Здание по адресу Свердлова, 22, находится практически в самом серд­це Иркутска – буквально за пять минут неспешной прогулки оттуда можно добраться до художественного музея, цирка или центральной улицы Карла Маркса. Большинство горожан знают этот дом по огромной фасадной вывеске «Тихвинское колесо» – ничем другим здание, потерявшееся среди других построек, вроде бы не примечательно: ни богатой отделки внешнего декора, ни ярких цветов. Но стоит внимательнее присмотреться – взгляд подмечает необычную форму с закруглённым фасадом и не типичный для исторического центра архитектурный стиль. В этом и кроется намёк на особенность «непримечательного» дома, построенного в начале 1930-х.

Тем, кто больше знаком с историей города, здание на пересечении Сверд­лова и Сухэ-Батора  известно под названием «Дом работников партактива». Оно является не только единственным иркутским домом-коммуной, но и частью так и не воплощённого в жизнь проекта соцгородка, который должен был появиться в квадрате улиц Пролетарской, Горького, а также упомянутых Сухэ-Батора и Свердлова.

Пролетарский план

Одним из главных направлений утопии, популярной в раннюю эпоху СССР, было создание коммун. Так воплощалась в жизнь идея о том, что гражданин страны победившего социализма должен быть лишён индивидуалистических инстинктов. В том числе в вопросах личного пространства и быта. Подобную мысль ещё в 19 веке высказывал французский философ Фурье, в честь которого названа одна из иркутских улиц. Он выдвинул идею о создании «фаланистера» – здания, приспособленного для жизни коммуны с более чем полутора тысячами членов. Там люди могли бы существовать по принципам коллективизма, отказавшись от ведения индивидуального быта, института брака и всего того, что могло помешать формированию новых людей.

«Фурье представлял свои «фаланстеры» как некие специально построенные дома-города в 3–5 этажей с общими помещениями для отдыха, образования, детских игр и частными апартаментами для каждого члена фаланги», – отмечает доктор исторических наук, профессор, научный консультант СЗ НИИ «Наследие» Наталия Лебина в своей статье, посвящённой данному вопросу. Упоминание о «фаланстере» можно найти не только в трудах зарубежных философов, но и в русской литературе второй половины позапрошлого века – в работах Достоевского и Чернышевского. Несмотря на то что идеи Фурье нашли поддержку среди современников, ни один подобный проект, основанный на принципах утопического социализма, долго не просуществовал.

Впрочем, это не помешало новым попыткам их реализации – уже в 20 веке. Теми, кто вдохнул новую жизнь в идею создания «фаланстеров», стали большевики: они и дали феномену новое имя – дом-коммуна. Вождь мирового пролетариата Владимир Ленин в своих черновиках высказывался против того, чтобы каждый человек обладал отдельным жильём, даже в виде отдельной комнаты. «Однако утопическая теория вошла в противоречие с социальными реалиями, – утверждает Наталия Лебина. – Следует заметить, что к 1917 году в Петрограде и ряде других городов существовали формы жилья, которые с определённой долей натяжки можно рассматривать как дома-коммуны. Это рабочие казармы. Личное имущество здесь носило примитивный характер, стиль повседневной жизни также был лишён элементов приватности».

Первые жилые коммуны появились стихийно. Например, после революции представители большевистской элиты заселили здание питерской гостиницы «Астория», основав там первый Дом Совета, имевший структуру общежитий с отдельными комнатами, общей столовой и общими кухнями и предназначенный «исключительно для постоянного проживания советских служащих по ордерам». В таком формате гостиница просуществовала до начала 1920-х.

Большой проект

Дома-коммуны в качестве архитектурных проектов, подкреплённых идеологической составляющей, появились в СССР, когда в сферу общественных обсуждений вновь вернулась идея о появлении человека нового формата. Воспитать его в старых интерьерах и привычных планировках было признано невозможным. В 1926 году организаторы всесоюзного конкурса архитектурных проектов поставили задачу «проникнуться новыми запросами к жилищу и возможно скорее дать проект такого дома с общественным хозяйством». Два года спустя свет увидел особый документ – «Типовое положение о доме-коммуне». Важнейшей его составляющей было требование к новым жильцам отказаться от мебели и предметов быта, накопленных предыдущими поколениями. Так воплощалась идея коллективизации жилищного быта.

Старт архитектурному проектированию домов-коммун дало постановление Пленума Стройкома РСФСР образца 1928 года. Уже год спустя архитектор и экономист, сотрудник Генплана СССР Сабсович утверждал: «При социализме не будет противоположности между городом и деревней, на смену мегаполисам и захолустным деревенькам, лишённым современных удобств и завоеваний культуры, придёт «соцгород», построенный на основе обобществления быта. Его будут составлять здания общественного назначения и «жилкомбинаты» – дома-коммуны», – цитирует его в своей диссертационной работе образца 2014 года иркутский исследователь Василий Лисицын. При проектировании зданий такого типа создавалась полная инфраструктура обслуживания жильцов таких домов. При этом архитекторы стремились не только по-новому организовать быт их жителей, но и создать новый облик жилой застройки, которая бы отличалась от построек прошлого, подчёркивая новый уклад жизни.

В столице Восточной Сибири идею зданий для коллективного быта проводил архитектор Казимир Миталь, который также известен, как автор проекта гостиницы «Сибирь». В 1928 году на заседании Горсовета он представил план соцгородка в центре Иркутска. Проект представлял собой строительство десятка новых домов – четыре из них рассчитаны на 24 квартиры, ещё шесть – на 16. «Кроме этого, на месте сгоревшего пассажа купца Второва (угол улиц Пролетарской и Горького) и бывшего магазина Стахеева планировалось построить дом-коммуну с яслями, конференц-залом на 200 человек и жилыми помещениями на 300 человек», – перечисляют иркутские исследователи феномена домов-коммун.

– На самом деле, к сожалению, этот этап развития архитектуры Иркутска почти неизвестен, – отмечает Марк Меерович. – Информации крайне мало, и если кто-то сможет по крупицам найти и собрать её – внесёт большой вклад. Доподлинно известно, что дом-коммуна должен был появиться на месте здания, где теперь расположены региональные структуры (включая региональные мин­экономразвития, минЖКХ и минсельхоз), помимо яслей и подвальной котельной его инфраструктура включала тепловую станцию, центральную душевую общего пользования, прачечную, мойку, паровую, сушилку и гладильную.

«Дровяные сараи, погреба-ледники, отдельные квартиры для каждой семьи… – описывал сам Миталь. – Планировка даёт вполне удовлетворительное решение при возникновении в дальнейшем вопроса о приспособлении построенного дома к типу домов-коммун, основанном на намеченных принципах новой функции современного жилья. При этом потребляются незначительные затраты на устройство дополнительных переборок, для образования в каждом этаже сквозных коридоров, перерезающих все лестничные клетки и открывающих входы в секции и ячейки. По этим коридорам и лестницам все живущие будут иметь возможность сообщения с 1-м этажом, который легко может быть приспособлен для размещения помещений общественного пользования: клуба, читальни, яслей и пр. Путь к любому помещению каждого этажа от любой лестничной клетки будет протекать внутри самого корпуса, не выходя на улицу, что особенно важно в зимнее и дождливое время. Секции, расположенные около лестниц, равно как и ячейки, представляют общую систему секционного дома. Все квартиры со сквозным проветриванием, в квартирах имеются передняя, уборная с умывальником, освещённая дневным светом, кухня, кладовая, высота помещений три метра».

Однако этот проект так и не получил развития, как и строительство «жилкомбината» в рамках одного центрального квартала.

Единственный в своём роде

– В конечном счете, по проекту соцгородка возведено всего два дома в центральном квартале Иркутска, – отмечает Василий Лисицын. – Один из них и является жилым домом по адресу Свердлова, 22, причём, несмотря на то что здание имело другие названия – «коммунальный дом», «дом для рабочих-ударников», нам оно известно именно как Дом партактива. Его и можно считать единственным иркутским домом-коммуной, где пространство делится на две практически равные части – жилую, размером около тысячи квадратных метров (она расположена вдоль улицы Свердлова), и коммунальную в 800 квадратных метров (по улице Сухэ-Батора).

«В жилой части [дома] кухни отсутствовали, их заменяла плита с духовкой, расположенная прямо в комнате и предназначенная только для подогрева пищи, – перечисляет Лисицын. – Также в доме были предусмотрены: водопровод, ванная, канализация, электрические нагревательные приборы и сжигательная уборная печь, которые трактовались автором проекта как неотъемлемые части нового жилища. В доме отсутствовали пожароопасные обычные печи, занимающие ценную жилую площадь. Отопление запроектировано как паротепловое, которое должно запитываться от городской паротепловой установки, благодаря чему по трубам горячая вода поступает в здание и обогревает его. В квартирах этого дома и до наших дней сохранилась встроенная мебель из дерева. Именно подобная мебель присуща для конструктивистских жилых интерьеров».

Любопытна и стилистика здания, которому автор пытался придать как можно более конструктивистский вид. В частности, речь идёт о полуцилиндре балконной части, витражах вертикального остекления лестниц. При этом многие конструктивные элементы, которые подразумевает архитектура этого направления, так и остались без должного воплощения. В частности, в Доме партактива планировалась установка железобетонного каркаса. Однако его из-за недостатка строительных материалов заменяли подручными материалами. «В этом случае стены, соответственно, начинали нести всю тяжесть перекрытий и лишались такого характерного признака конструктивистских построек, как «самонесущая стена», – говорят специалисты. – В жилом Доме партактива по Сухэ-Батора на основании исследования одной из квартир было выяснено, что в межкомнатных и оконных проёмах лестничные блоки держатся на металлических балках, визуально похожих на рельсы. При этом в пояснительной записке Казимира Миталя к проекту говорится именно о железобетонных перемычках. В СМИ того времени упоминается о нерадивых строителях, которые дом построили, а балконы установить забыли, и теперь «одни рельсы торчат». Очевидно, что архитекторы стремились к адаптации построек в стиле конструктивизма к существовавшим экономическим условиям. Они не отказывались от выбранного ими стиля, а, наоборот, старались максимально приблизить постройки к конструктивизму, и это не встречало какого-либо нарекания со стороны властных структур».

Конец эпохи

Дом партактива начали возводить в 1930 году. Из-за недостатка квалифицированных строителей для такого объекта и нехватки строительных материалов социалистическая стройка затянулась на три года. За это время благодаря автору проекта Казимиру Миталю в Иркутске появились здание гостиницы «Сибирь», здание школы марксизма-ленинизма, хирургическая клиника, жилые здания, включая Дом специалистов на улице Марата и Дом сотрудников управления НКВД на Литвинова.

А ещё через пару лет эпоха конструктивизма 1930-х для иркутской архитектуры закончилась. Наступил этап украшательства фасадов, начатый с постановления «О перестройке литературно-художественных организаций». Конструктивистские постройки начали называть «примитивными», на замену им пришли элементы классических стилей, ставших известными позже как «сталинский ампир».

Перемены коснулись не только работы, но и жизни главного иркутского конструктивиста от архитектуры: в апреле уволенного из аппарата Горкомхоза Казимира Миталя арестовали по статье «измена Родине». Сухие строчки архивов утверждают – он признался в инкриминируемых ошибках во время работы на посту главного архитектора города, в просчётах и вредительстве, а также в «пособничествах врагу», будучи одновременно немецким и польским шпионом. В застенках Миталь пробыл чуть больше года и умер там же в декабре 1938-го. Спустя 21 год реабилитирован.

А Дом партактива, первая ласточка социалистического жилья нового типа, живёт своей жизнью и считается элитным. Квадратный метр жилья в бывшем здании пролетариев стоит, по оценкам риелторов, 81 тыс. рублей. Поэтому ценник квартиры площадью чуть более 19 квадратных метров составляет более полутора миллионов рублей.