Около года назад в «Восточке» вышла статья «Они печатались в Иркутске», где рассказывалось о Есенине, Бальмонте и других поэтах, стихи которых появились в 1916 году в иркутских газетах. Среди них был и Фёдор Сологуб. Его стихотворение «Огнедышащей грозою…» вышло в «Иркутской жизни» в декабре 1916 года. Оно не содержало никаких помет о перепечатке, что позволило предположить: Сологуб прислал стихотворение в Иркутск напрямую, а произошло это благодаря тому, что ранее, в октябре 1916 года, он побывал в нашем городе, читал в Первом общественном собрании лекцию «Россия в мечтах и ожиданиях». Возможно, предположила я тогда, Сологуб завёл в Иркутске литературные связи, что и позволило публиковаться. Но спустя несколько месяцев я увидела в другой иркутской газете, «Голос Сибири» 1910 года, объявление списка сотрудников, и там значился Фёдор Сологуб… Что это, мистификация редакторов газеты, способ собрать подписку на молодое издание? Или Сологуб имел связи с Иркутском за четыре года до того, как побывал тут?

Если принять версию, что он был сотрудником «Голоса Сибири», то каким образом Сологуб вышел на Иркутск, почему именно на наш город он обратил внимание? Как оказалось, причины надо искать по двум адресам улицы Большой. В доме № 18 против книжного магазина Макушина и Посохина в 1910 году располагалась редакция «Восточной зари», а в доме Гиллера (на углу Большой и Амурской, ныне – угол Карла Маркса и Ленина. – Авт.) – «Депо кяхтинских чаёв «Реномэ». Два политических ссыльных, один из которых служил в газете, а другой занимался чайным делом, повернули судьбу Сологуба так, что он стал, не покидая Петербурга, сотрудником провинциальной газеты…

«Получено согласие Фёдора Сологуба»

1909 год, сотрудник «Восточной зари» политический ссыльный Николай Чужак завёл в газете литературные обзоры. Они, конечно, в силу отдалённости Иркутска не дотягивали по глубине и скорости подачи материала до столиц. Но это безусловный прорыв – всё лучшее, что было в литературной России, Чужак знал. Он вырос не в Иркутске и чувствовал, что городу нужна литературная критика без провинциального душка. Респектабельные издания типа «Сибири» этого дать не могли. Осенью 1909 года в поле его зрения попал Фёдор Сологуб. Николай Чужак посвятил новой работе Сологуба «Книга очарований» большую рецензию в «Восточной заре», в которой и разбирал «Мелкого беса», и проводил аналогию между Чеховым и Сологубом, и искал истоки «сологубовского пессимизма». А в октябре 1909 года появилась ещё одна статья – и опять о Сологубе. Дошло до того, что Николая Чужака даже упрекали в излишнем увлечении творчеством Сологуба. Однажды критики и читатели разругали его небольшой рассказ, появившийся в «Восточной заре», – им показалось, что Николай Чужак допустил «расстановку слов под Сологуба». Впрочем, аналогичные претензии были и к более именитым литераторам. Критик «Вестника Европы» С.А. Андрианов нелестно высказался о «Серебряном голубе» Андрея Белого, поскольку тот в книге использовал «противоестественную расстановку слов, которой так любит щеголять Сологуб».

Это увлечение символистом Сологубом было у Чужака абсолютно искренним. Он и сам признавался, что только за год в газете обращался к анализу творчества Сологуба пять раз. Позже, уже в 1920-х годах, это ему «зашивали в строку». «Н. Чужак под суровой внешней личиной беспощадно трезвого марксистского критика таит чисто интеллигентскую способность к увлечению: его увлечения – то Фёдором Сологубом, то Вл. Маяковским – у всех на памяти», – писали критики. Чужак сам раскаивался: «Целых девять лет, оторванный от центра, я притягивал бесплодных символистов, сочиняя и присочиняя, зря теряя время на натаскивание чужих поэтов». Но это будет потом, уже в советское время. А в 1910 году он был уверен в символистах и влюблён в Сологуба, в силу его слова: «Наши дети выкуют из светящихся слов новый символ веры: кризис познания покажется им только смертью старых слов. Человечество живо, пока существует поэзия языка. Поэзия языка жива – мы живы».

Эти статьи так бы и остались достоянием иркутских архивов, но осенью 1910 года случилось то, что не позволило им сгинуть в пыли провинциальных библиотек. Листая «Восточную зарю» за ноябрь 1910 года, я обнаружила крохотную заметку в разделе «Разное». Текст её можно привести полностью, потому что она практически умещается в несколько строчек и среди других важных новостей почти незаметна: «В Петербурге в скором времени предполагается издание сборника критических статей, посвящённых произведениям Фёдора Сологуба. Редакцией «Восточной зари» получено от издательницы сборника Ан. Н. Чеботаревской перепечатать в нём статьи о Фёдоре Сологубе сотрудника газеты г. Чужака».

Какую же статью выбрала для сборника супруга Сологуба Анастасия Чеботаревская? Это была статья «Мария Магдалена и королева Ортруда». Впервые Чужак её напечатал в «Восточной заре» осенью 1909 года. Но осуществилось ли это желание Чеботаревской? Да. Статья вошла в сборник «О Фёдоре Сологубе. Критика. Статьи и заметки», увидевший свет в 1911 году. Так провинциальный критик Чужак получил одобрение на самом высоком уровне. Но это письмо ещё не доказывает, что Сологуб сам что-то отправлял в Иркутск. Где же искать истоки его связей с городом, если они вообще есть?

Судьба распорядилась так, что в первой декаде декабря 1910 года «Восточной заре» пришёл конец. Чужак вместе с товарищами переместился в новую газету – «Голос Сибири». И вот в конце декабря 1910 года, уже после того, как Чеботаревская связалась с «Восточной зарёй» и известила о желании перепечатать статью Чужака, в «Голосе Сибири» появляется тот самый список привлечённых сотрудников, где значится не только Фёдор Сологуб, но и сама Анастасия Чеботаревская. Но вдруг это просто рекламный трюк?

Я пролистываю воспоминания, письма Сологуба и Чеботаревской, снова обращаюсь к архиву «Голоса Сибири». И вот 16 декабря 1910 года снова маленькая заметка: «Редакцией «Голоса Сибири» получено согласие на сотрудничество в газете от беллетриста В. Мужеля, поэтессы А. Боанэ, Анастасии Чеботаревской и Фёдора Сологуба». Виктор Мужель – известный писатель, художник, Анна Боанэ – поэтесса Серебряного века. Фёдора Сологуба к тому моменту представлять уже не надо было. А переводы Анастасии Чеботаревской вместе с книгами мужа лежали на полках иркутского магазина Макушина и Посохина на Большой (ныне красивейшее здание краеведческого музея с башенками и глобусом. – Авт.). Выйти из дверей «Восточной зари» – и оно будет сразу через дорогу… А если дойти до перекрёстка с Амурской и попасть в дом Гиллера, там, среди коробок с ароматными чаями, мы увидим скромного, нестарого ещё человека. «Коммерческий посредник, депо чаёв «Реномэ», – представится он учтиво. Умный, исполнительный, с коммерческой жилкой, он временами как будто мрачнел, замыкался в себе…

Некоторые обстоятельства личной жизни Чеботаревской позволяют предположить, что не только провинциальные журналисты, но и сама Анастасия Николаевна была заинтересована в только-только народившейся связи Иркутск – Санкт-Петербург. И всё из-за этого странного сотрудника «Реномэ».

Несчастный брат

Если мы откроем письма Фёдора Сологуба к жене из Иркутска, датированные осенью 1916 года, то увидим такой пассаж: «В Иркутск приехал в 12-м часу, отправился на почту перевести Тебе деньги. Потом зашёл в «Реномэ». Поговорил с хозяином этой фирмы (еврей Школьник) и его сыном. Говорят о Константине Николаевиче в самых лестных выражениях: прекрасный работник, умный…».

О каком Константине Николаевиче идёт речь и почему Сологуб уделил ему столько внимания в письме? У Анастасии Николаевны был брат по отцу, звали его Константин Николаевич Чеботаревский. В своё время он был осуждён на 14 лет за революционную деятельность, пять лет отсидел в одиночной камере, что очень сильно сказалось на его душевном здоровье. Был сослан в Сибирь и оказался в Иркутске. Как свидетельствуют исследователи творчества Сологуба, Анастасия Николаевна 15 лет была в разлуке с братом и вот осенью 1910 года наконец установила с ним переписку. Эти сведения содержатся в исследовании Маргариты Павловой и Александра Лаврова «Неизданный Фёдор Сологуб», помещённом в «Новом литературном обозрении» в 1997 году. Значит, той же самой осенью, когда Анастасия Николаевна написала в «Восточную зарю», она связалась с братом в Иркутске. Иркутск для неё был важен из-за брата.

В 1909 году жил Константин Чеботаревский, коммерческий посредник фирмы по продаже кяхтинских чаев «Реномэ», на углу Преображенской и Саломатовской (ныне угол Тимирязева и Карла Либкнехта). Человек был, судя по всему, предприимчивый, но судьба не жаловала его. В 1913 году он попал под суд из-за перепродажи нелегального спирта. Он продал спирт знаменитому иркутскому аптекарю Писаревскому. Однако позже выяснилось, что спирт с завода ушёл противозаконно.

Судя по судебным разбирательствам, Чеботаревский был вовлечён в преступление, не зная того. Был оправдан. В письме Сологуба Чеботаревской есть ещё кое-какие подробности его жизни: «Вёл очень широкий, светский образ жизни. Женился на богатой женщине, вдове купца Черных, – тысяч до 100. Торговлю ликвидировали, деньги быстро растаяли. Потом запутался в делах. К тому же болезнь, начал глохнуть; грозила очень опасная операция…» В ноябре 1915 года Чеботаревский на нервной почве застрелился, об этом Сологубу в Томске во время его сибирского турне сообщила падчерица несчастного. Таким образом, осенью 1916 года в Иркутске Сологуб расспрашивал о Константине Николаевиче в надежде узнать подробности случившегося.

Были ли знакомы Чужак и Чеботаревский? Неизвестно, но у них много общего – революционная деятельность, годы тюрьмы, ссылка. Вероятно, им было что обсудить. И, возможно, как раз через редакцию «Восточной зари» Анастасии Николаевне и удалось разыскать брата в далёком Иркутске. Склонность к суициду была семейным крестом Чеботаревских. Анастасия Николаевна позже тоже покончила с собой. Но это будет потом, а сейчас, в 1910 году, она активно печатается вместе с мужем, а в 1915-1916 годах готовит его лекции по городам России. Иркутск в этом списке, конечно же, стоит.

«Иркутским губернатором разрешено…»

Приезд Сологуба в Иркутск в 1916 году достаточно описан. Однако стоит добавить несколько штрихов. В декабре 1915 года, в канун Рождества, в газете «Иркутская жизнь» появились шуточные стихи, посвящённые городской управе, иркутским обывателям. Одно из четверостиший было написано специально для Первого иркутского общественного собрания. «Нет лото, и карты редко… Стены скучно так глядят… Вам за это – оперетка и столичных лекций ряд».

Город тогда очень волновался – Иркутск на своей гастрольной карте отметил целый ряд очень популярных личностей. Поэты, литераторы делали большие сборы, гастролируя. В декабре в театре Гиллера читал лекцию приват-доцент Петроградского университета Пётр Коган. Ждали с упоением Бальмонта, гимназистки вздыхали судорожно: «Лишь бы на него посмотреть…» Губернатор лично отбирал гастролирующих, и потому в «Иркутской жизни» вышло распоряжение: «Иркутским губернатором разрешено приват-доценту Когану, Бальмонту и Сологубу прочесть лекции в Иркутске».

Коган лекции прочитал, Бальмонт прислал сообщение, что захворал (он всё-таки появился в нашем городе весной 1916 года). А вот почему Сологубу было разрешено, но приехал он только через год – неизвестно. Ведь заявил он губернатору осенью 1915 года ту самую лекцию – «Россия в мечтах и ожиданиях», с которой появился только через 12 месяцев. Тем не менее Сологуб побывал в Иркутске и прочитал знаменитую лекцию. Встречали его не как Бальмонта, с придыханием, да и в качестве лектора Сологуб был, по свидетельству газет, весьма невыразителен. Однако всё равно это было для Иркутска большим событием, и Сологуб отметил высокие сборы именно с лекции в нашем городе.

Однако интересует главное – был ли Фёдор Сологуб в 1910-1911 годах номинальным сотрудником «Голоса Сибири», или он реально печатался? Да, печатался. Его стихотворение, начинающееся строчками: «Я любил в тебе слиянье качеств противоположных…», было напечатано 1 января 1911 года в «Голосе Сибири». Вероятно, есть и другие произведения, однако поиск ещё продолжается. Зато известно, что связь с Николаем Чужаком не прерывалась все годы до приезда Сологуба в 1916 году в Иркутск. В 1914 году Чужак-Насимович разместил статью «Так ли это? К эстетике Н.А. Некрасова» в журнале Фёдора Сологуба «Дневники писателей».

Известно, что в третьем номере журнала «Багульник» за 1916 год было напечатано стихотворение Сологуба «Только мы вдвоём не спали…». Сам Сологуб писал жене: «Из посылаемых сейчас стихотворений второе («Только мы вдвоём не спали») отдаю Чужаку для «Багульника». А сама Анастасия Чеботаревская в 1917 году в Биржевых ведомостях напечатала рецензию на «Иркутские вечера» и «Багульник». Известно, что один из иркутских поэтов – Пруссак – после революции, оказавшись в Петрограде, общался с Сологубом и Чеботаревской, когда же он скончался, супруги написали некролог, помещённый в «Новых ведомостях» за 1918 год.