«Я узнал ваш театр изнутри» 

– Вы в первый раз в Иркутске?

– В третий. В 2003 году в Москве по дороге из аэропорта на фестиваль «Золотой витязь» мы познакомились с Виктором Степановичем Токаревым, директором ТЮЗа имени Вампилова. Мы глянулись друг другу, в процессе общения возникла идея – а не съездить ли нам друг к другу на гастроли? Так мы на 20 дней при­ехали в Иркутск, гастроли прошли с большим успехом. Затем меня пригласили в Иркутск на постановку «Трибунала» к 60-летию Победы. Эту же пьесу я поставил и в Белоруссии. Появилась идея подать заявку на участие в «Золотом витязе» совместного белорусско-российского проекта. И мы играли перед жюри, возглавляла которое выдающаяся актриса Ада Роговцева. Мы играли на двух  языках, но зритель мгновенно включился в предлагаемые обстоятельства. И мы получили три золотых диплома, например, исполнительница главной роли Людмила Стрижова, выдающаяся актриса, была отмечена за главную роль, а я за режиссуру. Так мы с Иркутском по­дружились. Потом я привозил сюда на Вампиловский театральный фестиваль свою работу «Женщины Берг­мана». И в этом году Анатолий Стрельцов, директор драмтеатра, пригласил меня на постановку в свой театр. Мы остановились на Шекспире.  

– Вы что-то знали о нашем театре до приезда?

– Конечно. Но после трёх месяцев работы я узнал театр изнутри. Я никогда не уезжал из страны так надол­го, а последние три месяца практически живу в Иркутске. Анатолий Андреевич предложил такой продолжительный, добротный вариант работы над спектаклем. И теперь я знаю театр наизусть, посмотрел 38 спектаклей, некоторые – дважды. Уже хорошо знаком с труппой, каждого актёра видел в ролях. Я ведь трижды в своей жизни пытался организовывать театр. В Минске есть театр-студия киноактёра с 35-летней историей. Я привнёс эту идею, воплотил её, построил этот театр. И меня блистательно коммунисты выгнали на улицу, отдав место другому. Потом я сделал радиотеатр, 18 лет был главным режиссёром и поставил около 100 радиоспектаклей, получив за это Госпремию. Затем меня позвали в молодой театр белорусской драматургии, которым я руководил 12 с половиной лет. И этот театр я  вывел в число самых живых театров в Минске. Как раз с Республиканским театром белорусской драматургии мы и приезжали на гастроли в Иркутск. Этот театр я вывез на гастроли в 15 разных стран. Последние четыре года возглавляю Национальный академический театр имени Якуба Коласа в Витебске (это второй театр в стране). Поэтому иркутская история – это, может быть, самый длинный период счастья в моей жизни. Я изнутри вижу потрясающе слаженный механизм. И пони­маю, что такое можно взрастить только годами. Я просыпаюсь утром, и просыпается театр. Ни звука лишнего, никакого повышения голоса, но всё движется и работает. И четыре заполненных сцены, и потрясающий воспитанный иркутский зритель, и разнообразие репертуара, и труппа в 60 человек. Когда всё налажено, кажется, что так и должно быть. Но я-то могу оценить, какой это нелёгкий ежедневный труд. Я пытался построить нечто подобное, но сейчас понимаю, что мне это не удастся уже никогда. 

– Вы так искренне восхищаетесь нашим театром, а как же творческая ревность?

– Какая ревность? Я ведь романтик по натуре. Поэтому бесконечно благодарен Стрельцову за саму возможность прикоснуться к его делу. Спектакль, конечно, поставлю, я не провалю экзамен. Понимаю, в какой труппе мне выпало работать.  Труппа замечательная, огромная, мощная. 

– Как бы вы в общем оценили театральные процессы в мире?

– Сегодня идёт тотальная атака на психологический театр. А это главное завоевание русского и советского театра. Идёт вытеснение такого театра, потому что это великий труд и знание профессии. А это сейчас не особо-то нужно. Родина психологического театра – Россия. Я не хочу в эти дебри лезть, но многих раздражает бесконечность нашей страны. Идёт разрушение нравственного простора, куда входят и психологический театр, и всё классическое искусство. 

– Психологический театр в вашем понимании – только классика?

– Нет, любая сегодняшняя история. Кстати, театр Охлопкова – ярчайший и лучший представитель этого направления. Я понимаю Анатолия Андреевича, который держит курс на классику, потому что это способ удержаться в рамках искусства, а не ширпотреба. Хотя, безусловно, должна приходить и молодая драматургия, и сегодняшний день должен быть представлен на сцене, нельзя прятать голову под крыло. Надо пытаться услышать голос молодых, пытаться эти интонацию разгадать. Всё равно это неизбежно, это новая жизнь приходит. Но и среди новой драматургии много мусора. И когда они сегодня пытаются играть Шекспира, они не могут его освоить просто.  Потому что Шекспир требует другой подготовки, мышления, постижения, осмысления. Это иной масштаб, когда голос, звук, темперамент – всё должно быть другим. 

– По-вашему, всё же у психологического театра есть шанс выжить?

– Не могу загадывать, я не оракул. Просто могу приводить тысячи примеров, когда такой театр убивается. Но уверен, что он будет всегда, как будет всегда классическая живопись, музыка. Это всё базовое искусство.

Пустая сцена и огромная луна над ней 

Леди Макбет

– Почему вы обратились к шекспировской истории? 

– Это абсолютно современная, сегодняшняя история, для меня никакого мистицизма в ней нет. И ведьмы, предсказавшие величие и падение Макбета, – не существа из потустороннего мира, а скелеты, которые есть в шкафу каждого человека. Это те самые секреты, чувства, стремления, что оберегаются от посторонних. Приезжает муж с войны. И девушка Макбет, изнывающая от безделья и невостребованности, начинает провоцировать мужа: «А почему ты не можешь править страной? Мы чуть-чуть крови прольём, но зато осчастливим народ». Он не хочет, он отбивается. Но она его заставит! Ласками, сказками, чем угодно. Это вечная история, и он пошёл на это. Но оказалось, что не может быть зло безнаказанным.

– То есть возмездие всё-таки существует?

– Обязательно! Нас 70 лет пытались отучить в Бога верить. И ещё много времени понадобится, чтобы прийти к вере. Но от возмездия не уйти. И совесть тебя как личность, как человека обязательно съест изнутри. Есть качественные различия в зле целенаправленном и зле неосознанном. Но в первом случае возмездие придёт всегда, какие бы ты потом ни строил храмы, какие бы отступные ни давал, оно тебя разрушит, оно тебя достанет. 

– Почему именно «Макбет»?

– Мы с Анатолием Андреевичем долго вели переписку, я разное предлагал. Единственная его просьба была – это должно быть полотно. Потому что проходная пьеса для кассы его не интересовала. Я предложил «Макбет». Я когда-то ставил этот спектакль и играл его в Англии.  

– Сколько раз Шекспир был в вашей жизни?

– Я ставил его трижды. Пьесу «Ричард III» мы показали на Эдинбургском театральном фестивале и получили высшую награду – 5 звёздочек. Затем нам заказали «Макбет» для 50-летия этого самого известного в мире театрального фестиваля. И мы сыграли «Макбет» у стен крепости XI века. И это выступление назвали событием в 50-летней истории Эдинбургского фестиваля. Третьим шекспировским спектаклем был «Гамлет», который мы показали на фестивале в Испании. 

– Все режиссёры едины во мнении, что трудно в современной драматургии что-то стоящее найти. И классика – это беспроигрышный вариант. Но не было ли страха ставить классическое произведение с 400-летней историей? Как найти что-то новое? Нужно ли удивлять зрителя?

– Большинство моих постановок – это современные пьесы, можно найти материалы  глубокие и интересные. Но классика потому и бессмертна, что в ней заложены сегодняшние проблемы. Удивлять – это не первая режиссёрская задача. А первая – чтобы зритель постигал суть, глубину, проблему, задумывался о себе и своей жизни. Ведь самый интересный роман – это твоя жизнь. Как писал Маяковский, «я знаю – гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гёте!» Любая история, которая не касается тебя, вторична. В классике всегда можно найти что-то про себя. Другое дело, что всякое новое время меняет способы открытия, способы разговора, сценический язык. Это не должна быть архаика, мы должны разговаривать сегодняшним языком, брать его ритмы, упругость и ассоциативность. 

– Как вы отбирали актёров на роли?

– Мне Анатолий Андреевич сказал: «Не торопись! Посмотри спектакли и определись!» И мы недели через три только назначили актёров на все роли. Это редкий, удивительный случай,  сейчас так неторопливо не работают, за что я и признателен вашему театру. У меня играет молодой состав: Макбету 29 лет, его жена тоже молода. Мне было неинтересно ставить на роли 45-летних актёров. Потому что когда ты в 40 лет идёшь на преступление, должен понимать, что тебе светит. А в 30 мозги обычно ниже пояса. У меня молодые герои, и это принципиально важно. 

– Как работалось, были ли трудности?

– Без трудностей – это не работа. Что за жизнь, если она не сложна? Жизнь обязательно должна быть многовекторной. Бывают мгновения, минуты, дни счастья, но не чаще. И работа должна быть трудной. Слово-то какое – работа! Служение! 

– Срывов не было, когда хотелось всё бросить и сбежать?

– Хотелось, конечно. Это входит в состав блюда. Когда ты задаёшь себе вопросы: «Что я тут делаю, зачем я здесь? Я подведу и себя, и друзей». Но потом ты с новыми силами  выходишь каждый день, чтобы оплодотворять своих актёров. Отличие вашего замечательного театра в том, что он живой и актёры здесь живые. Поэтому и работалось интересно и живо. А достаточно в стране и мире мёртвых театров, не имеющих к искусству никакого отношения.  

– Расскажите про сценографию и костюмы. Это будет классический костюмный спектакль или артисты выйдут на сцену в джинсах?

– Художника-постановщика и художника по костюмам я нашёл в театре, это Александр Плинт и Оксана Готовская. Талантливые люди, мне с ними было работать интересно. Вообще было интересно сочинять новый спектакль с новыми людьми в новом пространстве. Новая сцена даёт и новые возможности. Спектакль классический, костюмный, красивый и  зрелищный. Сценография оказалась неожиданной для меня. Мы начали с того, что будет пустая сцена и огромная луна над ней. И у нас треть спектакля играется при таких декорациях. Дальше было предложено оригинальное решение, но его надо видеть, это словами не описать, приходите на спектакль. Мне полезно и интересно работать с Александром Плинтом, он мастер. Музыку к постановке написал наш белорусский композитор Владимир Кондрусевич.

– Ну и завершающий вопрос из разряда дежурных. Для чего современному зрителю, которому, по сути, Интернет заменяет всё, театр?

Момент репетиции. Спектакль ставился около 3 месяцев

– Театр, в отличие от всего остального, – абсолютно живая вещь, живая энергия. Если артисты мои будут точно заточены на то, что я вместе с ними репетировал, то эта энергия непременно пойдёт через рампу в зал. И если не потрясёт, то взволнует и заставит задуматься. В этом главное качество театра.

Детали

В России на постановку «Макбета» до 1860 года был официальный запрет. Никто из режиссёров не решался поставить этот спектакль на российской земле. Первым был английский подданный Айра Фредерик Олдридж. Он представил свой взгляд на «странную пьесу» на сцене Большого театра в 1862 году и сыграл главную роль.

На сцене Иркутского драматического театра им. Н.П. Охлопкова «Макбет» был поставлен в 1970-е годы заслуженным деятелем искусств Казахской ССР Григорием Жезмером. Роль Макбета тогда исполнил заслуженный артист России Александр Крюков.

Премьера нового «Макбета» состоится 13 июля. Роль мистики в постановке белорусского режиссёра отходит на задний план, а на первом месте окажутся жизненный путь героя Шотландии, его становление как личности и тема возмездия.