Зона в микрорайоне

Никто не оценивает места лишения свободы по степени их оригинальности и экзотичности. В этом вопросе наоборот – чем меньше отличительных особенностей, тем лучше. Это же не двухнедельный тур в Таиланд… И, тем не менее, ИК-6 очень трудно назвать «одной из множества колоний Иркутской области, которые отличаются только номерами и особенностями спецконтингента». Договорившись с пресс-службой ГУФСИН РФ по Иркутской области о посещении территории ИК-6, «Иркутский репортёр» знал только об одной странности этого места: как заходишь за КПП, на охраняемую территорию, то налево находится «химия», участок колонии-поселения, налево – «строгач», жилая зона для заключённых, а прямо – дом. Двухэтажный деревянный дом, в котором сейчас живут семь семей, никак не связанных с работой в пенитенциарной системе. Однако оказалось, что по количеству странностей придётся загибать пальцы в кулак – чтобы не сбиться и не забыть.

Первая особенность, к которой все привыкли и которая, собственно, и вызвала негодование депутатов Гордумы, – то, что колония находится в городском спальном микрорайоне. Особенность так себе – никого же не удивляет, что СИЗО-1, в котором гремел кандалами сам Колчак и который до сих пор активно функционирует, находится в жилом предместье Рабочее? С колонией  всё получилось естественным образом – когда её строили, она находилась в глухом лесу за пределами города. Из истории ИК-6 известно, что её построили японские военнопленные. Чуть более интерес­но, что они построили её на базе собственного лагеря военнопленных. Парадоксом на этом фоне выглядит то, что сами японские военнопленные никогда в колонии № 6 не сидели – после её строительства лагерь военнопленных расформировали, и дальнейшая их судьба теряется во мгле истории. Последний атмосферный штрих этого увлекательного сюжета: когда в конце прошлого века разбирали старые отряды (здесь считается неуместным называть жилые строения «бараками», их называют «отряды». – Авт.), заключённые часто находили на старых балках вырезанные японские иероглифы. 

Справедливости ради нужно напомнить депутатам о том вкладе, который «сидельцы» внесли в историю города. Колония была открыта для заселения 5 октября 1950 года. Из архивного документа областного ГУФСИН «Сведения о начальниках ИК-6 со дня её образования» случайно просачивается информация, что японцы в своём лагере жили в далёких даже от минимального комфорта условиях. Первый начальник колонии, ветеран Гражданской и Великой Отечественной войн Иван Батуев начал свою деятельность с того, что перестроил оставшиеся от прежних арестантов землянки на деревянные общежития с печным отоплением. 

«Для нас больше характерно,
когда человек месяц пробыл
на свободе – и обратно», – вздыхает Александр Завьялов

После этого заключённые часто и долго работали на нужды Иркутска. Они строили Кругобайкальскую железную дорогу во время строительства Иркутской ГЭС, Масложиркомбинат, цеха радиозавода (ПО «Восток»), областную клиническую больницу. По мелочи ими были попутно сооружены детский интернат, баня в посёлке Мельниково, сто­квартирный жилой дом в только возводимом Ново-Ленино и завод по розливу вин. В советские времена колония тесно сотрудничала с радиозаводом и заводом «Радиан». Например, на территории ИК-6 был цех по изготовлению радиофутляров для популярной марки радиол «Рекорд», а местные меломаны не догадывались, что широко распространённые аудиоколонки «Илга» были собраны руками зэков. В смутные перестроечные времена в ИК-6 освоили производство мебели, и с тех пор собственная производственная база так разрослась, что про неё нужно рассказывать отдельно.

«Как в пионерском лагере…» 

Местные, живущие рядом с ИК-6, не выказали никакого недовольства. Точнее говоря, они настолько привыкли к соседству, что просто не замечают существования этого закрытого периметра

– Я когда практикантов на ознакомительную экскурсию вожу, они говорят: «Мы думали, у вас тут всё мрачно, а у вас как в пионерском лагере», – улыбается заместитель начальника по кадрам и воспитательной работе майор Александр Завьялов, когда мы проходим очередной КПП и попадаем на территорию жилой зоны. Мрачного, на первый взгляд, и правда мало – просторная, чисто выметенная территория, побелённые корпуса, везде ухоженные клумбы… Потом обращаешь внимание на то, что каждый корпус обнесён собственным металлическим заграждением с клацающей магнитным замком дверью, а административная зона с карантином отделена от жилой металлическим рассекателем – внутренним забором. 

В помещении карантина, где вновь поступившие проводят до двух недель, в течение которых их должны обследовать медики и пристроить на работу производственники, маются четверо заключённых. Один из них торопливо набрасывает «шаронку», форменную куртку осуждённого, но на плече предательски мелькает крупно набитая свастика.

– Скинхед? Из «белого братства»? – пытается угадать «Иркутский репортёр», но проницательность разбивается о реальность:

– Да нет, грехи молодости, с малолетки остались, – скупо улыбается «старший по карантину». – На кой оно мне нужно, это «белое братство»… 

По правилам внутреннего распорядка днём на кроватях лежать нельзя, ходить полагается в полной форме – куртке и головном уборе. Вот они и смотрят мрачно телевизор, сидя на жёстких лавках пэвээра («красного уголка», ПВР – помещения для воспитательной работы). Это не пионерский лагерь. Свободное перемещение по территории жилой зоны – только с сопровождающим. Если заключённый не на обеде или не болен, то днём он может находиться только на работе, в производственной зоне.

На вопрос «Иркутского репортёра», что бывает, если заключённый отказывается работать, заместитель начальника ИК-6 и начальник центра трудовой адаптации подполковник Алексей Семенюк чуть позже ответит с искренним недо­умением: 

– Что значит «откажется работать»? Отказ от работ – это серьёзное дисциплинарное нарушение. Никто не позволит заключённому без дела по жилой зоне болтаться! 

Сейчас в жилой зоне колонии содержатся 855 заключённых. Это неоднократно судимые, рецидивисты, находящиеся в строгом режиме содержания. Люди разные. Например, хотя все они – долгой криминальной судьбы, насильники, убийцы, грабители, здесь нет ни одного сексуального маньяка или серийного убийцы. И интересно, почему. Как объясняет Александр Завьялов, эта «любимая» журналистами категория преступников, как правило, попадается один, первый, раз и «садится» сразу навсегда. Поэтому среди рецидивистов таких «экзотов» не встретишь. Был один террорист, задержанный за участие в бандформированиях на территории Чеченской республики, но за неоднократные нарушения был переведён в места с более суровым режимом. 

Попадаются и сидельцы с трагикомичными историями. Например, по статье «угроза убийством». Жил себе человек с богатым криминальными прошлым, имел несколько «ходок», например, за кражи. Потом только угомонился, но поссорился с кем-нибудь из соседей, стал угрожать «прибить в подъезде» – и отправился на строгий режим… 

Почтовый адрес ИК-6 – улица Булавина, 1. А вот адрес «улица Булавина, дом 5» принадлежит необычному дому

– Для нас больше характерно, когда человек месяц пробыл на свободе – и обратно. Был у нас один осуждённый, просидел пять лет, характеризовался положительно, нарушений не было. Его перевели на колонию-поселение, откуда он 

освободился по УДО. Думали – всё, взялся человек за ум, больше не увидим. А через полтора месяца я его встретил в карантинном отделении – тогда были грабежи, сейчас – кража. Опять заехал… Срок хоть и небольшой, а всё равно неприятно, – вздыхает Александр Геннадьевич.

Сроки тоже разные. Около десяти человек по совокупности преступлений здесь сидят по 25 лет. А последняя попытка побега была в 2004 году. Тогда заключённый попытался преодолеть несколько рядов заграждений и на одном из них был застрелен.  

Женщины в мужской колонии

Заголовок звучит невероятно и в то же время является вполне реальным фактом, ещё одной особенностью ИК-6. Здесь единственный прецедент в исправительной системе: допущено существование женского отделения, только на выделенной территории больницы, но тем не менее… Начать нужно с другого. Ещё одной особенностью ИК-6 является то, что на её территории, хотя и за своим отдельным заграждением, находится ЦБ-1, больница, в которую свозят заключённых со всей области. Сегодня в ней 243 пациента не только в двух терапиях, в туберкулёзном и хирургическом отделениях – тут есть собственное психиатрическое отделение и стоматология с протезированием, которое проводится не бесплатно, а за счёт заработанного в промзоне. 

В качестве эксперимента недавно было создано два отряда инвалидов, которых также собрали сюда со всей области – глухие, слепые, без рук и ног, – около семидесяти человек находятся здесь в щадящем режиме «больнички». И, за отдельным забором, располагается женское отделение. То самое, которое весной этого года прославилось пожаром – тогда погибло две женщины. Обе погибших, Лена и Маша, заехали сюда на лечение из бозойской женской колонии. Как рассказывают пациентки, Лена в момент пожара находилась в душе, Маша пила кофе в ПВР. Обе не смогли выбраться из-за задымления. Одна из пациенток женского отделения, Светлана, рассказывает: она в тот день работала в кухне, на раздаче. Откормила больных, прилегла, задремала…

– Было около двенадцати часов дня, забежала Лена из ИК-40. За ней, в дверях, всё в дыму. Выход был перекрыт пожаром, сильно задымлено было. Мы выбили окна и стали кричать: «На помощь!» Прибежали администрация и заключённые, выломали решётки и нас спасли, – довольно спокойно рассказывает она. 

Тогда и возник этот основной вопрос мужской зоны – куда девать женщин. Для них освободили палату в хирургическом отделении. Женское отделение отстроили только через два месяца. Сейчас его сразу видно по новому красному забору, отделяющему женщин от всего остального мужского мира. Уголовное дело по факту гибели двух заключённых сейчас расследуется в Следственном управлении СК ФР по Иркутской области.      

Это не пионерский лагерь

Кроме больницы на территории ИК-6 находится собственная пожарная часть и обширная промышленная зона. Здесь делают огромное количество полезной продукции – от пластиковых и деревянных евро­окон до мебели для общепита. Обход цехов промзоны занимает около часа. В столярном цеху сушится готовый заказ стульчиков для детского сада – роспись под хохлому. Цех кованых изделий окружён собственной работы узорчато-витым забором в готическом стиле. Здесь же делают ограждения для городских улиц. Швейный цех работает для внутренних нужд – шьёт форму заключённым. 

– Всё под заказ делается, я же не могу для собственного удовольствия рабочих гонять, – сурово объ­ясняет начальник центра трудовой адаптации Алексей Семенюк. – Пишите: только за май мы произвели мебели и столярных изделий на 900 тысяч рублей, металлообработки – на 500 тысяч, ПВХ и алюминиевого профиля – на 400 тысяч… Только для завода «Иркутсккабель» мы сделали кабельных барабанов на сумму в миллион рублей. 

В этом году из-за кризиса количество заказов от общепита на оборудование помещений кафе и ресторанов снизилось в два раза. Зато в сезон банная мебель – столы, лавки и стулья – разлетаются как горячие пирожки.  

«На территории «шестёрки», за кордоном…»

Почтовый адрес ИК-6 – улица Булавина, 1. А вот адрес «улица Булавина, дом 5» принадлежит необычному дому. Это двухэтажное барачного вида строение с несколькими пристройками – жилой дом на внутренней территории ИК-6. В советские годы в нём жили сотрудники колонии, но сейчас только один из его жителей связан с системой ГУФСИН. Сам он работает в ИК-3, в Ангарске, а домой ездит в ИК-6. На свободе – только в дороге между домом и работой… По сути, это самый безопас­ный адрес города – посреди места, населённого грабителями и убийцами, живут максимально защищённые стенами охраняемого периметра люди. Есть, конечно, и некоторые ограничения, смеются сотрудники колонии: пьяным сюда домой не придёшь, не поскандалишь от души, большую шумную компанию не приведёшь… 

– Я здесь живу полгода, с ноября, – рассказывает единственная находившаяся в «рабочий полдень» четверга житель дома Анна Андреевна. – Но квартира принадлежит мне уже тридцать лет. Здесь жила моя дочь, а я – в Жилкино. Сейчас муж умер, перебралась обратно…

Анне Андреевне сейчас 75 лет, из них 23 года она проработала в ИК-6 снабженцем. Квартиру получила от администрации колонии в начале 1970-х. До этого жила в общежитии. 

– Это уже тогда был не новый дом – ему больше пятидесяти лет. Тогда здесь было всего четыре квартиры – второй этаж достроили уже при мне. Я считаю, что прожила здесь всю жизнь, с зэками провоевала, – тяжко вздыхает. – Я у них авторитетом пользовалась, по зоне ходила без сопровождающих. 

– Не страшно жить на территории тюрьмы? Вы подругам как говорите, где живёте?

– «На территории «шестёрки», за кордоном», – говорю. А жить не страшно. Нас зато здесь охраняют. Я иногда дверь не то что на ключ – вообще не прикрываю даже! Нам не страшно спать. Хорошо все к нам относятся. Через КПП ходим напрямую, пропусков не спрашивают. Гости приходят, я говорю: «Заходите в «турму», не бойтесь!»

Из восьми квартир сейчас заселено семь. В угловой последние годы была комната свиданий для семей осуждённых на колонию-поселение, но два года назад была построена новая комната на террито-

рии самой «химии», и помещение пустует. Анна Андреевна говорит, что хоть жилых всего семь квартир, прописано здесь довольно много людей – не только собственно жильцы, но и многочисленные члены семей. У неё самой здесь прописаны дочери, внучки и правнук. 

Много лет дом был ведомственный, со своей домовой книгой. Жили здесь работники колонии – соседи Анны Андреевны получили квартиру в наследство от дедушки – интенданта «шестёрки», у других соседей квартира отошла от отца-охранника сыну, ещё один дедушка ушёл с работы в ИК-6 на пенсию. В прошлом году дом списали с баланса колонии.

Анна Андреевна – единственная, кто отнёсся к переезду колонии в другое место с энтузиазмом. Она надеется, что это решит и её квартирный вопрос.

– Конечно, хотелось бы что-то более благоустроенное, у нас ведь нет ни туалета, ни ванной. Только отопление, горячая и холодная вода из удобств. Я мыться к детям хожу – благо они здесь же, на Синюшке, живут, – рассуждает она. – Всё надеемся, что нас снесут и дадут квартиры. Нам ничего не обещают, одна на­дежда – что колонию уберут. Но я до этого уже не доживу. Пускай «шестёрка» меня хоронит! Не бросят же, наверное, как вы думаете? Зароют где-нибудь? – с шутливой надеждой она хватает за рукав и смотрит в глаза. Может, ради одного этого стоит перенести колонию?  

Кому мешает? 

Здесь делают огромное количество полезной продукции –
от пластиковых и деревянных евро­окон до мебели
для общепита

Местные жители, живущие рядом с ИК-6, не высказали никакого недовольства. Точнее говоря, они настолько привыкли к соседству, что просто не замечают существования этого закрытого периметра – как слепое пятно в глазу. 

Администрация самой колонии даже к этому мало актуальному вопросу переноса относится с пониманием.  

– Если есть возможность перенести колонию за пределы города – это было бы удобнее и для жителей, и, в чём-то, для самих сотрудников, по некоторым режимным моментам. Но сейчас неясно – за чей счёт? – объясняет текущий момент Александр Завьялов. – Понятно, что здесь можно построить несколько жилых домов или детских садов, это было бы приятнее обывателям. Но вся эта инициатива – не в нашей компетенции… 

Пока неизвестно о каких-либо обращениях от депутатов в систему ГУФСИН. Благие намерения депутатов Гордумы в отношении страдающих от собак и котельной жителей Синюшки остаются в области предположений, допущений и прочих мечт.