасительному слову, что и во взрослой жизни нет-нет да и использовал его. Кинет грязью в кого-нибудь из прохожих и сразу, не дожидаясь ответа, орёт: «Убивают! Всё, убили, нелюди!»

Так что связываться с ним никто не хотел ни в детстве, ни во взрослом возрасте.

Иркутцы были народом милым и добрым. Уступали друг другу всегда и во всём. Так что Лёва, который переехал к ним жить из родных краёв, быстро пробился в начальники. «Раз рвётся – значит, очень хочет. Стало быть, пусть будет!» – всякий раз решали иркутцы и отдавали Лёве сначала одну должность, потом другую.

Так он стал среди них самым главным – губернатором. И первым же своим решением назначил себя генерал-губернатором, наделил правом официально кидаться грязью с крепостной стены: и внутрь Иркутеи – по горожанам, и наружу – по всем, кто подъезжал из провинции.

И всё бы было хорошо, да по старым законам самые важные решения в Иркутее принимал Совет Умников. Лёва против них использовал всё, что можно, но ни на комки грязи, ни на вопли «Убивают!» умники не реагировали.

Но однажды Лёва нашёл волшебный оживляющий порошок.

Главного солдата Лёва вырезал из могучего дуба. Поэтому назвал его Могучим Стариком и поставил строгать новых солдат. Могучий Старик сострогал ещё двух: одного – покрупнее, другого – помельче. Дело дальше не пошло: на запах дуба сбежались все свинки и кабанчики из окрестностей – искали жёлуди. Могучий Старик и его только что соструганное потомство принялись отбиваться. Так на рынке появились колбаски да сардельки. Могучий Старик с сыновьями стали богатеть, а часть вырученных денег отдавали своему хозяину – Лёве, чтобы он кого-то другого заставил строгать новое воинство.

Лёва нанял пару резчиков, те немного потрудились, но дело шло туго: постоянно попадались брёвнышки с сучьями, так что солдатики, не ожив, ломались. Одно бревно попалось особенно строптивое, но из него, к счастью, получилась продолговатая фигурка. Так и назвали – Строптивым. Он канючил, что всегда хотел быть единственным ребёнком в семье, лез под руку и мешал резчикам работать, так что они всё кинули и сбежали от греха подальше.

Что делать? Солдаты нужны, а работать неохота: Лёва не любил много работать, быстро утомлялся. Поэтому часто запирал кабинет изнутри и укладывался на генерал-губернаторское кресло поспать.

Только Совет Умников мешал: вечно долбились в дверь и требовали поставить печать на каком-нибудь документе. То деньги мамашам по случаю рождения третьего ребёнка выделить, то лучшим мастерам Иркутеи, по старости отходящим от дел, – дополнительный пансион. То ещё кому из горожан чего – если дом сгорел или кто-то заболел.

Поэтому дело с войском всё же нужно было довершить. На счастье, при очередном закидывании горожан грязью Лёва вдруг обнаружил, что и не грязь это вовсе, а красная глина, просто сильно размокшая. Взялся за дело да быстренько налепил себе глиняных солдат. Назвал их сначала терракотовым войском – он такое видел в книжке про дальние страны, о жизни в которых теперь всё время грезил во время богатырского генерал-губернаторского сна. Но потом переназвал на местный лад, чтобы никто не обвинил в подражательстве загранице, – Красные.

Как-то приходят поутру члены Совета Умников на службу, а все их места заняты. В президиуме Могучий Старик с сыновьями, в зале – глиняные солдатики. И Строптивый носится между рядами, канючит, что его никто не любит.

Лёва вышел на сцену, хотел речь сказать, да не смог – душа пела. Потому что увидел он, как хороша его армия: почти как настоящие умники – один даже забытые кем-то очки нацепил, а другой газету взял – делает вид, что читает, хотя, если присмотреться, держит её вверх тормашками. От такой красоты Лёва не удержался – запел! «Надежда – мой завтрак зимой… Мой призрак земной, ёлки, как там дальше?»

Войско встало, аплодировали минут десять.

– А теперь делим деньги! – провозгласил Могучий Старик, чтобы успокоить терракотовых солдатиков: от такого усердного хлопанья в ладоши у некоторых уже трещины пошли. – Я так понимаю, что моя колбаса – это главная гордость иркутеев, так что давайте деньги я заберу себе. А эти дурацкие законы, что умники напридумывали, отменяю! Лишнее это всё! А чтобы иркутейцы не возмущались, мы в газетах напишем, что они теперь стали жить вообще хорошо. Где у нас журналисты? Так, нет? Будешь ты, ты и ты!

Могучий Старик ткнул извилистым неровным пальцем в нескольких терракотовых солдат, они тут же вскочили со своих мест, перебежали в дальний угол и начали быстро строчить в блокнотах: «Достигнуты беспрецедентные показатели по доходам населения! Генерал-губернатор пообещал вернуть «безножиковые» надбавки всем, кто согласен жить без ножиков! Спикер парламента Могучий Старик объявил Год свинопаса».

Все зааплодировали, только Строптивый в голос зарыдал:

– Никто меня не любит! Сиротка я!

Могучий Старик тяжело поднялся.

– Теперь решим, как будем управлять территорией. Как закончится наше заседание, каждый пойдёт туда, куда хочет, и где свой красный флажок поставит – там и его земля. Три дня даю вам на то, чтобы разобрать всю территорию Иркутейской провинции.

Строптивый схватил флажок со стола и побежал к выходу.

– Стоп! Как закончим, так и побежим. Пока побудь тут маленько, – приказал Могучий Старик.

Терракотовые солдатики взяли Строптивого под руки и повели на его законное место, на которое он до сих пор ни разу и не присел – некогда было.

Строптивый поёрзал, подскочил:

– К трибуне надо, мысли есть!

Все удивились – никогда такого не бывало, чтобы у этого непоседы мысли были. Пустили к трибуне. Вышел. Обвёл всех долгим взглядом, оценивая на лету, у кого что имеется: у кого карман оттопыривается, а у кого портфель распирает. Потом театрально поднял руку. Взял паузу. И наконец заговорил:

– Ой! Плохо! Можно мне выйти?

– Выйти-выйти, надо выйти, – пропел генерал-губернатор.

Терракотовая публика подскочила и зашлась в аплодисментах.

Строптивый воспользовался секундой восторга и беспрепятственно выскользнул из зала заседаний, на ходу хватая красные флажки со столов терракотовых депутатов.

Первым делом побежал к Изумрудному озеру, которое было за крепостными стенами, расставил там флажки. Возвращаясь, раскидывал их по сторонам внутри крепостной стены: «Туточки я потом лавку открою. Туточки – большой магазин. Туточки – торговый центр!»

Прибежал, уселся.

– Вот уже много веков иркутцев охраняют медведи. Но зачем нам они? У нас же есть мы – лучшее воинство в мире! – Могучий Старик добросовестно читал по бумажке, которую ему подсунул генерал-губернатор. – Медведей – вон из страны!

Терракотовые депутаты подскочили, зааплодировали. Тот, что в очках, даже закричал:

– Браво! Брависсимо! Слава КП, – поперхнулся и закашлялся, издавая свистящий звук «сс».

– Да! Медведей – долой! – продолжал дубовый спикер. – А то перед чужестранцами неловко, вон давеча приезжали к нашему генерал-губернатору и говорят: «Как вы тут живёте? У вас же медведи по дорогам ходят!» А это неправда!

Спикер оторвал взгляд от бумажки, чтобы посмотреть, все ли его внимательно слушают. Но вздрогнул: в дверях стоял огромный медведь, который широко зевнул и не торопясь вошёл в зал.

– А это неправда, – Могучий Старик повторил последнюю фразу ещё раз, лихорадочно придумывая мягкие пути к отступлению. – Нет у нас никаких дорог!

Терракотовый парламент вскочил и начал неистово хлопать. Посыпались черепки – армия рушилась без внешних причин.

– Убивают! – привычно заорал Лёва.

Терракотовые журналисты бросились к телетайпу передавать последнюю новость: «Генерал-губернатор пропал!» n