издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Кендрик Уайт: «Один человек способен изменить мир»

Построить экономику нового поколения в России – задача реальная. К этому есть все предпосылки, нужно лишь не забыть грамотно их использовать, не игнорировать международный опыт и не замыкаться в себе, а ориентироваться на глобальные рынки. В этом уверен основатель и генеральный директор ООО «Марчмонт капитал партнёрс» Кендрик Уайт. Человек, за плечами которого опыт поддержки многих успешных проектов в разных отраслях – от пищевой промышленности до высоких технологий. В конце февраля Кендрик Уайт принял участие в качестве ключевого эксперта во встрече Школы экологического предпринимательства – образовательного проекта En+ Group и фонда «Возрождение Земли Сибирской».

Ещё на встрече с участниками Школы экологического предпринимательства, которая проходит в коворкинг-центре, Уайт признаётся, что впервые прилетел в Иркутск. «Это чудо: я первый раз в городе – и сразу вижу такой коворкинг-центр, – говорит он. – Вы молодцы, это очень здорово. Но надо понимать, почему власти не могут построить инновационную экономику: они не до конца понимают, как её строить. Есть мандат от Медведева, от Путина, но люди не знают, что делать». Универсальных рецептов действительно нет, но отдельные решения уже доказали свою эффективность в отдельных странах. Как система бизнес-ангелов – инвесторов, готовых вложить деньги в проекты из области высоких технологий на ранних этапах их развития, – посевных и венчурных фондов. «Конечно, просто воссоздать здесь американскую модель нельзя, – подчёркивает Уайт. – Но игнорировать международный опыт тоже нельзя. Россия должна использовать его, просто адаптировав под свою экосистему».

Наш собеседник знает, о чём говорит: с начала работы в администрации Нижнего Новгорода в качестве советника по развитию малого и среднего бизнеса в 1992 году он помог «взлететь» не одной идее, превратившейся в успешный проект. Хотя и шутливо признаёт, что за это время «не очень хорошо» выучился русскому, так что в его речи проскальзывают иностранные слова, лишь подтверждающие его же высказывание: «Английский язык похож на доллар, на нём легче разговаривать о бизнесе, а русский язык напрямую обращается к душе человека». И действительно, термины из делового мира лучше звучат на языке оригинала.

– Мистер Уайт, в одном из интервью вы говорили, что 25 лет назад с радостью приняли предложение о работе в России, потому что хотели научить русских предпринимательству. Какие результаты принесла эта учёба за четверть века?

– Я полностью доволен тем, что получил в России за эти 25 лет. Бакалавриат я закончил в Стетсонском университете во Флориде, а потом полгода учился в Лондонской школе экономики. Моя работа на степень бакалавра была по экономической системе СССР. В 1984 году я делал прогноз о том, что будет с Советским Союзом, учитывая зависимость от экспорта нефти, чрезмерную бюрократию и уровень коррупции. И посчитал, что к 2000 году страна будет банкротом. Спрогнозировал неправильно – это случилось в 1991 году. Годом ранее я получил степень MBA. Как раз в то время, когда были Ельцин, Гайдар, Явлинский. Я тогда подумал, что рыночная экономика за 500 дней – это crazy idea (анг. – сумасшедшая идея) . Необходимо 40 лет на то, чтобы построить рыночную экономику на фундаменте Советского Союза. Потому что нужно новое поколение людей. Это самое важное. Советские люди не учились бизнесу и финансам, не учили экономику – у них был Карл Маркс, совершенно другая система. Как они могут сразу адаптироваться к рыночной экономике? Я боялся, что, как только Немцов откроет Нижний Новгород, сразу появится множество акул – иностранцев, которые хотят подешевле скупить российские активы и бросить страну. И эксперимент по строительству рыночной экономики обернётся неудачей. Поэтому я очень хотел попасть в Россию и сразу согласился на предложение поработать советником у Немцова и в «ЭПИцентре». Потом были PricewaterhouseCoopers и Российский приватизационный центр. Я всегда старался работать с молодым поколением. Потому что несколько раз сталкивался с крупными бизнесменами и прекрасно понял, кто такие в большинстве своём «красные директора» – люди, которые будут красть до конца, есть, пока не лопнут. Поэтому я всегда стремился поддержать молодёжь, показать ей, как делать бизнес, как общаться с иностранными инвесторами, как приводить наиболее сильные аргументы в свою пользу. Я хотел, чтобы эти люди стали лидерами экономики России.

– А есть конкретные примеры?

– Если я сейчас посмотрю на прошедшие 25 лет, то, например, есть мой бывший студент, купивший ОАО «Ниж­фарм». Его пример – это гарвардский case study (модель для обучения других специалистов в той или иной отрасли. – «СЭ».). Вы просто посмотрите в Интернете, кто такой Андрей Младенцев, – это крупный инвестор. Моим самым первым клиентом в Нижнем Новгороде был Альберт Гусев, основатель компании «Сладкая жизнь». Он хотел создать магазин в западном стиле, который бы отличался от советских образцов. И я ему в этом помогал. Потому что мои родители были богатыми, но папа всё равно хотел, чтобы я работал. И с 16 лет я трудился в магазине типа «Спара». Собирал сумки с продуктами. К 18 годам я исполнил, кажется, все функции в этом магазине. Когда ко мне пришёл Альберт Гусев и сказал, что хочет создать что-то подобное, оставалось только ответить: «О, я знаю этот бизнес!» И сегодня руководитель «Сладкой жизни» и «Спар Средняя Волга» – это просто суперзвезда в мире предпринимательства. Оглядываясь назад, я вижу ещё один пример – из области производства снеков, закусок. В 1999 году ко мне пришли три человека – Саймон Данлоп, Дмитрий Васильев и Виктор Фрумкин, которые хотели создать крупнейшую в России компанию в этой отрасли. Я сидел с ними и разговаривал, вот как с вами сейчас, и видел огонь в их глазах. Поехал посмотреть их офис – помещение под землёй, наверное, 25 квадратных метров, где сидят бабушки и пакуют сухарики. Продажи – несколько тысяч долларов. Я поддержал их, помогал с инвестициями. И через четыре года продажи компании «Бриджтаун фудс» составили 140 миллионов долларов. У них были фабрики во Владимире, Новосибирске, на Украине и в Казахстане. Они на рынке обошли ООО «Фрито-Лей». Другой пример – мой первый и очень удачный проект в области высоких технологий ОАО «Морион». Это просто фантастика – кварцевые генераторы, которые используются в системах стабилизации спутников. Инвестиции в 700 тысяч долларов через четыре года вернулись 10 миллионами долларов прибыли. Нашу долю мы потом продали Газпромбанку. Ещё был «Центр речевых технологий». У них была методика, над которой когда-то работали в КГБ: механизм, позволяющий очистить от посторонних шумов, скажем, разговор двух людей в ресторане. Примерно в 1995-1996 годах мы начинали использовать её для того, чтобы компания, которая купила, к примеру, 20 часов радиорекламы, могла удостовериться в том, что именно столько времени ей предоставили в эфире. «Центр речевых технологий» поначалу работал только в России, но всего за полгода их технология была распространена по всей планете.

– Получается, что представление о том, что у русских нет предпринимательской жилки, что они в большинстве своём не умеют заниматься бизнесом, – это всего лишь стереотип?

– Конечно. Я всегда хотел создавать case studies, истории успеха. Ведь что нужно больше всего молодым людям с идеями, чтобы они не потеряли надежду, интерес и цель в жизни? Нужен пример. И поэтому очень важен ментор – человек, который даёт не только деньги, но и опыт, надежду, моральную поддержку. Многим людям просто нужно общаться с более опытным человеком. И я всегда любил и люблю играть эту роль. Потому что уверен: у России может быть очень сильная инновационная экономика. И я очень сильно хочу, чтобы Россия и Америка дружили между собой. Я родился в 1963 году, ровно через девять месяцев после Кубинского кризиса. Мы с мамой и папой жили во Флориде. Родители рассказывали, что во время кризиса они были уверены – вот он, конец света. Холодная война – это очень серьёзно.

Я вспоминаю своё детство, когда лет в десять нас в школе учили прятаться при бомбардировке и объясняли, что советские ракеты убьют нас. И в то же время у моей мамы, художницы, была учительница из России, из Петербурга, по имени Татьяна. Очень элегантная женщина, просто невероятная. Мама её обожала, мы много общались. И вот я видел отношение к нам реального русского человека на фоне радиопередач и телепро­грамм, в которых нам в духе Рейгана объясняли, что Советский Союз – империя зла. Тогда я спросил у папы: «Почему Советский Союз – это зло?» Он ответил очень мудро: «Америка не против русских людей, это противостояние экономических систем – открытого рынка и закрытой плановой экономики». Через какое-то время, когда мне было 16 или 17 лет, папа спросил, кем бы я хотел стать. Кто-то сказал бы «космонавтом» или «врачом», но я заявил, что хочу быть экономистом и изучать разницу между экономическими системами. С того момента это стало целью моей жизни.

Я всегда верил, что один человек способен изменить мир. Поэтому работал с Нем­цовым и Явлинским, занимался реальной практикой. И очень горжусь этим. Да, было тяжело, да, мы с женой не стали миллионерами, но я получил огромное удовлетворение от жизни.

Я понял, что Россию нельзя изменить давлением с другой стороны. Америка не может наложить санкции и ждать, что страна изменится, – это неправильно. У России будет естественная ответная реакция. Нравится Путин или нет – народ будет против санкций, это очевидно. Россию может изменить изнутри только новое поколение. Потому что рыночная экономика – это отдельные люди. Это экономика «снизу вверх», а не «сверху вниз», как это было в СССР. Россию нельзя изменить, но она сама найдёт компромиссную систему. Я знаю многих людей во власти, которые это понимают. Они говорят: «Мы не можем построить инновационную экономику, если народ не согласен». Народ должен брать ответственность на себя. Но, к сожалению, многие хорошие люди хотят, чтобы царь решил их трудности, а они только будут чай попивать целыми днями. Это большая культурная проблема. Большая, чем менталитет холодной войны – и в Америке, и в России он есть у людей старше 60 лет. Но молодое поколение, я думаю, не хочет санкций, они построят нормальные взаимоотношения. Надо просто подождать. Я уже говорил, что Россия может стать нормальной рыночной экономикой за 40 лет. Процесс начался 25 лет назад, надо ещё 15 лет, я уверен.

– Ваша компания выпускала обзоры российских регионов для инвесторов, но Иркутская область в них не упоминалась. Что можете сейчас сказать о ней?

– Мы занимались обзорами семь лет назад. В первую очередь моя цель – заниматься инвестициями, а не медиа-бизнесом. Поначалу «Марчмонт капитал партнёрс», созданная десять лет назад, была чисто консалтинговой компанией. Потом я хотел собрать собственный инвестиционный фонд, но понял, что не могу его сделать только в Нижнем Новгороде. Так появились офисы в Екатеринбурге, Новосибирске и Ростове-на-Дону. В 2008 году я готов был создать инвестиционный фонд в 50 миллионов долларов, но финансовый кризис стал очень большим ударом, из-за которого бизнес едва не умер. Пришлось закрыть офисы в регионах. И я решил, что не надо делать журнал, если есть Интернет. Пять лет занимался веб-сайтом. Мы рекламировали российскую инновационную экономику для иностранных инвесторов. Накопили архив в 28 тысяч статей, аудитория моего блога – 27 тысяч человек. Я хочу, чтобы инвесторы оставались в России, потому что, если они уходят, за ними уходят люди. А мне нужно, чтобы люди оставались здесь. Может быть, это моя главная цель. Если говорить об Иркутске, то пока могу сказать, что у вас мне было интересно.

– Во время своего выступления вы говорили, что нельзя игнорировать глобальные рынки. Глобализация, на ваш взгляд, – это объективная тенденция? Будет ли мир продолжать стремиться к ней?

– Моя любимая тема. Я – человек, который верит в общую тенденцию к глобализации. Последние 20 лет она развивалась с огромной скоростью. Есть множество объективных аргументов в пользу этого пути. Это тенденция, от которой нельзя отказаться. Но есть те, кто выиграет от глобализации и кто проиграет. Проиграют производственные рабочие, потому что глобализация тесно связана с автоматизацией и роботизацией. К сожалению, прогрессивные либеральные экономисты, и я в том числе, позабыли о них. А Дональд Трамп в этом смысле – политический гений, который правильно оценил тот факт, что за последние 20 лет многие американцы потеряли свою работу. Сразу оговорюсь, что я не люблю Трампа и считаю его очень опасным человеком. Как рядовой американец я против него, но я буду поддерживать его в построении нормальных отношений с Россией, ведь это – моя цель. На мой взгляд, главная проблема XX века была в политике, которую вели Билл Клинтон и Строуб Тэлботт. Им нужно было на другом уровне строить отношения с Россией. В девяностых годах я был в Вашингтоне и пришёл в администрацию Клинтона с предложением о том, что нужна программа поддержки независимых институтов в России. Мне там ответили: «Зачем вам инвестировать в Россию? Вам это не надо». То, что сейчас говорит Трамп, мне тоже не нравится. Вот представьте, что вы всю жизнь работали на автомобильном заводе в Детройте и чувствуете, что вам живётся всё хуже и хуже. А он говорит: «Я сделаю так, что у тебя всё будет хорошо». И ты веришь ему, потому что он предлагает тебе чудо. Но он говорит неправду – прежнего Детройта уже не будет, придёт автоматизация. Выиграет Китай, который сегодня вкладывает в высокие технологии и «зелёную энергетику». Нам тоже нужна экономика XXI века с долгосрочными рабочими местами вроде программистов и специалистов по инжинирингу. А Трамп живёт в XX веке, если не в XIX-м.

– Но за это время маятник российско-американских отношений качнётся в обратную сторону?

– Я оптимист. Я уверен, что на нашей планете есть разумные люди, которые направят эту ситуацию в правильное русло. Свою работу в отношениях Америки и России я буду продолжать. Потому что хочу заниматься инвестициями в России и отсюда строить глобальный бизнес. И если при этом можно наладить отношения с Америкой – это здорово лично для меня.

 

Фото автора

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры