«Необычные пластинки красного цвета»

В воспоминаниях людей тех лет, а также в постоянно пополняющейся энциклопедии города – «Иркипедии» – в связи с иркутскими стилягами часто упоминается имя Юрия Яцевича, рентгенолога Кировской центральной поликлиники Иркутска. Именно он запустил в городе одно из самых крупных «производств» пластинок «на костях». Рассказывалось о некоем «первом в Сибири» павильоне в ЦПКиО, где продавались, наряду с официально разрешённой музыкой, и такие пластинки. Однако подробностей почти не осталось. Теперь появились новые сведения. Ещё в 1959 году в Центральном парке был организован «первый в Сибири павильон звукозаписи», где работали Яцевич и его товарищ, безработный Анатолий Тихонов. По версии газетчиков, «меценатами-покровителями», или «покрывателями» деятельности Яцевича и товарищей, выступали директор Центрального парка Окладникова, бухгалтер и сам «отдел культуры горисполкома». То есть рентгенотехник, если верить газете, продавал пластинки почти легально. В киоске звукозаписи пластинку можно было купить за 10 рублей. Вот как описывалась рабочая мастерская, она же павильон Яцевича и других мастеров звукозаписи: «Одного из тружеников, который склонился над большим диском, именуемым шаринофон, называли Юрой, другой, Толя, возился с электромоторчиком; ещё один молодой человек стоял на должности дыропробивателя. Горы плёнки возвышались в комнате, на полу валялась афишка «Впервые в Сибири…». На стене висела гитара с верёвочкою для одевания на шею. В сопровождении оной гитары граждане должны были пробовать силу и красоту своего голоса…». (В тексте ошибка – «шаринофон» пишется как «шоринофон» – это система механической записи звука на плёнку 35 мм с помощью иглы.) В списке пластинок, которые изготовлялись в павильоне, были «Коробейники», «Русская плясовая», а также «Опассионата» (орфография именно такая), «Золотая симфония», диск под названием «Джеки Джон», записи Эдди Рознера. Эти записи ходили и по городу. В газете говорится, что пара молодых людей приобрела «необычные пластинки красного цвета» в одном из центральных универмагов Иркутска прямо с рук у какого-то расторопного парня. На дисках не было этикеток, их заменял «клочок бумаги» с коряво написанными названиями. Торговец «толкнул» ребятам эти диски за 20 «рупий» (так в те времена на молодёжном сленге называли рубли), а потом, как оказалось, диски с «теми же орфографическими ошибками», что и у магазинного торговца, были обнаружены в павильоне Яцевича в Центральном парке. Но уже за 10 рублей. Это и вызвало появление гневного фельетона в газете. Получалось, что Яцевич не просто работал в павильоне звукозаписи, он ещё и воспроизводил популярный у молодёжи «джазовый» репертуар на пластинках, а потом через сеть нелегальных торговцев реализовывал его за цену вдвое выше. Впрочем, всё могло быть вовсе не так – предприимчивые стиляги скупали у него продукцию подешевле, а потом сами нелегально торговали ею в городе. Так или иначе, но ниточка, основанная на «орфографических ошибках» в надписях на дисках, вела к официальному павильончику звукозаписи в Центральном парке. В итоге, как уже писал «Иркутский репортёр», для Юрия Яцевича это вылилось в серьёзные проблемы. Его «аморальное поведение» обсуждалось на собрании коллектива больницы, осуждали его все – от главного врача Пожарской до комсомольского вожака Эмалии Колмаковой. Яцевич просил не вмешиваться в его личную жизнь, однако собрание «раскрутило» ниточки его связей и объявило, что рентгенотехник попал под влияние «Лёни-художника», известного в местной стиляжьей тусовке Леонида Борисенко. Интересен другой факт – фото стиляг обычно печатались в листках типа «Комсомольского меча», а на страницах областных газет появлялись лишь карикатуры. Фото Юрия Яцевича и его помощника в молодёжкинском фельетоне – редкое исключение. 

«Мутная волна примитивных животных чувств»

Здесь же, в фельетоне, фигурировало и имя Игоря Ильина. Это человек, который записывал «на кости» для иркутских слушателей оркестр Олега Лундстрема. Об этом стало известно широкому читателю уже в 1990-е, когда один из журналистов взял у Ильина интервью. Оказалось, трансляции концерта Олега Лундстрема писались через приёмник «Мир». Лундстрем был несколько раз в Иркутске, но, конечно, на концерте ничего записать было нельзя. Только через приёмники. Лундстрема транслировали на Иркутском радио. В феврале 1960 года, к примеру, в 8.30 утра можно было включить приёмник и поймать звуки знаменитого оркестра. Анонс о его выступлении был в газетной радиопрограмме. «Начинал с обычных патефонных иголок, – рассказывал в своё время Игорь Ильин. – Затачивал по 72 градуса и резал. Потом усовершенствовал корундовый резец. Ну а когда приспособил алмазный, с подогревом, по качеству мог соперничать с Апрелевским заводом». Вот так на иркутских «пластах» появился Лундстрем. 

Лундстремом интересовались не только и не столько стиляги, а вообще поклонники хорошей джазовой музыки. Между тем официальная оценка концертов в Иркутске была нелестной. Город всегда был крайне консервативен. И музыкального сообщества это тоже касалось. Местная музыкальная легенда Владимир Сухиненко посвятил концертам Лундстрема развёрнутую рецензию, в которой, отметив профессионализм музыкантов, тем не менее, назвал работу оркестра «подражанием скверным образцам западного искусства». Для Сухиненко, судя по тону рецензий, джаз оставался закрыт, непонятен и вызывал раздражение. Музыкальный лектор подчёркивал, что считает симфонический оркестр идеалом, и любое отступление от идеала, видимо, вызывало в нём отторжение. «Недавно столкнулся я на тротуаре с тремя юношами. Один из них, глядя на меня в упор, подчёркнуто чётко и с нажимом на глаголы сказал: «Ненавижу симфонию, пре-зи-ра-ю её», – писал он в газетной рецензии в 1960 году. – Характерно, что юнцы были в предельно узких брючках зелёных и песочных оттенков и с причёсками типа «приходи ко мне в пещеру». Рок-н-ролл, по мнению этого уважаемого и сегодня в Иркутске музыковеда, будил в слушателях «подспудные атавистические силы слепого разрушения», вызывая «мутную волну примитивных животных чувств». А любителей западного джаза он называл «врагами настоящей содержательной музыки». Время расставило всё по местам: Лундстрем занял своё место в отечественной музыкальной вселенной, и Владимир Сухиненко – тоже. 

Стиляги в конце 1950 – начале 1960-х в Иркутске стали просто обязательными персонажами многих спектаклей «на современную тему». Расхожим был сюжет о «перековке» стиляги. В духе «человеком стал и женился на бригадирше бетонщиц». Надо сказать, что в эти штампы мало кто верил. Уже в 1990-е, тридцать лет спустя, народный артист СССР Виктор Егунов, беседуя с журналистами, вспомнил свою роль стиляги: «Ещё у меня стиляга замечательный был, Игорь в «Заводских ребятах». Тогдашний глава городской культуры посоветовал «похуже» играть, чтобы зрительские симпатии к нему притушить». 

«Обитатели Брода – воры»

Стиляг объявляли «безвкусными»

У иркутских стиляг был свой Брод – улица Карла Маркса, и это тоже известный факт. Однако подробностей о жизни Брода в те времена также почти нет. Между тем это слово закрепилось за одним из участков центрального района Иркутска на многие годы и после того, как движение стиляг сошло на нет. По-видимому, стиляги дали ему имя, а уже наполнял Брод самый разный «элемент». В 1963 году этому явлению в «Советской молодёжи» посвятили чуть ли не полосу. О бродовских рассказывал оперуполномоченный Роберт Сучилов. «Выйдите воскресным вечером на улицу Карла Маркса. Яркие огни, светящиеся рекламы кинотеатров, бесконечный поток людей… Нарядная, оживлённая толпа. Присмотритесь к ней повнимательнее, и вы увидите вещи, которые неприятно поразят вас. Стайка подростков пристаёт к прохожим. Слышится ругань. Две девчонки (пальтишки выше колен, высокие причёски – «бабетты», яркие губы) подходят к парням у кинотеатра: «Лишние билетики нужны? А больше вам ничего не нужно?» Такими были обитательницы Брода. 16-летняя Лариса Попова, «девушка в чёрных чулках и красных туфлях», к примеру, участвовала в краже сигарет из табачного киоска. «Судьба Ларисы, пожалуй, наиболее типична для обитателей Брода (так называют духовные стиляги самую оживлённую часть центральной улицы)», – писала газета. Предметом гордости бродовских девушек называли количество ухажеров, вещи, которые можно было «достать по блату». «Обитатели Брода – воры, – констатировала газета. – И не только потому, что не считают зазорным выхватить сумочку, ограбить киоск или кладовку (на что-то, мол, надо же выпить). Они крадут у самих себя. Крадут юность с её чистотой и романтикой…». Бродовские лидеры называли себя «королями». В 1963 году здесь была объявлена королевой Валентина Кононенко (кличка Ванда), королём – Юрий Филиппов (Пушкин), известна была на Броду  Любовь Шульгина (в тусовке – Метиска). Они организовывали вечеринки, которые официально принято было именовать «мерзкими попойками». Списки «бродяг с Брода» были и в горкоме, и в Кировском райкоме, однако Брод, как ни странно, процветал на глазах у власти. «Неужто никто не вспомнит о девочке в белом костюмчике, стоящей у самого края грязной ямы, именуемой Бродом?» – с патетикой вопрошали журналисты. А девочка мечтала стать новой королевой Брода.   

У стиляг, по-видимому, были способы ввести себя в «интересные» состояния, минуя алкоголь. Узкие брюки имели один недостаток – в карманах таких брюк было сложно протаскивать спиртное на танцы. «Нет худа без добра, – глубокомысленно заметила Нина. – Стиляги – значит, не могут водку проносить: у них брюки узенькие, сразу заметно». Нина – герой повести Олега Грудинина «Комсомольский патруль», бригадмец. Повесть эта в 1958 году печаталась в «Советской молодёжи», и вот в ней как раз рассказывалось, что патруль однажды наткнулся на стилягу, который не был пьян, но заговаривался, «бормотал чепуху». Тогда-то, в 1958 году, и всплыло слово «план» – оказывается, стиляги курили папиросы с опиумом. Но для иркутских стиляг спиртное, по-видимому, было всё же несколько актуальнее. 

В 1956 году народный судья первого участка Кировского района осудил студента Иркутского горно-металлургического института Эдуарда Гиндина на 15 суток «с использованием на физической работе». Оказалось, Гиндин гулял с друзьями в ресторане «Сибирь». В этот день Гиндина, типа «с нафабренными чёрными усиками», исключили из института «за непристойное поведение, компрометирующее высокое звание советского студента». Гиндин не расстроился и вечером отправился в «Сибирь». Там он с компанией танцевал, потом стиляги разгулялись и стали хватать пиво с чужих столиков, потом был поломан стул и вся компания бежала. Поймали только Гиндина, и он отвечал за стиляжничество всех. Рубрика в газете, где рассказывалось, что Гиндин теперь, как есть, с тонкими усиками, будет заниматься физическим трудом, была так и названа – «По новому указу» («Об усилении борьбы с антиобщественными паразитическими элементами»). 

Удивительно: к «паразитическим элементам» относились со всей возможной официальной «яростью», но за пределами газетных материалов вполне сочувственно. Юноша Виктор Соколов в 1955 году напечатал свои стихи в «Молодёжке», а спустя два года в той же «Молодёжке» его нещадно громили за стиляжничество. Он был очень удобным объектом. В 1957 году Виктор ходил по Иркутску в узких голубых брюках, едва доходивших до щиколотки, а в левом ухе носил  серёжку, свисавшую до самого плеча (по крайней мере, так утверждали газетчики). За «систематические пьянки» юный поэт, когда-то обласканный «Молодёжкой», был уволен из пожарной команды, где работал.  А через 2-3 года «аморальный тип» Соколов снова благополучно печатался в этой же газете. Большая статья 1957 года была посвящена стилягам братьям Владимиру и Виталию Белоколодовым, которые, по словам общественных «судей», проводили дни и ночи в ресторанах. В вину Виталию Белоколодову ставилось и то, что он гордился появлением собственного изображения в газете «Комсомольский меч», которая была вывешена на здании ТЮЗа. Это был ещё один из парадоксов – популярность стиляг после появления их фото в газетах росла неимоверно. Позже, уже в 1989 году, на страницах всё той же «Молодёжки» Виталий Белоколодов вспоминал, что после того самого разгрома в 1957 году, в 62-м, он стал внештатным фотокором газеты, а через семь лет получил от газеты грамоту «за коммунистическое воспитание молодёжи». 

«В Братске нет стиляг!»

Обложка пригласительного билета одного из иркутских райкомов
на вечер по борьбе со стилягами

Во что в итоге вылилась официальная «антистиляжья» кампания? Простые ребята, которым промыли мозги, вышли на эту «войну». В 1965 году в строящемся Братске случилась массовая драка. А началось всё с «бушлатиков». В общежитии № 25 поселились бывшие матросы, как и все другие, они приехали строить Новый Братск. Стали любимцами газетчиков, поскольку завели в общаге строгие порядки, хорошо работали. Но держались особняком, не поддавались на попытки разрушить своё «морское» братство, ходили в бушлатах и тельняшках и очень скоро стали популярны у шпаны, им стали подражать местные хулиганы. Начались кровавые драки, в которых мелькали те самые «правильные братишки». Однажды под предводительством хулигана Куленцова «матросики», мстя за избитого «братишку», ночью пробрались в одну из палаток промплощадки и избили спящих ремнями с тяжёлыми якорными бляхами. 

Но последней каплей стал случай на танцах в клубе «Комсомолец». Один из «матросов» пробился к паре танцующих, приложил коробок к брюкам кавалера, сосчитал: «Четыре. Не пойдёт». И тут же распорол брючину до колена. После чего нахально вручил опешившей спутнице стиляги лоскут материи «для вставки». Оскорблённый кинулся на обидчика с кулаками. «Братишки, бей стиляг!» – под этот крик завязалась массовая драка парней 19-го общежития против «матросиков» из 25-го. Били и стиляг, и передовиков. «Вы приехали в Братск только вчера, а мы здесь уже три года. Мы знаем здесь каждое дерево, каждый дом и каждого человека. Так вот слушайте, мы вам говорим: «В Братске нет стиляг!» – кричал на заседании штаба дружины один из активистов. Так официальная кампания против стиляг, к 1965 году уже сходившая на нет, обернулась в Братске угрозой кровавой разборки. Народ за несколько лет разогрели «антистиляжьей» риторикой, и теперь разбираться приходилось на местах. «Матросики» упорно и злобно стояли на том, что будут «всегда резать брюки этим стилягам», а строители 19-го общежития обещали устроить кровавый самосуд, если дружинники не убедят «братишек» перестать мерить чужие брюки коробками и бить морды всем, кто хоть как-то походил на стиляг. «Матросиков» в итоге удалось убедить… при помощи фотографии команды Асхата Зиганшина, на фото он с товарищами был в узких брюках. Только тогда у «братишек» случился идеологический катарсис, и они перестали искать стиляг среди своих однокашников по стройке.