– Я родился 4 марта 1953 года в 11 часов вечера. Для отца был настоящий праздник – родил первого сына в 30 лет, уже потом на свет появились братья. Мы жили в деревянном доме на улице 3-й Железнодорожной в Глазково. 5 марта он собрал друзей-соседей, накрыли стол, и как раз в это время объявили о смерти Сталина. Представляете состояние тех, кто собрался за столом? А радость-то переполняет! Короче, закрыли ставни, договорились пить-гулять, но ни в коем случае не показывать свою радость. А то обвинили бы, что празднуют кончину великого вождя.

До моих 10 лет мы жили в Глазково, а потом переехали на улицу Постышева. Мама трудилась на железной дороге. Папа, выпускник исторического факультета ИГУ, был на партийной работе: сначала лектором обкома партии, потом – заведующим Домом политического просвещения, заместителем заведующего отделом пропаганды обкома партии. Он был «ядрёным» коммунистом, меня даже Володей в честь Ленина назвали. Семья у нас очень хорошая, родители вырастили нас, троих сыновей, здоровыми, сильными, дали образование. Я за это им очень благодарен.

После школы я хотел поступать на юридический факультет, ведь больше был гуманитарием. Но остановился на металлургическом факультете политеха, потому что мама с папой сказали: «Надо идти туда, перспектив в жизни будет больше». Тогда именно политехническое образование считалось наиболее перспективным, ведь страна созидала – строила заводы, ГЭС, предприятия и так далее. За редчайшим исключением и на работу, и в комсомольские и партийные органы в первую очередь брали ребят-технарей. Считалось, что это люди, которые разбираются в ситуации и могут что-то изменить. А гуманитарии раньше, хоть и считались хорошими людьми, не определяли перспективы развития страны.

– Как познакомились ваши родители?

– Мама из Куйтуна. Её прадед в 1863 году, после польского восстания, был сослан в Сибирь. У мамы 50% польских корней, у меня – 25%. Во время коллективизации маминого отца расстреляли на окраине Куйтуна без суда и следствия за то, что он отказался отдать трёх коров. Причём мама рассказала об этом нам, своим детям, только когда Горбачёв пришёл к власти. Она боялась, что эта информация может повредить нам в жизни. Во время войны мама жила у родственников, они очень бедствовали, потому что до этого у них всё отобрали. Видимо, у этого поколения выработался определённый иммунитет: маме 88-й год, она не только сама себя обеспечивает и обслуживает, но и нам пельмени стряпает, детям булочки посылает.

После войны она решила перебраться в город, окончила курсы бухгалтеров. Как-то вечером пошла к подруге, у которой в гостях был мой будущий папа. Он ушёл, а когда мама пошла домой, увидела, что он её ждет. Причём сначала он её не особенно впечатлил и из-за разницы в возрасте в восемь лет (маме было 20 лет, ему – 28 лет) даже показался староватым. Но потом всё же покорил её сердце, приглашал в кино. Постепенно они начали дружить, а потом поженились.

Дед по отцовской линии Порфирий Матиенко с будущей супругой Евдокией перебрались в Иркутск в 1916 году, вместе они бежали из Украины, из-под Переяславля Хмельницкого. Уехали без ничего. Дед так и не сказал отцу, что произошло: то ли не давали им пожениться, то ли ещё что-то. А через семь лет, в 1923 году, родился мой отец. Получается, что у меня намешаны польская, украинская, русская крови. Я – настоящий сибиряк.

– Значительная часть вашей жизни связана с комсомолом и партийной работой. Как вы думаете, какие ваши качества этому способствовали?

– Удивительно, но в детском саду, школе и даже институте у меня не было потребности как-то себя проявлять. Может, эта пружина постепенно сжималась и выстрелила только после института, когда я начал работать на заводе нерудных материалов в деревне Боково. Я трудился там инженером по обогащению полезных ископаемых. Получал приличные деньги, которые мне, молодому отцу (мы с моей первой женой по большой любви поженились на третьем курсе института), были совсем не лишними.

На заводе никто не горел желанием заниматься комсомолом, мне предложили на общественных началах возглавить комсомольскую организацию, в которую входило 30–40 молодых людей. Мы стали проводить мероприятия, и как-то всё закрутилось. Потом Ленинский райком избрал меня в бюро своего райкома, а через четыре года поступило предложение работать в горкоме комсомола. Я согласился. Думаю, что продвижению по этой линии содействовали большое желание что-то сделать, активность и, наверное, такое качество, как коммуникабельность. Тогда – да и сейчас – я мог с любым человеком найти контакт через 20–30 секунд и спокойно перейти на «ты». Потом меня назначили заведующим организационным отделом райкома, потом – первым секретарём Октябрьского райкома комсомола, потом – первым секретарём горкома и так далее.

В 32 года я внезапно решил с комсомолом завязать, подумал, что пора заниматься «взрослой» работой. Так и вышло – меня избрали секретарём парткома завода № 403 гражданской авиации. Его площадка находилась рядом с аэропортом, сейчас от завода ничего не осталось. Я проработал два года, а затем меня вызвал первый секретарь горкома партии и сказал: «Давай теперь «обкатаешься» на советской работе». Так в 34 года меня избрали заместителем председателя горисполкома. Хотя по тем меркам я для такой должности считался пацаном. Думаю, что к этому решению приложил руку председатель горисполкома Юрий Шкуропат.

А ровно через месяц случилось вот что: первый секретарь обкома комсомола Вадим Ледяев решил зачем-то устроить революцию и отказался перечислять комсомольские взносы в Москву. Его взгрели по партийной линии и отстранили от работы.

Меня вызвал первый секретарь обкома партии Василий Ситников и предложил занять должность Ледяева. Я сначала отказывался под предлогом того, что у меня и так всё хорошо. Отказывался я так ровно три раза, а потом меня опять вызвали и спросили в лоб: «Хочешь себе карьеру поломать? Это твоё партийное задание. Поэтому вперёд и с песней».

Комсомол – это очень счастливая пора, потому что я был молодым, энергия била через край, трудиться было интересно. Мы много делали для подростков и молодёжи. До сих пор поражаюсь тому, как была построена работа. Например, с 1 по 15 сентября мы обходили все квартиры, чтобы выявить ребят, которые по какой-то причине не пошли в школу в новом учебном году. Работа шла в связке со школой. А сейчас сколько таких ребят? И никому дела до них нет. В настоящее время ими занимается лишь комиссия по делам несовершеннолетних. И они только констатируют факт, ведут статистику.

В 46 лет я пришёл работать к Юрию Ножикову заместителем губернатора по социальным вопросам. Вот это было тяжело: в стране был кризис. Потому что месяцами учителя, врачи и другие представители бюджетной сферы не получали зарплату. Я приходил утром на работу, а на крыльце, к примеру, стояло 20 человек – учителя из Черемхова. Я говорил: «Ну заходите». Вот заходят они ко мне в кабинет, мы три часа сидим – разговариваем, обсуждаем, я их успокаиваю. Потом они благодарят за то, что поговорили по душам, есть понимание, что на них не плюют с высокой колокольни. После чего я шёл к Юрию Абрамовичу, рассказывал о ситуации. А затем он сам распределял деньги по врачам и учителям. Это был сложнейший период.

– Как в вашей жизни появился хоккей?

– Когда мы жили в Глазково, сами мастерили себе клюшки и заливали льдом площадку рядом с водокачкой на углу улиц 3-й Железнодорожной и Касьянова. Сам я не слишком хорошо играл в хоккей, но этот вид спорта мне всегда очень нравился. Когда на «Труде» вместо южной трибуны, где сейчас табло, был ещё зеленый забор, мы с пацанами перелазили через него и смотрели матчи. Нам хотелось быть ближе к мастерам из «Локомотива».

Никогда в жизни я и подумать не мог, что настолько близко потом соприкоснусь с хоккеем, буду президентом хоккейного клуба, а команда «Сибскана» будет брать медали, что я возглавлю Федерацию хоккея с мячом Иркутской области. Сейчас мне очень приятно на душе, что сбылась ещё одна моя мечта. В регионе создана детская школа по хоккею с мячом «Сибскана». Она работает в 10 городах области, имеет бюджетное финансирование, тренерские ставки, средства на форму, автобусы для перевозки детей.

– Не могу не спросить вас про ситуацию, когда на чемпионат России по хоккею с мячом среди женщин, стартовавший 2 марта, заявлено всего три команды.

– К большому сожалению, в России женский хоккей находится в кризисе. Страна выруливает только за счёт Иркутской области. Иркутск выставил две команды, одна сборная прибыла из Екатеринбурга, должна была быть команда из Подмосковья, но она не приехала. Но я верю в лучшее – что через несколько лет чемпионаты мы будем проводить с участием пяти – семи команд из Иркутской области. Я хочу сделать всё, чтобы в регионе команд и конкуренции было больше, чтобы все росли. Поэтому приходится строить «социализм» в отдельно взятой федерации.

– Расскажите о проекте строительства ледового стадиона, о котором говорилось на встрече губернатора с президентом России.

– Вопрос по его строительству уже практически решён, строить будет компания из Кемерова, которая заканчивает возведение такого же объекта в Красноярске к Универсиаде. Стадион рассчитан на 6000 мест, стоимость строительства составляет 6 миллиардов рублей. В областном бюджете таких средств нет, поэтому на уровне президента было принято решение, что 75% денег будет выделено из федерального бюджета.

Помимо ледовой арены внутри будут дорожки мирового стандарта для конькобежного спорта, включая разминочную на 100 метров. Конькобежцам будет отдан целый этаж. Как выяснилось, им необходимы индивидуальные раздевалки. Объект планируется построить в 2020 году. Там можно будет проводить не только хоккейные мероприятия, но и чемпионаты мира по конькобежному спорту. Кроме того, он будет универсальным: можно будет растопить лёд и проводить соревнования по волейболу, баскетболу. Уже выбрана площадка для стадиона – недалеко от Ледового дворца, ближе к Ангаре.

– С какими мыслями вы подходите к очередному дню рождения?

– Я ощущаю себя счастливым человеком. Я люблю то, чем занимаюсь. По профессии я не журналист, но мне нравится работать с моими газетами «Байкальские вести» и «Наша Сибскана». Мне нравится моя работа президента Федерации хоккея с мячом, потому что можно проводить огромное количество соревнований, турниров и так далее. Мне такая деятельность ещё с комсомольских времён импонирует. С согласия губернатора я курирую строительство стадиона. Проект масштабный, сложный, но очень интересный.

Но главное, что есть в моей жизни, – это моя семья. У меня четверо детей: сын и трое дочерей. Представляете, как красиво – Тимофей Владимирович, Мария Владимировна, Анастасия Владимировна и Александра Владимировна. Старшие живут в Санкт-Петербурге, они уже взрослые – 44 и 38 лет, младшим, от второго брака, – 19 лет и 12 лет. Причём младшая дочь родилась, когда мне было почти 54 года, а это совершенно другие ощущения. Что в первом браке, что во втором на собрания в школу хожу я. У меня есть две внучки, не забываю и о братьях, племянниках. Кстати, один из них, Александр, работает со мной.

Поэтому 65-летие встречаю в прекрасном настроении, все дни рождения много лет отмечаю «мальчишником». На даче собирается 20 человек, угощаемся фирменным блюдом – пловом. Есть ещё одна «фишка»: аперитив (четверть самогона из гранёных стаканов с квашеной капустой, огурцами, салом и чёрным хлебом) подаётся на улице – на деревенской телеге с соломой и пулемётом «Максим».

Когда мне исполнялось 55 и 60 лет, «Восточка» также брала у меня интервью. Во время крайней беседы корреспондент спросил, чего мне не хватает для полного счастья. В итоге вышла статья под заголовком: «Для полного счастья мне не хватает только пулемёта «Максим». В прошлом году с помощью своих друзей я купил себе этот пулемёт. В нынешнем году у меня новая задумка – сделал на свой день рождения фотоальбом. Собрал фотографии разных лет. Вот здесь с вышки прыгаю, смотрите, как «уголок» делаю. Здесь на морозе кипяток, который выплеснул из кружки вверх, превратился в лёд. Стараюсь жить интересно: хочется что-то сделать, что-то придумать, всё время двигаться вперёд. В этом и есть секрет моей счастливой жизни.