Повезло с «Восточкой» и мне, тогда пилоту Гражданской авиации, выпускнику Бугурусланского лётного училища. Повезло благодаря Владимиру Ивашковскому – заведующему отделом редакции газеты, удивлявшему многих своими знаниями, феноменальной памятью, необыкновенной мобильностью, умением находить неожиданные темы и привлекать в газету толковых, как тогда говорили, рабселькоров.

Познакомились мы с ним зимой 1972 года сразу же после прошедшей в Иркутске очередной конференции «Молодость, творчество, современность». Встретились на автобусной остановке, которая находилась рядом с редакцией. С ним был заместитель редактора Валерий Павлович Никольский. Оба в очках, невысокие, с круглыми лицами, они о чем-то оживлённо переговаривались. Увидев меня, Володя улыбнулся, подошёл и, протянув руку, представился:

– Ивашковский…

– Я вас знаю, – сказал я.

– Ну кто в нашем городе не знает русского сына бурятского народа! – засмеялся Никольский.

Володя, точно мы были знакомы сотню лет, тут же представил меня своему спутнику. Через несколько секунд я с удивлением узнал, что пишу хорошую прозу, и Никольский тут же предложил мне приносить в редакцию заметки, очерки об авиаторах, о том, что я видел, летая на Север. Такого предложения я не ожидал.

– Можно попробовать, – неопределённо ответил я.

– А чего пробовать? – сказал Ивашковский. – Возьми и напиши.

Первый очерк о своём бортмеханике – участнике Великой Отечественной войны Николае Григорьевиче Меделяне – я принёс в редакцию через несколько дней. Володя взял написанные от руки листки и сразу отнёс в машинописное бюро.

– После машинки текст читается по-другому, – обьяснил он. – Видны все огрехи.

Прошло немногим более получаса, я вычитал текст и отдал обратно Ивашковскому. Каково же было моё удивление, когда буквально на другой день я увидел свой очерк в газете. Назывался он «Туман на взлётной полосе». Название придумал Володя.

И тогда я впервые ощутил, что такое литературная слава. На послеполётном разборе ко мне начали подходить друзья-лётчики с некоторым удивлением, мол, откуда что взялось, внимательно, точно в самый последний момент в тумане разглядели выскочившую на взлётную полосу корову, осматривали меня, с особым интересом расспрашивали…

В следующий раз газета напечатала материал о вертолётчике Ярошенко, который обслуживал строителей БАМа. Потом я приносил очерки и зарисовки о командире отряда Валентине Ивановиче Свиридове, своих товарищах по лётной работе, своих школьных друзьях. Вспомнил ещё лётчиков-фронтовиков, которые учили меня летать: Петра Дмитриевича Фролова, Василия Касьяновича Ерохина, Василия Васильевича Васильева.

Также в «Восточке» были опубликованы мои первые рассказы «Аэропорт Шевыкан» и «Оленьи камусы». Володя же посоветовал мне объединить очерки в единый сюжет – как бы в единый полёт. Что я и сделал. Этот очерк, названный «Непредвиденная посадка», сначала был напечатан в журнале «Наш современник», а позже он дал название моей первой книге, которая вышла в Восточно-Сибирском книжном издательстве. С нею я поехал на Всесоюзное совещание молодых писателей, по ней был принят в Союз писателей СССР.

Завязавшаяся между мною и Ивашковским ниточка превратилась в натоптанную тропу в редакцию газеты. Кого только мы не встречали в её коридорах! Сюда заходили, пожалуй, все приезжающие на гастроли артисты, писатели, спортсмены и другие знаменитости. Здесь я познакомился с композитором Александром Морозовым, клоуном Леонидом Енгибаровым, старшим тренером сборной страны по хоккею с мячом, неоднократным чемпионом мира и Советского Союза Вячеславом Соловьёвым, двукратным олимпийским чемпионом по боксу Борисом Лагутиным…

Чего греха таить, частенько после рейса, когда впереди были выходные, мы по пути из аэропорта экипажем заезжали в редакцию, доставали припасённые к таким визитам ряпушку, муксун, копчёную колбасу и накрывали для журналистов стол. Володя давал команду: «Свистать всех наверх!» Тут же к нему в комнату набивалась почти вся присутствующая на тот момент редакционная братия. Были лёгкие тосты за нашу авиацию, за лётчиков и журналистов, затем начинали обсуждать очередную публикацию в газете, припоминали курьёзные случаи из лётной и журналистской практики. По этому поводу мой второй пилот Витя Васнихин позже напишет шутливые строки:

Я ел и пил в «Восточке»,

Хотя не написал ни строчки…

Признаюсь, с журналистами было проще и намного интереснее, чем с писателями. Ну хотя бы потому, что здесь никто не мнил себя Достоевским. Как-то во время очередной посиделки я, смеясь, поведал Володе, что устал от постоянных вопросов, которые то и дело мне задавали коллеги: как это я взялся писать книги, не имея на то специального литературного образования?

– А ты возьми и спроси у них, было ли литературное образование у Льва Николаевича Толстого или у Антуана де Сент-Экзюпери? – засмеялся Ивашковский. – И был ли членом Союза писателей Николай Васильевич Гоголь?

Но, помолчав, произнёс:

– А впрочем, в этих вопросах есть свой резон. Думаю, что литературное образование тебе не помешает…

Поразмышляв немного, я забрал документы из Киевского института инженеров Гражданской авиации и отнёс в Иркутский университет на отделение журналистики. Володя моё желание поддержал и повёл к Павлу Викторовичу Забелину, который в ту пору возглавлял кафедру журналистики на филологическом факультете.

– Вот, привёл к вам студента! – сказал Ивашковский Забелину. В то лето, сдав экзамены, я стал студентом университета.

С Ивашковским мы однажды даже слетали на остров Удд в Охотском море. Там почти полторы сотни лет назад капитан Невельской основал первый российский пост на берегу залива Счастья. Много позже и я напишу о Невельском. Геннадий Иванович станет героем моей пьесы о Святителе Иннокентии. Сегодня тот остров носит имя Валерия Чкалова, который, совершая беспосадочный перелёт из Москвы, произвёл на нём вынужденную посадку. Мой друг – командир Николаевского объединённого авиаотряда Валера Долматов – доставил нас туда на вертолёте. На песчаном и безлюдном острове трудилась рыболовецкая бригада авиаторов. Взяв на себя роль экскурсовода, Долматов показал нам, где располагался пост Невельского, провёл по песчаной косе, на которую садился Чкалов, затем мы спустились к берегу небольшой перегороженной сетями речушки. Нас поразило, как идущую на нерест кету рыбаки прямо из воды вилами перегружали в ковш небольшого трактора и отвозили на разделку к двухсотлитровым металлическим бочкам…

Почему я вспомнил этот эпизод? Немало уже повидавший в своей жизни Володя Ивашковский взахлёб рассказывал своим товарищам, как нас встретил и возил по Хабаровску знакомый всем журналистам по Усть-Куту Игорь Спиченко. Именно он предложил нам съездить на Волочаевскую сопку, где в 1922 году прошли одни из последних боёв гражданской войны. На обратном пути он завёз нас в пограничный отряд. После встречи с личным составом нас на катере перевезли на правый берег Амура и устроили рыбалку. За полчаса мы удочками наловили ведро рыбы, которая, когда её подсекали, крякала, как утка. Называлась она амуром, из неё получилась наваристая уха. Пограничники решили нас побаловать и добавили в закипающую воду дикую утку.

– Такую уху я ещё не пробовал ни на Охотском море, ни на Байкале! – то и дело восклицал Володя.

Там же, у высоких берегов Амура, где «часовые Родины стоят», Володе выпал особый фарт: он подсёк серебристую сёмужку. Надо было видеть, как он радовался своей удаче, никогда ещё ему не попадалась такая большая и красивая рыбина…

Запомнилась наша последняя поездка с ним в посёлок Белореченск к Илье Алексеевичу Сумарокову. Стоял октябрь 1994 года. С нами были Валя Распутин, Слава Филиппов, Валера Игнатов… Мы посидели на берегу Белой, попили чая, поговорили за жизнь, затем на обратном пути остановились в сосновом лесу. Через несколько минут смотрим – Володя несёт грибы. В правой руке он держал крепкий и чистый рыжик. На лице у него была радостная ребячья улыбка. И здесь ему, как и когда-то на Амуре, выпал фарт. Он показал нам рыжик и добавил, что привезёт его жене Тамаре, которая, по его словам, очень любит грибы.

– Остаюсь с грибами и природой. Русский сын бурятского народа, – пошутил Володя.

Мы знали, что он серьёзно болен, ещё летом в Култуке в гостях у Филиппова его укусил энцефалитный клещ. Вскоре Ивашковского не стало. Ему не было и 55 лет…