Марк Давидович, для того чтобы припомнить, надо забыть. А мы вас никогда не забывали. Все эти девятнадцать лет без вас. Все эти десятилетия с вами… Нас, тех, кто вас любит и помнит, пол-Иркутска… Сейчас, может быть, чуть поменьше – ваши и наши потомки и Пушкина-то не все помнят… Время такое.

Для настоящего поэта нет времени. Он будет с нами всегда. А Марк Сергеев – поэт настоящий. И человек – настоящий. Мягкий, добрый, интеллигент в первоначальном значении этого слова, в творчестве и принципах он был непреклонен.

Был… Я стараюсь не произносить это слово применительно к людям, которых помню и люблю. Толя Кобенков, Гена Сапронов, Тэофиль Коржановский – эти люди для меня были и ЕСТЬ. Среди них, конечно, и Марк Сергеев.

Не всегда помнится, где и когда впервые встретился с тем или иным человеком. Знакомство с Марком помню в деталях. Я тогда пребывал в должности второго секретаря Усольского горкома комсомола. По моде времени организовывал «Голубые огоньки», молодёжные кафе. Так как я по образованию и по пристрастиям филолог, все эти затеи носили ярко выраженный литературный характер. На один из первых «Огоньков» пригласил Марка Давидовича, не очень надеясь, что он приедет – именитый, известный не только в области, что ему искать в провинциальном Усолье?

Откликнулся, приехал. Демократично, на электричке. Хорошим весенним днём мы с первым секретарём Олегом Свириным встречали его на перроне. Вышел – молодой, красивый, приветливо улыбающийся. Стали знакомиться. Ему представляться не понадобилось. Мы назвались: Олег Свирин… Олег Харитонов… Марк Давидович не задумываясь выдал каламбур: «О, да у вас олег-гархия!»

Весь вечер он в центре всеобщего внимания. Но не в качестве свадебного генерала, небожителя, «поэта из столиц», а самого заводного участника происходящего – весёлого, готового участвовать в любых придуманных нами играх и забавах. Девушки влюбились в него если не все, то через одну, парни завидовали.

Вернувшись в Иркутск, я не сразу смог оценить масштаб личности Марка Давидовича. Накатило множество новых и возобновлённых знакомств. Мир культурного Иркутска конца шестидесятых был многолик, многоцветен, многоголос. Ещё не сформировалась знаменитая иркутская стенка, но все составляющие её уже появились, и Вампилов с Распутиным не казались в этом монолите самыми яркими талантами – стартовые позиции у всех были равны. Время определило всё. 

Постепенно стало понятно, что Марк даже в этой яркой мозаике занимает своё, особое место. Оно во многом определяется фразой, которую кто-то произнёс первым, но подхватили многие: «Кажется, Марк ходит по Иркутску в нескольких экземплярах». Масштаб его личности и работы мне стал понятен немного позже. Коротко он может быть определён фразой из Иркипедии: «Автор более 60 книг для детей, сказок, поэтических сборников, исторических повестей, исследовательских книг о Пушкине, декабристах, Байкале». Правда, в некоторых источниках называется другая цифра – 70 книг да ещё 60 сценариев, но это сути не меняет. 

В разное время было ещё много другой, общественной работы – председатель правления Иркутского отделения Союза писателей СССР, председатель Иркутского отделения президиума Российского фонда культуры и… Да бог с ними, с этими должностями, просто скажу, что он никогда не занимал их, как «представитель от», всегда впахивался в эту работу. Такова его сущность.

С трудом представляю его, девятнадцатилетнего интеллигента, на фронте, участником Маньчжурской операции, которая не очень известна, но от этого не менее страшна. Марк немного писал о войне, но его стихотворение «Тополя» знают многие. Да и тополя, которые посадил их ушедший на фронт выпускной класс, живы. Живы они, конечно, благодаря стихам Марка Сергеева. Вот строки из них: 

Как требуют параграфы 

устава,

Начни по списку называть 

солдат:

– Клим Щербаков! –

И тополь – пятый справа –

Ответит:

– Пал в боях за Ленинград.

– Степан Черных! –

И выйдет тополь третий.

– Вадим Смирнов! –

Шагнёт двадцать второй.

Нас было двадцать шесть 

на белом свете –

Нас пятеро с войны 

вернулось в строй…

Прервался на то, чтобы поговорить со Светланой Домбровской, которая долго и успешно возглавляла городской отдел культуры. И узнал от неё, что Гуманитарный центр семьи Полевых открылся благодаря Марку Давидовичу. Это, конечно, другая история, но не упомянуть о ней я не мог.

Кто подсчитал, сколько стихо­творений Марка было опубликовано в периодике, но не вошло в сборники? Каюсь, мы порой злоупотребляли его безотказностью. Не раз приходилось вступать с ним в такой диалог.

– Марк Давидович, готовим номер к юбилею газеты… Хорошо бы иметь стихотворение.

– Когда надо?

– Вы же знаете… Вчера.

– Ну, что ж (пауза). Приходите завтра в девять утра.

Ровно в назначенное время я получал нужные стихи. Ни разу не подвёл.

Было дело, задумал я в перво­апрельский номер сделать подборку розыгрышей известных деятелей культуры. Пошёл по городу с диктофоном. Поначалу ничего не получалось – неважно было у наших творцов с юмором. Явился в Союз писателей. Застал там двух унылых литераторов. Ничем они меня не обрадовали. Пришёл откуда-то Марк Давидович. Усталый, замотанный… Изложил ему свою просьбу, не очень надеясь на успех. Марк думал минуты две. Потом глаза его загорелись, усталость как рукой сняло:

– Включайте диктофон. 

И я записал два таких замечательных, остроумных розыгрыша, о которых и сейчас вспоминаю, когда надо повеселить компанию.

Однажды я вроде бы простился с родным Иркутском и обнаружил себя в городе Зарафшан, в центре пустыни Кызылкум. Там она, ностальгия, меня и настигла. Когда становилось особенно тошно, мы с моей четырёхлетней дочкой пели песню на слова Марка Давидовича. И плакали вместе. Эту песню знает каждый иркутянин:

Пусть есть города и красивей, 

и выше,

Но где бы пути иркутян 

ни легли,

Они тебя видят, они тебя 

слышат,

Любимый Иркутск, середина 

Земли!

Когда я редактировал экологическую газету «Наш Байкал», Марк Давидович пришёл ко мне с мешком. В нём он принёс свой богатый архив по Байкалу. Он мне очень пригодился. 

Так получилось, что своё шестидесятилетие я отметил дважды – в «Молодёжке» и творческом клубе «Сан-Рома». И Марк дважды приходил с подарками. Но не простыми. Я тогда вёл в «Молодёжке» страницу «Завалинка», на неё собирались любители дворовых песен, частушек, анекдотов. Отсюда и подарки – это книжки-малютки, сборники дворовых песен – «В нашу гавань заходили корабли» и «Как на Дерибасовской, угол Ришельевской». Книжки эти для меня ценны не только сами по себе, но больше всего тем, что даритель прошёлся по текстам и внёс правки – так, как он знал эти песни. 

Так он и жил. Как? Об этом – в его стихах. 

Каждый день 

начинать себя снова,

Не жалеть протрубивших годов,

Приходить из молчанья лесного

В многослойность

больших городов.

Не бояться ни крови, ни сшибки

И уметь находить и терять.

Не бояться, проверив ошибки,

Начинать свою жизнь,

как тетрадь. 

«Когда-нибудь потом»… Для вас не будет потом, Марк Давидович. Для Иркутска вы всегда – сейчас. Вы всегда среди нас.