Алексей Жибинов и магия круглых чисел

Кузьма Петров-Водкин, Геннадий Кузьмин, Василий Рождественский, Александр Осмёркин, Алексей Жибинов… Каждый директор ИОХМ по традиции выбирает для своего кабинета те картины, которые наи­более близки его мироощущению. У Александра Гимельштейна эта подборка тоже личная. Интересно, что, человек взвешенный, оптимистичный и прагматичный, Гимельштейн понимает и любит творчество художников явно другого психотипа – будь то поэт Борис Рыжий или художник Алексей Жибинов. «Если говорить об открытых за год выставках, то очень важным получился проект с Алексеем Петровичем Жибиновым, – говорит он. – Для меня это было в значительной степени личное открытие, я, конечно, видел его работы до этого, но «не пробивало». Выставка этого художника была достаточно экспромтной. Есть конкретный человек, иркутский учёный Дмитрий Козлов, который написал мне в соцсетях: «Не хотите ли вы сделать выставку Жибинова?». У нас гигантская коллекция этого художника, и мы постарались выбрать всё лучшее. Конечно, выставки Жибинова были и ранее, но такой, смею утверждать, не было. Совершенно потрясающе все сотрудники работали: и кураторы, и хранители, и реставраторы, и рабочие. Абсолютно все. После закрытия выставки я выбрал три работы Алексея Петровича. Это не вопрос «оформления интерьера». В кабинете директора смонтирована подвесная система, и он тоже является экспозиционным пространством. А так как у меня всё время «приёмное», то и эту микровыставку видит очень немалое количество людей. На другой стене, в ряду c Петровым-Водкиным, Осмёркиным и Рождественским – наш Геннадий Кузьмин, эта картина называется «Улица Каландаришвили». Я иду по городу, и я тоже вижу вот такой Иркутск, каким его видит Кузьмин, и ещё не­многие. Эта картина единственная пережила обновление экспозиции, она была в предыдущей развеске и осталась здесь…». Когда год назад Александр Гимельштейн пришёл в музей, это оказалось и для него самого, и для музея огромным новым опытом.

– Как вас восприняли музейные работники? Трудно было найти общий язык? 

– Вроде бы нужно их спрашивать, мне ведь сложно ответить на этот вопрос. Всегда есть стеклянная стена между руководителем и коллективом. Поэтому я не могу очень уверенно сказать, что я знаю, как было и как есть. Но я могу сказать, что для коллектива музея это была гигантская смена вех. В музее есть и научная молодёжь, но немало людей работают и по многу лет. И даже те, кто работает недолго, всё равно должны были пережить смену эпох. Вся их профессиональная жизнь была при предыдущем руководителе. А для проработавших много лет слова «музей» и «Елена Станиславовна Зубрий» справедливо были синонимами. Наверное, у сотрудников было вполне понятное ощущение тревоги… Но, по моему личному ощущению, очень многие люди были настроены на изменения. И, несмотря на естественную тревожность и необходимость адаптироваться к новой ситуации, это стремление к переменам сформировало то, что мы имеем сегодня. Я очень доволен этим годом. На мой взгляд, мы стали очень хорошей командой. 

– Вы часто бываете в соцсетях, активно общаетесь. Ваши предшественники были менее публичны. 

– Была другая эпоха, у моих предшественников были другие достоинства, без всякого сомнения. Публичная деятельность – это не главное и для меня, на самом деле. Я появляюсь как директор в одной соцсети, и то, что я там делаю – это тоже одна из форм продвижения музея. Этого нет в моих должностных обязанностях, но я делаю это с удовольствием. За этот год я выставил в фейсбуке репродукции порядка 500 работ из собрания музея, и, наверное, про 200 из них люди мне писали, что впервые видят эти картины, поскольку выставлялись и работы из запасников. Были случаи, когда люди видели картину в соцсети и приходили потом посмотреть на неё вживую. Однажды меня очень попросили, и я выставил картину из запасников в экспозицию, она этого заслуживала, кстати. Просто человек влюбился в это произведение искусства. За год всё это выросло в такой сетевой культурологический проект. Кроме того, у нас достаточно приличное интернет-представительство самого музея. 

– Вы подсчитывали, насколько увеличилось количество выставок за этот год?

– Не хочется оперировать абсолютными цифрами. Да, их стало несколько больше. Да, о них больше говорят люди. Но мы знаем: подчас количество не значит качество. Хотя в нашем случае я абсолютно убеждён, что качество всегда на высоте. Так было раньше, так остаётся и сейчас. Сказывается и высочайший профессионализм сотрудников, и определённое стечение обстоятельств. Что-то было экспромтом, в каких-то случаях нашлись удобные поводы. Удача на нашей стороне. Мне кажется, что у людей появился новый драйв. Они всегда работали отлично, прекрасные выставки в областном художественном музее были всегда. Но, на мой взгляд, сегодня у сотрудников музея по-другому горят глаза. Я в этом убеждён. И я это чувствую каждый день. На мой взгляд, крайне интересной была выставка советского искусства «Время наших отцов». Очень хочу её свозить по городам Иркутской области. Как я и говорил, очень важной для меня была выставка Алексея Петровича Жибинова. Мы извлекли из архивов чемодан с его рисунками и набросками. После того как отдел фондов и отдел графики отработали с этим чемоданом и после того как почти 400 рисунков было переведено из архива в музейное собрание, мы прошли волшебную цифру в 23 тысячи экспонатов. Алексей Петрович Жибинов, трагический и прекрасный, ещё и создал такую магию круглых чисел. 

Запасники открываются

Геннадий Кузьмин, «Иркутск. Улица Каландаришвили», 2007 г.

Музей изменился, и об этом говорят не пиар-заголовки, а люди. Перечислить количество событий за последний год очень трудно, потому что их было много. Выставка большого мастера, художника Александра Шелтунова, прекрасная выставка художника Анатолия Погребного. Интереснейшая синтетическая выставка – дизайнерская, художественная – до сих пор идёт в Галерее на Карла Маркса в рамках проекта «КультУра». Недавно закончилась выставка изделий Фаберже из коллекции музея с приглашением одного из самых известных научных консультантов по истории Фаберже петербуржца Валентина Скурлова. В этот год иркутяне впервые увидели все работы Александра Григорьевича Тышлера, хранящиеся в ИОХМ. Выставка была организована к Международному дню театра. 

Ещё один новый проект музея под названием «Открываем запас­ники» позволил сделать новую экспозицию старой Европы. Лучшие картины, конечно же, находились в основной экспозиции, но обновление позволило показать произведения, которые по уровню мастерства мало в чём уступают тем, которыми иркутяне любовались много лет. Многие были потрясены возможностью увидеть произведения Моне и Писсарро из запас­ников. «Сейчас мы готовим их перевод в постоянную экспозицию, – говорит Александр Гимельштейн. – Естественно, это требует особых условий экспонирования, нужно будет защищать графику от прямых солнечных лучей. Пастель, акварель, любая графика очень страдают от солнца. Мы решим проблему, это достаточно дорогой и долгий процесс, но в тех залах, где это актуально, на окнах появятся экраны, защищающие картины от солнца». До конца года ИОХМ откроет ещё одну выставку в рамках проекта «Открываем запасники». «В большом зале мы сделаем «другой» Восток, который тоже мало кто видел, – говорит директор. – Готовится выставка художников советского периода, которые не были социалистическими реалистами. Такое «несоветское советское». Это будет и авангард из наших фондов, и многое другое, у нас богатейшая коллекция. Ведутся переговоры и с омским музеем М.А. Врубеля об их коллекции «нового искусства». А ещё с Красноярским художественным музеем им. В.И. Сурикова мы ведём переговоры о привозе на «Выставку одного шедевра» работы Казимира Малевича «Дама, играющая на рояле». Я очень надеюсь, что если не в этом году, то в следующем Малевича мы привезём». 

– Авангардисты будут ещё?

– Да, литографии. Снова с нами наш партнёр – арт-центр «В перинных рядах» (Санкт-Петербург). Выставка «Авангард. XX век» уже прошла нынешней зимой, теперь будут привезены новые интересные литографии.  Это единственная категория выставок, за которые мы берём дополнительные деньги, поскольку делим их с партнёрами. Но всё равно люди очень хорошо идут, им очень нравится. 

– Как вообще рождаются выставки? Вот вы говорите, что вам просто «написали в соцсетях»… 

– У нас есть чётко оговорённый план, которому мы следуем. Есть и добрый партнёр в ряде проектов – Иркутское региональное отделение Союза художников. У музея вообще длинный шаг планирования, не меньше года. Но экспромты всё равно случаются, и это хорошо. Однажды мне написал добрый знакомый из Бурятии, журналист Тимур Дугаржапов: «Есть отличный художник, старший Доржиев, Бальжинима Доржиевич». Младшего, Зорикто Доржиева, мы в Иркутске хорошо знаем, здесь была его персональная выставка, а старшего, несмотря на то что он выпускник Иркутского художественного училища, в своё время закончил его с золотой медалью, мы видели куда как меньше. Конечно, у нас был расписан весь год, но я принял решение, и не прошло и двух дней, как мы с  заместителем по науке Татьяной Петровной Огородниковой разговаривали с Бальжинимой Доржиевичем. Бурятские товарищи помогли с финансированием выставки, она сейчас идёт, и мы её продляем – люди на неё отлично идут, хотят видеть работы мастера. 

– Будут ли ещё какие-то работы выставляться из фондов? 

– Все наши хранители во главе с Анной Михайловной Парфёненко – научные сотрудники, они постоянно работают, исследуют. И новые, интересные материалы всегда были, есть и будут. У нас потрясающая коллекция графики, более 7 тысяч листов. Это самое старое искусство из того, что у нас есть, если не считать первобытного. Понятно, что в музее нет, к примеру, светской живописи XVI века, а вот резцовая гравюра и офорты есть. Я думаю, что мы их всё-таки покажем, как и коллекцию акварелей, которая совершенно чудесна. Я ещё раз повторюсь – их надо защищать, и мы приложим все усилия для этого. Нам бы хотелось показать и старых сибирских художников, конечно, время от времени мы их выставляем, но хотелось бы сделать концентрированный показ. До конца года будут выставлены Глеб Васильевич Богданов, Клавдий Николаевич Киц-Ковязин… У меня был академик РАХ Анатолий Иванович Алексеев, который беспокоится за своих ушедших старших друзей, и мы обязательно будем показывать этих мастеров.

– Выставка «митьков» состоится?

– Теперь уже точно известно, что да. Очень хорошо, что у нас состоялся контакт с Дмитрием Шагиным прошлым летом. Спасибо Андрею Швайкину и всем организаторам фестиваля «Культурная столица» за то, что эта встреча получилась. Мы показывали Шагину иконы, он был в том числе и в фондохранилище. И сказал: «Какой у вас замечательный зал», тогда я ответил: «А давайте, Дмитрий, привезём полноценную выставку «митьков» в рамках фестиваля будущего года». «А давайте!» – сказал Дмитрий. Вот так это всё получилось, вроде бы мимолётный разговор, на самом деле ничего мимолётного не бывает. Где-то всё созревает для того, чтобы это получилось. Уже приехала в Иркутск картина «Митьки приносят Ивану Грозному нового сына», сейчас она находится в реставрационной мастерской. Будет Дмитрий Шагин и ещё несколько человек из круга «митьков». Выставка откроется в верхнем зале Галереи сибирского искусства, «митьки» будут подниматься по лестнице, по которой в своё время поднимался Антон Павлович Чехов. 

«Подвалы гигантские, высотой метра в три»

Каждый директор музея по традиции выбирает для своего кабинета те картины,
которые наиболее близки его мироощущению

Впервые за много лет в этом году состоялось открытие нового отдела музея – Галереи скульптуры. Вместе с экспозицией из музейных фондов там реализован совместно с частными коллекционерами и Союзом ювелиров и камнерезов Иркутской области проект «Особая кладовая». Между тем это событие дало надежду, что музей будет развиваться «вширь» и дальше. Главный вопрос – будут ли открываться новые филиалы, появятся ли здания под фонды и экспозиции. Потому что ясно – существующих площадей мало, а выставлять можно очень и очень многое. 

– Есть планы на открытие новых отделов? Например, отдела первобытного искусства?

– То, что мы открыли новый филиал, Галерею скульптуры на Баснинской (Свердлова) – это, по сути, событие десятилетия. Потому что в предыдущий раз много лет назад у нас открылась усадьба Сукачёва. Конечно, усадьба намного крупнее, чем Галерея скульптуры, но это всё равно событие. Ведь её мы открывали уже в условиях финансового кризиса. Нам уже пришлось из собственных средств формировать фонд заработной платы этого отдела. Сейчас задача – найти помещения под новые фондо­хранилища, новые экспозиционные площади. И только когда это про­изойдёт, мы можем говорить о том, чтобы открывать новые отделы, и в том числе нашего прекрасного первобытного искусства. Но, раз вы настаиваете на «первобыте», я попробую пораньше… Абсолютно убеждён, что нам необходимо не менее 2,5–3 тысяч квадратных метров экспозиционных площадей. Причём желательно, чтобы это было близко, в едином комплексе с Главным зданием музея. Есть одна задумка, если её удастся  реализовать, это решило бы все наши проблемы с площадями, и мы могли бы полностью сформировать Галерею сибирского искусства. В фондах в ­огромном количестве находятся картины сибиряков. Есть около тысячи полотен, которые нужно выставить в постоянной экспозиции. Должны появиться монозалы самых выдающихся иркутских художников. Новые экспозиционные площади дадут возможность развивать иконное собрание, увеличить площади под европейское и русское искусство, полноценную советскую экспозицию – как художников-соцреалистов, так и представителей других направлений. Нам необходимо и фондохранилище. И тоже есть подход к этому делу. И тогда мы бы могли вернуть под экспозиции помещения на Ленина, 5, которые ныне занимают фонды. 

– Алексей Дементьевич Фатьянов говорил, что сам бы свидетелем, как гружёный самосвал начал проваливаться под землю во дворе музея, открылась часть какого-то большого помещения. 

– Мы тоже наблюдали подобное, открылся провал высотой около 3,5 метров. Вероятно, могли соединяться два здания – здание музея и авиа­ционного техникума, потому что исторически это был один комплекс зданий. У меня есть одна идея, которая требует исследования, анализа, прежде всего. И последующего проектирования. Мне бы очень хотелось раскопать подвалы на Ленина, 5, если это возможно технологически. Подвалы гигантские, высотой около 3 метров и площадью около 2 тыс. кв. м. Они были засыпаны при послевоенной реконструкции здания. Доступа туда пока нет вообще. Это для нас с Людмилой Григорьевной Тарковой, заместителем, курирующим строительство и ремонт, «расписание на послезавтра». Конечно же, если бы получилось вернуть подвалы, открылись бы огромные возможности.

– В музее хранятся плиты с пет­роглифами, когда-то переданные Алексеем Окладниковым. Они бы могли стать очень интересной частью экспозиции первобытного искусства. 

– Да, во дворе Галереи на Карла Маркса действительно хранятся эти плиты. Они защищены, упакованы. Если у нас появится полноценная экспозиция первобытного искусства, я бы очень хотел, чтобы и они были выставлены. Конечно, в помещении это сделать невозможно, потому что вес очень большой – несколько тонн. Но я очень надеюсь, что что-то могло бы быть организовано и на улице. Одно обследование этих объектов археологами было, но достаточно давно – лет 15–20 назад. Я проводил встречу со специалистами, они предлагали привезти экспертов из Москвы для обследования плит, но пока на это нет средств. И нужно понимать, что делать с этими плитами дальше. Если мы собираемся их музеефицировать, то, безусловно, нужно сначала создать пространство, на котором они будут выставлены. 

«Детям нужен драйв»

Музей изменился, и об этом говорят не пиар-заголовки, а люди.
Перечислить количество событий за последний год очень трудно, потому что их было много

Теперь в Иркутском художественном музее есть единый билет во все отделы, «длинные четверги», когда можно прийти в музей с 18 до 20 часов, то есть после работы. Есть увлечённые волонтёры, которые проводят собственные экскурсии. Более 200 работ пришло на конкурс рисунков по выставке Фаберже. Не исключено, что может появиться и собственное маленькое кафе. Музей меняется, и даже селфи в стенах – это теперь не моветон, а лишний способ продемонстрировать: «торговать в храме» никто не будет, но музей становится живым, интересным. 

– На какие музеи вы ориентируетесь, когда планируете развитие собственного?

– Учиться надо у всех, кто даёт возможность учиться. У всех художественных музеев есть методический центр – Государственный Русский музей. Мы с ними много общаемся, ориентируемся на них, но на самом деле и я, и мои коллеги ищем всё, что можно обнаружить ценного. Я с очень большим интересом смотрю на то, что делает Екатеринбургский музей изобразительных искусств. Это муниципальный музей, у него нет статуса государственного художественного музея, но их опыт очень интересен. В силу того, что я очень люблю русских импрессионистов, с большим нетерпением жду открытия Музея русского импрессионизма, это частный московский музей. Предваряя своё открытие, музей очень интересно работает как раз в соцсетях, о которых мы говорили выше. Мы сотрудничаем с Государственным Эрмитажем, в том числе с реставрационной службой. Я был в Эрмитаже не так давно, там очень хорошо знают наш музей, много с нами работали. Как-то получается, что пока мы больше ориентированы на Петербург, чем на Москву. Это отчасти, наверное, объясняется и предрасположенностью Иркутска к этому городу. Естественно, Третьяковская галерея и Музей изобразительных искусств имени Пушкина – это тоже наши ориентиры. 

– А музеи современного искусства, например, Эрарта?

– С Эрартой мы начали сотрудничество через фестиваль «Культурная столица», пока только анонсируем друг другу то, что нам нужно найти формы взаимодействия. Всё это нам очень интересно, уверен, что взаимопонимание будет. 

– Вы открываете двери музея для представителей, так скажем, современного искусства. Как к этому относятся ваши постоянные посетители, привыкшие к тому, что музей – оплот классического искусства, традиций? К примеру, весной в музее читал лекцию Иван Вырыпаев, споры вокруг творчества которого не прекращаются. 

– Мнения бывают разные, но, во всяком случае, мне неизвестны случаи, чтобы кто-то вознегодовал, что у нас была лекция Вырыпаева. Может быть, кому-то это искусство не близко, но играет роль масштаб личности. Если личность есть, то сфера приложения его творчества должна быть интересна многим, даже тем, кто не разделяет его взгляды на развитие искусства. Тем более если речь идёт о нашем земляке. Поэтому музей открыт для нового. Естественно, наша главная забота – показ культурных ценностей и их хранение. Но при этом музей как культурный центр может многое за рамками этих главных направлений. Не будет только одного – «торговли в храме», всё остальное возможно. 

– Очень заметной была акция по перемещению картин на первый этаж музея – специально для инвалидов. Удался опыт, или что-то нужно менять?

– Я с большой нежностью отношусь к той работе, которая связана с инвалидами и детьми-инвалидами в усадьбе Сукачёва. Конечно, на Ленина, 5 труднее – здание технологически не готово. Но, тем не менее, мы решились, и в декаду инвалидов перенесли шедевры основной экспозиции на первый этаж. Наконец эти полотна смогли увидеть инвалиды-колясочники. Но потом мы поняли: областная декада инвалидов – это было хорошо как повод, и мы будем повторять, делать тематические выставки, однако не зимой, а летом или ранней осенью. Как бы хорошо ни было всё организовано в музее и на его территории, зимой на улицах города инвалидам трудно. Они просто не доберутся до нас. Теперь будем выбирать тёплый, солнечный сезон. 

– Вы говорили, что в мечтах есть проведение фестиваля по типу детского «Архстояния». 

– Я хочу, чтобы художественный музей был постоянным центром притяжения всех художественных школ Иркутска, школ искусств и, конечно, Иркутского художественного училища. И мы активизировали совместную работу с ними. В следующем году ребята из Иркутского художественного училища будут приходить копировать картины, это будет элементом учебной программы. Естественно, чтобы детям было интересно, нужен драйв, движение. Поэтому я создал небольшую пока структуру, которую возглавила Наталья Валерьевна Гончаренко, заведовавшая усадьбой Сукачёва на протяжении 8 лет. Сегодня она заместитель генерального директора по просветительской и проектной деятельности. Сейчас она строит центр музейной педагогики, Общество друзей музея. Всё это будет развиваться, а вот в какую форму выльется? Может быть, это будет фестиваль по типу детского «Архстояния», или что-то ещё – жизнь покажет. Развивается и волонтёрский центр. Нам очень нравится, как запустился этот проект. Началось всё хоть и с моей, но  волшебной фразы: «А в США сотрудники музеев не водят экскурсии, этим занимаются только волонтёры». Теперь у нас полноценный волонтёрский центр. Масса людей записалась, многие остались и прошли весь учебный курс. Сейчас они сдают зачёты и экзамены по методике и содержанию и уже начали водить экскурсии. Это нам очень поможет. Люди гуманитарного образования, историки и искусствоведы, пенсионеры, педагоги. Тот самый случай, когда музею нужны экскурсоводы, а люди об этом и мечтали. Вот такое со­впадение. У нас намного увеличилось количество экскурсий. Да и  примерно тысячу экскурсий во всех филиалах мы проводим в течении учебного года только лишь в рамках нашего совместного проекта с иркутской мэрией для всех шестиклассников города. Волонтёры становятся не просто желательны, но и необходимы.

– Вы не хотели бы развивать направление, связанное с сувенирной продукцией, с развитием инфраструктуры музея? Кафе, продажа репродукций? 

– Конечно. Когда я говорю про «не торговать в храме», это не значит, что нельзя продавать сувениры. Конечно, сувенирная продукция у нас есть и сейчас, но нужно расширять это направление. Хочется завязать какие-то партнёрские отношения. Если найдутся такие люди, то мы, безусловно, им поможем всё это организовать в стенах музея. Очень хочется, чтобы в музее появилась маленькая кофейня. Хочется, чтобы посетители могли заказать себе постер полюбившейся картины на холсте, на бумаге или пойти и купить уже готовый. Это реально, интересно, и я надеюсь, что мы начнём это делать в обозримом будущем. 

– Вы не ограничиваетесь работой в музее – председательствуете в редакционном совете «Восточно-Сибирской правды», заведуете кафедрой ИГУ, остаётесь во главе Союза журналистов, пишете и выпускаете книги. Это не слишком много для того, чтобы везде получалось?

– Я стараюсь, честное слово (улыбается).