Белой скатертью, отглаженной колёсами лесовозов, стелется снежная дорога. За окнами мелькают деревья. Не то чтобы глухая сибирская тайга, но… деревья. Правда, не очень толстые, и растущие не очень густо. Под патриотично-экономические определения – «зелёное золото», к примеру, или «несметные богатства», – этот лес явно не катит. Скорее всего, он вторичный, выросший на месте когда-то уже вырубленного или когда-то выгоревшего. Хотя толстые сосны и лиственницы отдельными участками тоже встречаются. Дорога идёт по крутому склону высоко над речкой, а внизу, в местах, где лес деревьями побогаче, просматриваются таборы лесорубов. 

Неожиданно, со всего разгона, наша машина вместе с дорогой ворвалась в просторную старую гарь. Теперь по обе стороны дороги чёрные пики вместо деревьев. Торопливо роюсь в сумке, достаю фотоаппарат, чтобы успеть сделать по ходу, пока сгоревший участок не закончился, хотя бы один снимок погибшей тайги. Торопливо настраиваю автоматическую съёмку. Второпях, не глядя, пару кадров вперёд, через лобовое стекло. Ещё пару кадров вправо… Машина выскочила на взгорок, а впереди… Зря торопился. Перед нами до горизонта чёрные пики на белом снегу. Толщину сгоревших деревьев специально не замерял, но если из машины на глаз – думаю, что на уровне груди диаметр лишь некоторых обугленных стволов превысит 20 сантиметров. Неспешно сделал ещё несколько снимков. Гарь не кончается.  

Как долго ехали мы по выгоревшему пространству – не знаю. Время и километры не засекал. Но понятно, что счёт погубленного огнём леса здесь идёт не на десятки – на многие сотни, скорее, даже на тысячи гектаров. 

«Мы» – это, в первую очередь, Сергей Апанович, координатор группы общественного мониторинга по проблемам экологии и защиты леса Иркутского регионального отделения ОНФ. По тревожному сигналу о непонятных вырубках от жителя Осы, выступающего сегодня нашим проводником, он организовал этот рейд. В нём, кроме вашего корреспондента, принимают участие два сотрудника Межрайонного отдела полиции Управления экономической безопасности и противодействия коррупции ГУВД по Иркутской области и съёмочная группа Иркутской государственной телерадиовещательной компании.

Две первых «телеги с дровами» – гружённые круглым лесом автомобильные прицепы – и остатки штабеля встретили на пустынной, без людей, площадке, как раз на границе пожарища. Спустились ещё немного и оказались в обжитом и довольно живописном (если бы не косогор, покрытый чахлыми, почти без крон и отчасти засохшими деревцами, написал бы – красивом) распадке. Несколько бытовок в рубленных балках и вагончиках уютно дымят трубами. Собачонка встречает нас громким, скорее радостным, чем сердитым лаем. Неведомо откуда материализовавшись, трётся о ноги здоровенный и ласковый кот. Убедившись, что на него обратили внимание, галопом мчится, задрав хвост трубой, к ещё не вывезенным штабелям брёвен и удобно устраивается там.

На косогоре, судя по волокам, срублены и стрелёваны вниз все здоровые деревья,
но оставлены все сухие, больные, кривые и нежизнеспособные

– Вон в том вагоне «технологички» всё, – отвечают полицейским рабочие, подразумевая технологические карты заготовки древесины.

– А остальные документы где? У Анисимова, директора Осинского лесхоза?

– У Анисимова, наверное. Может, у Алексеича – мастер по бригадам здесь ещё ездит.

Рассматривая косогор, на котором, судя по волокам, срублены и стрелёваны вниз все здоровые деревья, но оставлены все сухие, больные, кривые и нежизнеспособные, безуспешно пытаюсь определить на глаз вид рубок. Местный житель, поднявший тревогу, говорил о необоснованных и некачественно проводимых санитарных рубках. Но – не похоже.

– Что здесь делается? Какие рубки ведутся? – спрашиваю рабочих, когда оперуполномоченные ушли в вагончик за документами. 

– Да мы просто рубим, и всё, – отвечают. – К нам мастер приезжает – у него документы. Он сказал рубить оттуда дотуда. Мы первый раз сюда заехали.

– А кто вы? Откуда?

– С Прибрежного, из Братского района.

Странно. Знаю, что лесхозы в Иркутской области сегодня бедствуют. Едва ли не половина из них уже банкроты или почти банкроты. Для постоянного штата рабочих нет в окрестных лесах ни работы, ни зарплаты, а потому не только Осинский – многие лесхозы при появлении краткосрочных госзаданий вынуждены нанимать временных и сезонных рабочих. Но почему Осинский лесхоз нанял бригаду из Братского района? Неужели в родной Осе все мужчины обеспечены постоянной высокооплачиваемой работой?

– Нам платят с заготовленного куба «белую» зарплату, с подоходным налогом, со всеми отчислениями. Вот, я на месяц заключил договор. А потом – всё! – прерывает мысленную цепочку вопросов в моей голове один из рабочих. И по интонации, с которой он произнёс это, стало понятно, что не станет он читать технологическую карту. 

И даже если прописана там сплошная рубка для облегчения последующего лесовосстановления, он всё равно не станет терять время на уборку кривых, сухих, больных деревьев, но подчистую выберет здоровые, крепкие, сильные. Он будет рубить не то, что нужно и что прописано в технологической карте, а только то, что можно продать, из чего складываются заветные оплачиваемые кубы. Не потому, что он плохой и ему лес совсем не жалко, а потому, что через месяц он снова станет безработным. Ему надо, жизненно необходимо заработать по максимуму сейчас. 

Подобные рубки, при которых худшие, не имеющие сбыта деревья оставались на корню, когда-то давно, ещё на стыке 20–30-х годов прошлого века, в СССР были. Они назывались условно-сплошными. Теперь такие рубки, наряду с приисковыми и подневольно-выборочными, упоминаются лишь в учебниках по истории лесного дела. Официально считается, что этого варварства в России больше нет. Но, оказывается, вот оно, перед глазами. Хоть студентам лесных вузов показывай в качестве наглядного пособия.

– Мы волока нарезаем и живой лес берём, – подтверждает раскряжёвщик, сказавший, что он здесь «ну, типа бригадира». – А вот этот сушняк и тоненький лес (жест в сторону косогора) – он остаётся. 

Руслан, так зовут рабочего, приехал сюда ещё в июне прошлого года. Работает дольше других, поэтому и остаётся за старшего.

– У меня постоянно бригады меняются. Одни заедут, другие уедут. А я вот сейчас тоже увольняться собираюсь.

– Что так?

– Не устраивает зарплата. Техника своё отработала, ломается, и той кубатуры, что для нормальной зарплаты требуется, уже не даём. 

При нашем посещении заготовка древесины не велась. Но откуда-то снизу, со стороны речки Обусинки, потянулись вдруг лесовозы, гружённые ядрёными сосновыми и лиственничными сортиментами.

– Смотри, говорят про санитарные рубки, а брёвна-то какие! – не может сдержать эмоций Сергей Апанович. – Ну хоть бы одно со следами болезни было, сухостойное или чуть подгнившее. 

Спросили проходящего мимо рабочего, в каких кварталах находятся разрабатываемые лесосеки.

– Мы повыше, на косогоре работаем. Там разделительный столбик есть. 35-й квартал сюда, вниз пошёл, а вверх 36-й. Там тоже рубка идёт. Метров 200 вверх ещё одна бригада стоит.

– А внизу, у речки, кто-то ещё лес рубит? 

– Там из Братского района бригада стояла, выехали вчера. Запретили им, вроде, рубку там.  20-й там квартал, или ещё какой, мы толком не знаем. 

Квартал № 20 Обусинского участкового лесничества захватывает водоохранную зону Обусинки. Значит, никакие рубки, кроме санитарных, там недопустимы. Только это не значит, что рубки и на самом деле не допускаются. Лес там тоже заготавливали. Причём не где-то на краешке водоохранки, а на самом берегу. На это указывают, в частности, продавленный колёсами лесовозов лёд Обусинки, остатки штабелей свежих брёвен на противоположном берегу речки, которые, возможно, не поместились на лесовозы. А ещё в распоряжении регионального отделения ОНФ есть видеоматериал, отснятый во время рубки деревьев на самом берегу. 

Сергей Апанович разыскал столбик, о котором упоминали рабочие, и выяснилось, что в 35-м и 36-м кварталах ведутся рубки не санитарные, как предполагалось вначале, а главного пользования. То есть коммерческие. Рабочие упоминали ещё и о расположенных где-то здесь же 34 и 50 (или 56) кварталах, в которых тоже ведётся заготовка древесины, но деляночных столбиков по глубокому снегу нам отыскать не удалось, а мастер, который, по словам рабочих, приезжал ежедневно, в день проведения рейда на лесосеках так и не появился. Поэтому вопросы не просто остались. С каждым часом их становилось больше. Даже по возвращении в Осу их не удалось прояснить полностью, потому что Юрия Анисимова, директора лесхоза, на месте не оказалось, а Владислав Максименко, начальник отдела по Осинскому лесничеству Агентства лесного хозяйства Иркутской области, объективно не может знать многих хозяйственных тонкостей хоть и подконтрольного, но самостоятельного хозяйствующего субъекта – автономного учреждения «Осинский лесхоз». Да и работает Владислав Викторович в новой для него должности всего два месяца. 

Проверка полицейскими лесовозов, везущих древесину с каких-то других делян, тоже вызвала больше вопросов, чем дала ответов. Документы у всех водителей в наличии были, но в каждом что-то недоделано, что-то недописано, что-то не подписано… Будь на месте хоть кто-то из начальства, можно было бы спросить, уточнить. Только здесь нет ни организаторов рубки, ни самой захудалой связи. Дозвониться до «большой земли» можно только по спутниковому телефону. Но такого нет ни у кого.

Оперуполномоченный межрайонного отдела УЭБиПК Сергей Жоголь внимательно вчитывается в сопроводительные документы, задаёт водителям кучу вопросов, ответы на которые его явно (это по лицу видно) не удовлетворяют. Наконец объявляет: «Все бумаги остаются у меня. Вы все вместе едете в Осинский лесхоз, но не разгружаетесь. Ждёте, пока мы всё выясним с руководством учреждения».

Услышав мой вопрос о впечатлениях от увиденного, он то ли вздохнул, то ли ухмыльнулся.

– Вы же видели, что какой-то пакет документов гражданами был предоставлен, – отвечает. – Но всё это требует перепроверки. Технологическая карта есть, а вот госзадание – не знаю. Руководитель то ли приедет, то ли не приедет. На обратном пути, с появлением связи, будем звонить руководителям лесничества и лесхоза, чтобы они предоставили полный пакет должных документов. Нарушения присутствуют, но я, будучи специалистом в области уголовного законодательства, не могу перечислить вам виды административных нарушений. В сопроводительных документах они есть. Да и сами сопроводительные документы ненадлежащие. Скорее всего, будет составлен административный протокол на мастера или иное ответственное лицо. Возможно, что одним сегодняшним нашим визитом проверка не закончится.

Утром, по пути на деляны, мы обгоняли пустые лесовозы. Теперь, возвращаясь, обгоняем тяжело гружённые. Медленно, с трудом забираются они по лесной трассе на многочисленные взгорки. И так же медленно, осторожно спускаются по скользкой дороге вниз.  

Утром, по пути на деляны, мы обгоняли пустые лесовозы. Теперь, возвращаясь, обгоняем тяжело гружённые

– Третий… пятый… – хотел я посчитать их количество. Занятие простое, потому что никаких других машин, не считая наших, здесь просто нет. Хотя – есть. Впереди оранжевый самосвал. Но и его борта наращены какими-то самодельными хлипкими стойками. А в кузове, конечно же, добротный круглый лес. Понятное дело: на носу весна, распутица. Надо успеть вывезти из леса всё порубленное. 

На восьмом или девятом грузовике с лесом я всё-таки сбился со счёта. Да и ладно. Понятно, что много. Очень много леса заготавливается, оказывается, в Осинском районе Иркутской области, который я считал почему-то не слишком многолесным. Зато в будущем году мы сможем торжественно отрапортовать, что, несмотря на кризис и санкции, Иркутская область смогла установить очередной рекорд по вырубке своих лесов. И не стоит удивляться, что наша «непроходимая» тайга с каждым годом становится всё прозрачнее. Что лесные сопки, особенно когда на них смотришь с самолёта, по образному выражению моего старинного приятеля, всё больше походят на бритые затылки каторжан. А за потомков волноваться не стоит. Объяснили же лесорубы, нанятые на зимний сезон «лесокоса» Осинским лесхозом, что им специально оставляются на корню деревья «сухие и тонкие», потерявшие жизненную силу. 

P.S. Полицейским, принимавшим участие в рейде, как они и предполагали, пришлось остаться в Осе, поскольку по первому требованию Осинский лесхоз и территориальный отдел по Осинскому лесничеству Агентства лесного хозяйства Иркутской области не смогли предоставить им все требуемые документы. А через несколько дней после рейда неизвестными был подожжён дом местного защитника леса, инициировавшего эту проверку. Возбуждено уголовное дело, ведётся следствие.