«В силу разных факторов как естественного, так и антропогенного характера биомасса омуля в настоящий момент находится на крайне низком уровне, – своё выступление заместитель главы Росрыболовства начал с того, что констатировал печальную тенденцию. – Мы видим, что за последние годы произошло почти двукратное её уменьшение». Не уточняя источник информации, Соколов, по всей видимости, ссылался на данные Байкальского филиала ФГБНУ «Госрыбцентр». Его сотрудники, проводившие осенью 2016 года учёт заходящего на нерест в Селенгу омуля, насчитали 285 тысяч производителей, что в два раза меньше показателя 2015 года.

«Достигло критического уровня»

Схожие выводы содержатся и в государственном докладе «О состоянии озера Байкал и мерах по его охране в 2015 году». Его авторы учитывают нерестовые стада омуля, которые заходят в Верхнюю Ангару, Баргузин и речки Посольского сора, а также результаты искусственного воспроизводства, отмечая, что численность производителей в речках Чивыркуйского залива, Кичере, Кике, Турке и других малых реках «незначительна и какой-либо заметной роли в формировании промысловых стад не играет». По их информации, в 2015 году их численность составила 2,1 млн рыб. То есть находилась «на уровне минимального значения, отмеченного в 2013 году», и была «существенно ниже среднемноголетнего уровня» в 4,3 млн экземпляров. Биомасса омуля, в свою очередь, сократилась до 11,3 тыс. тонн, тогда как в 1982–2004 годах она составляла 20,5–26,4 тыс. тонн и только после этого начала снижаться.

Результаты тралово-акустической съёмки, которую учёные из Лимнологического института СО РАН проводили в 2011 году, внушают больше оптимизма. Согласно им, численность омуля в обследованной акватории Байкала может превышать 360,47 млн экземпляров, а его биомасса – достигать практически 31,59 тыс. тонн. Эти цифры в значительной степени расходятся с официальными данными. Однако они получены более шести лет назад, когда в докладах о состоянии Байкала только начали фиксировать сокращение популяции омуля. Более того, тогда же обнаружилась ещё одна тенденция: уменьшение официального вылова, который и без того не дотягивает до общего допустимого объёма улова. В 2011 году, по информации из доклада, он составил 1412 тонн, однако к 2015 году сократился уже до 793 тонн. Но параллельно, по экспертным оценкам, значительно вырос нелегальный вылов: с 470 до 710 тонн. Реальные цифры, скорее всего, превышают расчёты специалистов, с учётом которых из Байкала изымают больше рыбы, чем озеро способно воспроизвести.

Основные причины сокращения нерестовых стад омуля кроются в общем снижении его запасов и незаконном лове тех рыб, которые идут на нерест. «Наблюдаемое в течение последнего десятилетия снижение запасов омуля в 2015 году достигло критического уровня и требует существенных изменений в организации промысла и установления дополнительных ограничений», – заключили авторы государственного доклада. В итоге 1 октября 2017 года был введён запрет на промысел омуля. Рыбакам-любителям разрешили ловить его только со льда. Представителям коренных и малочисленных народов запретили добывать рыбу на Байкале и впадающих в него реках с 15 августа по 31 октября, в остальное время разрешив использовать в промысловых районах только сети с определённым размером ячеи. Подобные меры предпринимаются уже не в первый раз – с 1969 по 1975 год действовал полный запрет на лов омуля, ещё шесть лет на озере проводили только научную разведку. Как следствие, численность нерестовых стад выросла с 3,6 до 5 млн рыб.

Три года превращаются в пять лет?

Запрет, вступивший в действие в октябре, установлен на три года. «Обоснование было на пять лет, – уточнил Соколов. – Мы всё-таки считаем, что, скорее всего, так и будет.Но программа пока трёхлетняя». За это время, ожидают в Росрыболовстве, численность рыбы и её биомасса могут увеличиться на 15%. То есть примерно на 300 тыс. экземпляров и 1,7 тыс. тонн соответственно, если исходить из опубликованных в госдокладе о состоянии Байкала цифр. «Для того, чтобы омуль вышел из депрессивного состояния, необходимо, конечно, наладить искусственное воспроизводство», – подчеркнул Соколов. В Бурятии им занимаются три рыбоводных завода – Баргузинский, Большереченский и Селенгинский.

До 2016 года они подчинялись АО «Восточно-Сибирский научно-производственный центр рыбного хозяйства», а затем были переданы Байкальскому филиалу «Главрыбвода». Основные фонды предприятий в значительной степени изношены, так что их мощность далека от проектной. Исходя из первоначальной редакции федеральной целевой программы «Охрана озера Байкал и социально-экономическое развитие Байкальской природной территории на 2012–2020 годы», их должны были реконструировать в 2014–2017 годах. При этом выпуск молоди омуля и на Баргузинском, и на Большереченском заводах увеличился бы до 8 млн экземпляров. Однако на деле решение о том, чтобы заложить в программу средства на разработку проектно-сметной документации, было принято только в ноябре прошлого года. А «законтрактовал» их «Главрыбвод» уже в декабре. «В 2019 году проектно-сметная документация и Главгосэкспертиза будут пройдены, работы уже начаты, – заверил заместитель главы Росрыболовства. – В связи с этим необходимо предусмотреть в целевой программе капитальные вложения для начала реконструкции в 2019 году. В 2019-2020 годах заводы реконструируют, они увеличат в разы свою мощность». При этом во время модернизации предприятия продолжат работать. Параллельно на Большереченском заводе и рыбоводном пункте «Белые воды» проводят эксперимент по подращиванию молоди омуля. В прошлом году на них заложили в два раза больше икры, чем два года назад, так что предстоящей весной количество выпущенных в Байкал мальков удвоится.

Федеральная программа изначально также предполагала создание в 2015–2018 годах мобильного центра охраны водных биоресурсов озера. Иными словами, покупку одного судна, десятка катеров и двух беспилотников. Но если в 2012 году для этого предусмотрели 142 млн рублей, то в дальнейшем соответствующая строчка из программы исчезла. «Мы предлагаем её вернуть и существенно усилить рыбоохрану на Байкале», – заключил Соколов. Пока же Ангаро-Байкальское территориальное управление Росрыболовства обеспечено необходимой техникой лишь на 40%. Что не помешало его работникам, в том числе в сотрудничестве с Федеральной службой безопасности, в прошлом году изъять у браконьеров более трёх тонн омуля. Ещё две тонны обнаружили полицейские.

«До сих пор охотничеством занимаемся»

Если с необходимостью расширения деятельности рыбоводных заводов и борьбы с браконьерством никто из членов комиссии не спорил, то предложение «совместно с Минприроды рассмотреть изменения, в том числе в правила рыболовства, и открыть промысел» байкальской нерпы у кого-то вызвало протест. Позиция Росрыболовства такова: «расплодившиеся» тюлени, популяция которых достигла едва ли не 100 тысяч особей, потребляют слишком много омуля и представляют угрозу для его воспроизводства. Однако научный руководитель Иркутского научного центра СО РАН Игорь Бычков напомнил, что комплексный учёт нерпы в последний раз проводился более десяти лет назад, к тому же её численность была определена с погрешностью 20%: «Это может быть и 80 тысяч, и 120». А кто-то из учёных, находившихся в зале, отметил, что прямой взаимосвязи между популяцией омуля и численностью нерпы нет. «Я об этом не говорил, я говорил о трудоустройстве рыбаков [оставшихся без работы в силу запрета на лов омуля], – тут же ответил Соколов. – Считаем, что это будет определённая компенсация в этой части».

Тезис о необходимости регулирования численности бакланов, который вызвал менее острую полемику, обошёлся без подобных поправок. Точку если не в решении проблемы сокращения популяции омуля, то в её обсуждении на отдельно взятом заседании поставил директор Байкальского музея ИНЦ СО РАН Владимир Фиалков, чей доклад был посвящён другому вопросу. «Пора уже нам заняться аквакультурой, – заключил он. – Мы всё-таки в лес за мясом уже не ходим, а с рыбой до сих пор охотничеством занимаемся».