2 февраля в материале «Они печатались в Иркутске» мы рассказали о том, как в иркутских газетах 1915-1916 годов были найдены стихи Сергея Есенина и Константина Бальмонта. Если стихи Сергея Есенина, как обнаружилось, были перепечаткой из «Биржевых ведомостей», то стихи Константина Бальмонта «Тоска» и «Не из радости…» идут без пометы о перепечатке. И в библиографиях поэта, где указаны публикации в столичных газетах, этих стихов нет. В наиболее полном на сегодняшний день собрании сочинений Бальмонта в 7 томах (издательство «Терра», 2010 год) эти стихи также не были обнаружены. Это позволило предположить, что Бальмонт оставил стихи для газеты «Иркутская жизнь» во время своего пребывания в нашем городе в конце марта 1916 года и они нигде более не печатались. Стихи появились в газете сразу после отъезда Бальмонта из Иркутска. Однако, как оказалось, это не единственная находка. Через месяц появились ещё три стихотворения, одно из которых, судя по обстоятельствам его появления в газете, тоже нигде, кроме Иркутска, не печаталось. 

Но как Константин Бальмонт попал в Иркутск? В начале 1916 года он совершил большую поездку в Сибирь, на Дальний Восток и в Японию. В списке городов, которые он должен был посетить, был и Иркутск. Бальмонт мечтал приехать сюда ещё в 1915 году, но не доехал. 

«Не подозревал, что Сибирь такая солнечная страна»

«Иркутск его принимал равнодушно» – так описали визит поэта в наш город авторы биографии Бальмонта Павел Куприяновский и Наталья Молчанова (книга вышла в серии «ЖЗЛ» в 2014 году). Неизвестно, на какой источник ориентировались авторы, но газеты Иркутска говорили о другом. «Иркутян оповестили: «26 марта, в 1-м общественном собрании читает Бальмонт». Бальмонт? Тот самый… Тот! Тот, который сказал: «Я – жизнь, я – солнце, красота! Я время сказкой зачарую, я в страсти звёзды создаю, я весь – весна, когда люблю, и светлый бог, когда целую». «Светлый бог» пред нами. Светлый бог спустился со столичного Олимпа, сел на пегаса и прискакал в столицу Сибири, Иркутск», – писал постоянный литературный обозреватель «Иркутской жизни» Марк Волохов. Поэта здесь ждали, газета даже напечатала знаменитое его письмо «Привет Москве». 

Если вы сегодня заглянете в зал ТЮЗа на Ленина, 23, можете остановиться, прислушаться – сколько за столетие видело это здание. Стихов, спектаклей, музыки… Можете представить, что в эти стены век назад вошёл Константин Бальмонт, сосредоточенный, молчаливый, печальный. Терзала ли его остаточная лихорадка, полученная в сибирском турне, или тяготил невесёлый вид Иркутска в первый месяц весны…Но Бальмонт был мрачен. Когда вечером 26 марта он читал первую лекцию «Вечер поэзии», зал первого общественного собрания Иркутска был заполнен. Следом, в другие дни были прочтены «Любовь и смерть», «Лики женщины в поэзии и жизни». В афишах значилось: «После лекции К.Д. Бальмонт прочтёт свои стихи и многочисленные отрывки из мировой поэзии». 

Иркутская критика была очень расположена к поэту, несмотря на подтрунивание над его манерой чтения лекций, она восторженно писала о Бальмонте. Бальмонта любили: «Он – Прометей, прикованный к форме, влюблённый в неё. Это про него в «Помрачненья божков» Измайлова сказано: «Стих Бальмонта достиг музыкальности, о которой даже и не мечтали поэты былых дней». Его поэзия полна стихийности, это какой-то жизнерадостный язычник, в безумном хмеле молодости и здоровья несущийся навстречу солнцу, свету, весне, зною, ветру и огню, ласковой волне моря и цветам земли…». Это никак не назовёшь «равнодушным» приёмом. Другое дело – отношение Бальмонта к Иркутску. 

Когда была опубликована первая статья «ВСП» о найденных стихах Бальмонта, автор портала «Иркутский календарь» Наталья Блохина обратила наше внимание и на письма Бальмонта, в которых тоже упоминался Иркутск. «Здесь настоящая весна. Верно, в Иркутске или в Чите подарю свою шубу какому-нибудь раненому солдату», – писал поэт 18 марта из Новониколаевска жене, Екатерине Андреевой-Бальмонт. А вот что впечатлило его спустя три дня: «…Я каждый день с ярким Солнцем. Не подозревал, что Сибирь такая солнечная страна. Вчера с большим успехом читал «Вечер поэзии». Правда, поэт добавляет: «Но мне надоели выступления и надоела публика. Я рад, что скоро всё это кончается». И вдруг на это утомление – инфлюэнца. «Кaтя милaя, бурный триумф, который мне устроили в Томске, немедленно сменился бурным приступом жестокой инфлюэнцы, 40 градусов, и угрозой воспaления лёгкого, которaя теперь миновaлa… Зaвтрa обещaют позволить мне ехaть в Иркутск…». 

«И тоска в воздухе мне чудится везде»

«Светлый бог» устал от сибирской публики,
что отразилось
в стихах

Инфлюэнца мнительного Бальмонта ввергла в уныние. «Когдa я уезжaл из Питерa, подходя к вaгону, споткнулся и с рaзмaху упaл. Буду думaть, что злaя приметa уже окончилaсь…». Однако в промозглом мартовском Иркутске, где весна всё не шла, трещала, но никак не освобождала свои воды Ангара, поэт вовсе упал духом. Марина Цветаева говорила о нём, как о «самоупивающейся, самоопьяняющейся птице». А опьяняться в полусонном весеннем Иркутске было нечем. Иркутяне почувствовали настроение Бальмонта. В газетах появилась заметка, в которой сибиряки извинялись за свой климат и за невозможность показать Иркутск во всей красе. «Наша капризная Ангара, по всей вероятности, задержит редкого гостя на один лишний день в Иркутске», – сокрушались газеты. Кто знает, может быть, иркутская публика расстроила поэта просто тем, что долго перед лекцией рассаживалась на свои места и ему пришлось ждать (газеты писали об этом).  

О том, что в Иркутске Бальмонта любили, косвенно говорит тот факт, что в научной библиотеке ИГУ сегодня хранятся прижизненные издания поэта (ныне это уже памятники федерального значения), часть из которых принадлежала видным иркутянам, а также жителям других городов Сибири. К примеру, это книга «Белый зодчий. Таинство четырёх светильников», вышедшая в 1914 году в издательстве «Сирин». Книга необычная – это библиофильский нумерованный экземпляр, номер экземпляра – 49. Такие пронумерованные книги предназначались конкретным, особо отмеченным автором или издательством лицам. Суперэкслибрис на корешке книги содержит только две буквы: «Н. К.». Ещё одна книга, шестая из «Собрания лирики» Бальмонта, когда-то была в библиотеке присяжного поверенного Сергея Яковлевича Наркевича, его полный тёзка в 1920-е годы возглавлял отделение Госбанка РСФСР в Красноярске. Есть в редком фонде научной библиотеки ИГУ и третий том «Полного собрания стихов» Бальмонта под названием «Будем как солнце», 1912 года. Когда-то этот том принадлежал журналисту, писателю Сергею Бельденинову, работавшему и в Иркутске. То, что много лет книги бережно хранились именно в Иркутске, говорит об отношении горожан к старшему символисту. 

Однако вернёмся в холодный март 1916 года. В конце месяца Бальмонт, наконец дождавшись вскрытия Ангары, выехал из Иркутска на восток. «Наш поезд стоит на какой-то Слюдянке целый час. Выползаю из своего купе, – жаловался он жене. – … Дорога живописная. Чувствуется мощь Байкала. И тоска в воздухе мне чудится везде. Тени замученных. Я привезу отсюда ларец горьких слов». 

А 1 апреля, находясь в Чите, поэт уже был в совсем другом настроении и писал в Москву, что именно в этом городе ощутил «магнетизм между собою и слушателями». «И сегодня иду читать с удовольствием, ибо вчера убедился, что здешняя публика стоит того, чтобы перед ней выступать, – написал он. – Так страшно несоразмерны города. Иркутск, например, мне очень не понравился, что-то в нём противное, хотя публики было много. Здесь публики меньше, но я чувствую настоящих людей». «Противными» он назовёт во Владивостоке и японок. Однако мы помним, что после двухнедельного знакомства со страной он уже был в полном восторге от японок.

«Из Японии К.Д. Бальмонт про­едет в Россию через Сибирь и, возможно, остановится в Иркутске. Расцвет лета и красочность Сибири тогда, несомненно, побудят в груди поэта волшебные слова для прекрасных песен о Сибири и её величии и о сибиряках», – с надеждой писали иркутяне. Бальмонт действительно возвращался через Иркутск, но более ни в письмах к жене, ни в воспоминаниях поэт наш город не упоминал. Однако нам удалось обнаружить ещё одну весть из той поездки. Письмо пришло в Иркутск прямо из вагона поезда.  

Письмо офицера

«В поезде, с которым мне пришлось выехать из Иркутска, случайно в числе пассажиров оказался К.Д. Бальмонт» – так начиналось письмо, опубликованное в «Иркутской жизни» в июне 1916 года. Писал его офицер, направлявшийся на фронт. К сожалению, он подписался кратко: М. До-ский, и сейчас установить, какой была его полная фамилия, трудно. Неизвестный офицер решил расспросить Бальмонта о его турне и записать рассказ прямо «в сибирском вагоне». Поэт не отказал случайному попутчику. Из этого письма мы узнаём, что К.Д. был очень хорошо встречен во Владивостоке, где читал поэмы Руставели «Крестоносец любви» и «Барсова шкура». Кружок его владивостокских почитателей, состоявший, как пишет автор, «преимущественно из грузин», преподнёс ему «составленный в горячих выражениях адрес, серебряный бювар и золотое перо». Бальмонт сообщил, что большой успех он имел в Харбине, но только «среди евреев и грузин». 

«К сожалению, не везде встретил он приём, достойный своего таланта и нахождения в русской литературе», – сокрушался офицер. И вот в этом кусочке письма – снова упреки бедному Иркутску. Автор поведал, что «самое неблагоприятное впечатление произвёл на поэта Иркутск, т.е. вернее иркутская публика, и, наоборот, лучшая встреча ожидала К.Д. в Томске, где его лекции слушались тысячной аудиторией». Офицер, очевидно, сочувственно относился к Иркутску, потому что добавил: «Понятно, что в этом отношении (в сборе аншлагов. – Авт.) томское студенчество сыграло немалую роль». 

Своему попутчику Бальмонт откровенно заявил, что общее отношение его к сибирской публике «отрицательно». «По его мнению, она в смысле духовного своего развития отстала даже от нашего «запада» лет по крайней мере на 30», – писал офицер. «Сторона художественного восприятия философских и психологических глубин публике, по-видимому, недоступна. Художественная манера, близкая публике центров России, здесь не понималась, иначе говоря, в массе Сибирь оказалась неправоспособной слушать», – цитировал Бальмонта его собеседник. – В общем, литературное турне по Сибири – неблагодарная задача». 

 «Набросал небольшой экспромт…» 

Эта лекция Бальмонта в Иркутске была последней

Но вот теперь о главном. При прощании Бальмонт подарил своему попутчику стихотворение. Он «был так любезен, что набросал посвящённый мне, едущему в действующую армию офицеру, небольшой экспромт», писал офицер. Мы приведём его полностью, так как фотокопия листа газеты, хранящейся в базе периодики научной библиотеки ИГУ, не очень качественная и текст разобрать трудно. Вот это посвящение неизвестному офицеру, которое увидело свет на страницах «Иркутской жизни»: 

«Зачем молчу, и сердце немо, и о войне не говорю? Затем, что алую зарю никак в словах не повторю. Война – высокая поэма, но та поэма не в стихах, а в проливающейся крови. Зовёт судьба – узнай размах не рифм, играющих в строках, а всех минут, горящих в нови – он жив, прилив на берегу, он жив, твой дух, иди к врагу». 1916 г. мая 27. К. Бальмонт». Офицер упоминает, что поводом для первой строфы послужил его вопрос об отношении поэта к войне. Бальмонт ответил, что только сломанная рука и годы не позволяют ему принять участие в сражениях. 

В семитомном собрании сочинений Бальмонта это стихотворение мы найти не смогли. Как и упоминания о нём в доступных в Сети библиографиях поэта. С оговоркой, что это не научное исследование, а лишь журналистская статья, мы всё же можем утверждать, что эти стихи, вероятно, нигде, кроме газеты «Иркутская жизнь», не печатались. 

Однако это не последние стихи Бальмонта, напечатанные в Иркутске. Спустя некоторое время в «Иркутской жизни» появились два стихотворения, подписанные «К. Бальмонт» с пометой «Б.В.». «Б.В.» – это «Биржевые ведомости», газета, которая в 1914–1916 годах размещала многочисленные стихи поэтов «серебряного века». «Иркутская жизнь», в свою очередь, несколько раз перепечатывала эти стихи. Вероятно, так случилось и в этот раз с Бальмонтом, который благополучно вернулся домой и отдал стихи, посвящённые Сибири, в «Биржевые ведомости». Стихотворение под названием «Тайга» известно, оно в 1935 году вошло в сборник «Голубая подкова», который поэт посвятил Сибири. «Сто вёрст пожара, откуда он? Сокрылось солнце в клубах пара, затянут дымом небосклон…». Бальмонт написал его 29 мая 1916 года, подъезжая к Омску. Интересно, что этой же датой помечено и письмо неизвестного офицера в газету «Иркутская жизнь». То есть он отправил свои воспоминания о встрече с поэтом в Иркутск в тот же день, когда сам Бальмонт был уже у Омска и наблюдал пылающую тайгу. 

Второе стихотворение также было напечатано в «Биржевых ведомостях», от 5 июня 1916 года, в утреннем выпуске. Оно называлось «Сибирь». «Могучие реки. Из первых на Шаре Земном. Но вот человеки здесь медленным скованы сном. Высокие боры. И горы, и даль, и тайга. Но вот разговоры как будто с врагом про врага. Свободные степи…» – здесь стихотворение обрывается, на имеющемся экземпляре «Иркутской жизни» залом газетного листа, просматривается, что должна быть ещё одна строчка, завершающая стихотворение. Полностью мы его процитировать не можем, поскольку в семитомном собрании сочинений Константина Бальмонта это стихотворение не найдено. По «Биржевым ведомостям» текст также нигде не цитируется, хотя в библиографиях поэта есть ссылка на эту публикацию. 

Таким образом, в Иркутске в газетах столетней давности найдены три стихотворения Константина Бальмонта, которые, по предварительным данным, более нигде не печатались. Это «Тоска», «Не из радости» (о них мы писали в номере от 2 февраля) и посвящение неизвестному офицеру, начинающееся со слов «Зачем молчу…». Судьба, наверное, распорядилась мудро. Поэт, которому когда-то не пришёлся по душе наш город, через сто лет подарил ему три своих неизвестных ныне стихотворения.