Лев Амбиндер,президент Русфонда, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека

В декабре 1996-го я честно занёс Яковлеву в кабинет мешок с 18 кг астраханской воблы. Читатели желали оставаться неназванными. «Напомните, – сказал Яковлев, – о чём спорили и на что». Я напомнил. Яковлев сходил куда-то и принёс две бутылки «Хеннесси». На этикетках стоял твёрдый знак: «Ъ». 

А теперь всерьёз. Зачем мне это надо? Мне задают этот вопрос все двадцать лет деятельности Русфонда. Я знаю ответ.

В первые же месяцы я понял, кто главный в Русфонде, – читатель. Тот, кого никогда нет рядом. И о ком ни слова в газете. Но всё, что ты пишешь, ты пишешь для него. Ясно, что всем авторам из мешков Яковлева не поможешь. Никакой газеты на всех не хватит, да и в портфеле читателя нет лампы Аладдина. Значит, проверка и отбор. А каковы критерии? В печать идут только письма, гарантированно интересные читателю. Потому что больным детям помогают они, читатели, а теперь и телезрители. А всё, что можешь ты, – это создать канал помощи, прозрачный и подотчётный. Без него нет доверия. Если ты всё понял правильно, тебя ждёт успех. Вышла газета, пошли запросы, и начинается счастье: «Сбросьте мне, пожалуйста, реквизиты». 

«Зачем тебе это надо? Ты же газетчик». Был август 2000-го, вышла наша страница в помощь вдовам и матерям моряков «Курска». И коллега выговаривал мне: это не журналистика. 

«А почему киоски трещат? – отбивался я. – 244,5 тысячи откликов на одну страницу в «Ъ», у которого тираж-то 100 тысяч экземпляров».

«Зачем вам это надо? Вы же журналист», – говорит мне Лора Фредрикс из США, автор книги о фандрайзинге «Искусство просить деньги». Я рассказываю ей, как в 2004 году прикидывал так и сяк, а не получалось приспособить американскую технологию «совместные дары» к нашим страницам в «Ъ» и на rusfond.ru. В США компании нередко поощряют финансово филантропию своих сотрудников. Вот человек поручает перечислять из его зарплаты 3 тысячи долларов равными долями в течение года в Кливленд-клиник, и компания удваивает его дар… Когда православный священник из Нью-Йорка отец Леонид Кишковский предложил мне сотрудничать на паях с его фондом «Русский дар жизни» (помощь детям РФ с больным сердцем), я понял: это решение! «Русский дар» отца Леонида оплатит треть операции, остальное доложат читатели «Ъ». «Так родились, – говорю я Лоре, – абсолютно уникальные наши «совместные дары». Затея понравилась читателям «Ъ», и через пару лет уже два десятка компаний своими пожертвованиями понижали ещё до публикации цены клиник. В 2006 году метод удвоил нам сборы. 

Вот тут Лора и спросила, зачем мне всё это надо.

Для меня ответ на этот вопрос предполагает, что журналистика – не просто заработок и не только честолюбие, это миссия. Мы, журналисты, много делаем для того, чтобы высокие цели никак не связывались с нашей профессией. Но, если честно, журналистика – слуга общества, его глаза и уши, без них общество оказывается в тупике. 

Зачем тебе это надо, ты же журналист? Потому и надо, что журналист. 

Теперь расскажу, о чём я думаю сейчас, даже сочиняя эту колонку. Не о высокой миссии, а о совсем практическом деле: о создании благотворительного пункта проката портативных аппаратов искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ). Вот случай: годовалой Мирославе М. из Барнаула нужен дома такой аппарат. У Мирославы синдром Ундины, гиповентиляция лёгких. С рождения она живет в больнице на ИВЛ. Врачи уверены, что сейчас её можно выписать, а в три года вживить стимулятор дыхания. Но, чтобы дожить дома до операции, нужен аппарат ИВЛ, а государство ими не снабжает. Русфонд приобрёл несколько домашних аппаратов ИВЛ. Мы поможем и Мирославе. Однако проблему можно решить рациональнее. Дома аппараты ИВЛ обычно нужны детям максимум на три года. А срок их действия куда дольше. Так почему не организовать пункт проката и не эксплуатировать аппараты полный срок? Мы готовы вкладывать в этот проект до 100 миллионов рублей в год. 

Господа главврачи детских клиник и поставщики аппаратов ИВЛ! Включайтесь, ждём предложений. 

И удачи всем, кому это надо.