Анатолий Бызов захвачен фотографией лет с пятнадцати, первый захлёб пережил, будучи старшеклассником, ещё при плёночных, чёрно-белых технологиях. С момента первого щелчка затвором для него миновало полвека. С тех пор, как фотоискусство стало его профессией, мой друг отмерил с камерой в руках больше тридцати лет. В 1990-х Анатолий несколько лет отработал в «Восточно-Сибирской правде». И уже более 20 лет он является театральным фотографом в творческой семье иркутского драматического. За это время он создал целую вселенную красноречивых фотообразов, узнаваемых и непредсказуемых, правдивых и ошеломительных. 65-летний юбилей на самом пороге весны застал мастера в завидном творческом вдохновении, захваченного близкими и дальними планами. О планах на будущее, о накоплениях в прошлом, о безграничной щедрости настоящего момента – о жизни в её неизъяснимой полноте – порассуждаем сегодня с магистром ёмкого кадра.

Ремесло адекватного транса

– Недавно смотрела интервью с Ольгой Свибловой – законодательницей мод в мире арт-фото. Как психолог по образованию, она утверждает, что занятие фотографией – самая лучшая фототерапия. Отношения с миром «я – внутри, я – снаружи» обеспечивают фотографу, неважно – любителю или профессионалу, устойчивое душевное здоровье. Ты согласен?

– Ты знаешь, не задумывался. Но понимаю, о чём она говорит. Эта диалектика – «я – внутри, я – снаружи» – моё естественное состояние, даже если я без фотоаппарата. Всегда и всюду я – пристальный наблюдатель, что бы ни делал, куда бы ни шёл, я вглядываюсь, подмечаю, «фиксирую» для себя всё, что окружает. И мне это очень нравится. Я будто принимаю послания от окружающей реальности, а значит, взаимодействую с ней. Это некий диалог, это познание, это постоянный внутренний отклик. И ни одна из сторон не остаётся нейтральной. Мой центр и внешняя сфера отражают друг друга, обмениваются энергией, информацией, любовью, по большому счёту. И тут нет случайного, мелкого, несущественного. Всё важно: как человек идёт, как он артикулирует, смотрит, говорит. Как ведёт себя пространство, каковы его состояния. Как ложится и дышит свет, как он меняется. Всё содержит смысл, явный или сокровенный. И этот смысл открывается, если правильно смотреть.

– Индийский проповедник Ошо говорил, что наблюдение – это медитация, осознанность – медитация, когда наблюдаемое и наблюдатель проникают друг в друга, становятся одним, начинают общаться на одном языке. «Мы с тобой одной крови, ты и я».

– Где-то очень близко.

– Шаман впадает в транс.

– Обязательно!

– А ты, получается, из него практически не выпадаешь?

– Ну да…

– И мы говорим о психическом здоровье…

– О нём. Ха-ха-ха.

Медитативному стилю работы Бызова мне не раз приходилось дивиться, когда мы в соавторстве ходили с ним на очерки и репортажи для «Восточно-Сибирской правды». Воодушевление, с каким мой коллега мог полдня потратить на портретную съёмку героя во время интервью и специально организованной прогулки, было фантастическим. Неистощимость его внимания и фантазии при иллюстрировании событий, умение уйти от дежурного набора планов восхищали. Предложенные на оценку снимки, сделанные «мимоходом», не по заданию, не для газетного «вала», радовали свежестью и неповторимой теплотой. Так рождались его слава волшебного портретиста, у которого все превращаются в красавцев и мудрецов, его репутация оригинального репортёра, о котором позже кто-то из комментаторов скажет похвальное: «Весь театр – в одном кадре!» Так формировалась его изумительная галерея кадров о городе, в которых Иркутск, такой «знакомый до слёз», вдруг являет нам неожиданные ужимки и выражения.

Вот ветки старой лиственницы над колпачками фонаря у музыкального театра, студёное небо, мелкая крошка снега. Сюжет такой привычный. А Иркутск тут смотрит форменным «японцем», все линии словно складываются в ритмичное хокку. Ещё картинка из моих любимых. Ярко освещённая стена старого дома цвета зелёного мха, тень от козырька над дверью сплетается с долгим изгибом тополиной ветки. Справа в эту историю вот-вот войдёт пешеход в высокой шляпе, одной ногой замешкавшийся за кадром. Атмосфера недолгой солнечной ласки под небом туманного Альбиона, мирный предвечер, скажем, на Бейкер-стрит, даром что это Степана Разина. Может, и города, случается, видят сны друг о друге?

Настройка на режим красоты

– Анатолий, есть устойчивый миф о том, что на твоих портретах нет некрасивых людей. Причём не только на персональных, но и на групповых – и даже на массовых, как с «Бессмертным полком». Как ты можешь объяснить эту мистику?

– Великий Картье-Брессон говорил, что «факт сам по себе не интересен». Если смотреть только на так называемую объективную фактуру лица, на его «фактаж», как сказали бы журналисты, мы мало что увидим. Смотреть надо вглубь. Красота – это не внешность, это трансляция чего-то невидимого глазу вообще. Я обожаю этот процесс – открыть человека во время портретной съёмки. Что тут можно объяснить? Кружишь вокруг него, щёлкаешь, что-то говоришь по ходу. Я в этот момент с волнением жду, когда раскроется цветок души, появится аромат внутреннего мира. Я этого жажду, предвосхищаю, приглашаю, словно мантру, твержу тайком: «Моделей нет, есть человек». Важно быть в этом контакте искренним, бережным, непритворным. Тогда человек идёт тебе навстречу, и что-то в самом деле получается.

А с «Бессмертным полком» – особая история. Я уже года три, наверное, с ним хожу. Потрясающая новая тема. Когда несколько лет назад я готовил цикл о ветеранах, снимал их по домам во всех районах Иркутска, уже тогда их оставалось очень мало. Успел, можно сказать, застать последних участников мировой драмы. Теперь эти люди ушли. И поднялся народный полк памяти. Теперь снимки родных, которые несут их потомки, – говорят вместо ушедших героев, вместо тех, кто уже не скажет о войне. И, как оказывается, они действительно говорят об этой теме, о войне и о нас сегодняших, что-то новое и очень важное. В живой колонне я вижу, как возникают удивительные взаимодействия этих портретов с людьми, друг с другом, тут случаются невероятные мизансцены, успевай только подстеречь. Я снимаю пристально и много. Иногда сразу и не прочтёшь какой-то волнующий момент, увидишь его уже при отсмотре. Пролистываешь потом эти кадры и видишь невероятное: между живыми современниками в полку и теми, чьи портреты они несут, действительно есть живая связь. Не как метафора, а на самом деле! В каком-то очень глубоком смысле, они – это мы. Вот где мурашки-то! И в самом деле, словами уже нечего добавить. Конечно, когда эта насущная, эта священная связь проявляется, там не может быть некрасивых лиц, в этом рыцарском строю.

Весь театр в одном кадре

– Когда ты рассказываешь о съёмке, часто используешь слово «мизансцена». Иногда у тебя проскакивает фраза «декорации города». Терминология театрального фотографа?

– Наверное. Театр, когда с ним связан так близко и так долго, как я, не может в тебя не проникнуть. Но тут, я думаю, шире надо понимать. Мизансцена – словечко точное и ёмкое. А мир, как известно, – театр, все люди в нём – актёры. И не только люди, все объекты выстраивают между собой многозначные отношения, обмениваются какими-то высказываниями, вовлекают друг друга в игру. Моменты, когда эти отношения, эти переклички становятся очевидными, удобнее всего называть мизансценами. Снимки, где эти игровые условия видны, как раз и ценны. В сущности, за ними-то и охотишься, им-то и радуешься, как драгоценным жемчужинам.

– Сразу перед глазами встаёт твой недавний этюд в «Фейсбуке» «Некуда спешить». Тот, что удостоился комментария: «Весь театр – в одном кадре». Рекламный пижон на плакате курит на фоне перевёрнутых стульев закрытого уличного кафе. Такой остроумный «месседж» посреди урбанистического пейзажа!

– Да, вот, казалось бы, мимолётная «наблюдашка». А тема сыгралась сама собой.

– Мы начали с тобой с размышления о фотопсихотерапии. Нынче каждый сам себе такой фотопсихотерапевт-недоучка. Все снимают, как оголтелые. И на доступные цифровые аппараты, и на гаджеты, выкладывают всё это дело в виртуальное поле…

– Понял-понял, лучше не начинай… По поводу этой лавины патологического визуала я как-то раз высказался на своей странице – и хватит, больше не хочу. Картина действительно клиническая. Какая уж тут психотерапия. В пространстве множатся, клонируются миллионы безликих, словно отштампованных по одному шаблону, снимков. И дело даже не в технической, не в композиционной безграмотности. Она-то преодолима при желании. Просто к настоящей фотографии это отношения не имеет. Это какое-то рефлекторное нажатие кнопок, какой-то нервный фототик, что ли. То ли от зацикленности на себе: вот я в магазине, вот я в кино, вот я с моим котом, вот пирожное, которое я заказал в кафе… – и так до бесконечности. То ли от клиповости сознания… Не берусь диагностировать. Зачем документировать всё подряд? Мы ведь уже вспоминали, что факт как таковой в 99% случаев не интересен.

– Интересно то невидимое, что скрывается за ним?

– Конечно же. Я даже спектакли снимаю именно с таким прицелом. Уж там-то, казалось бы, сплошные мизансцены и символы. Но неинтересно просто задокументировать постановку, чтобы её, скажем, через много лет смогли приблизительно представить зрители нового поколения. Не в этом соль. Дорого, когда удаётся поймать что-то такое, что зритель из зала в принципе увидеть не может, что не в силах зафиксировать глаз.

– Как с «Вишнёвым садом», где рядом с Раневской – Тамарой Панасюк – размытым белым бликом словно вибрирует ангел, или душа, или мечта, или сама поэзия сада – что хотите…

– Да, яркий пример. Большая удача, что получился такой нежданный, незаказанный эффект на разнице фокусов. Этот снимок вошёл в альбом, который мы с Сергеем Элояном сделали к 160-летию Иркутского академического драматического театра.

Смотрите сами. Смотрите сердцем

Шедевральный альбом «Мгновения вечности» хочется листать не спеша, медитативно, как он и создавался, подолгу всматриваясь в бережно избранные фрагменты театрального чуда. Сейчас Анатолий с азартом снимает новые спектакли охлопковцев: готовит большую выставку. Иркутяне ещё «не опомнились» от обилия взрывных впечатлений с его недавнего вернисажа «Эхо 90-х». О, какие там узнавались мизансцены и коллизии! Какие роились образы! Квадратные братки в малиновых «доспехах», река напряжённых лиц на митинге, молебен у покрытого лесами Казанского храма… Скоро – 27 марта, в День театра, – в залах «Молчановки» земляки вновь встретятся с любимым автором, который в этот раз порадует нас исключительно как театральный летописец. И это, нет сомнений, будет здорово!

Анатолий любит напоминать, прежде всего себе, что любой портрет, нет, любой снимок, даже не портретный, является автопортретом мастера. В каждую свою работу он вкладывает себя. У живописцев принято оставлять на полотне факсимиле. В сущности, каждый художник, вольно или невольно, оставляет на своём творении факсимиле своей души, своей уникальной личности. «Покажи мне свои снимки – и я скажу, кто ты», – нередко повторяет Анатолий Бызов, человек, который с фотоаппаратом у сердца совершает своё духовное восхождение.

Постучитесь к нему на страничку в социальной сети, идите и смотрите его прекрасные выставки. И вы увидите моего героя яснее и лучше, чем я могу поведать в торопливом газетном темпе. Только не забывайте: факт сам по себе не интересен. Интересно – невидимое. А этому и вы – тоже соавторы.