В последние 12 лет Леонид Степанович был лишён возможности видеть этот мир. Но удивительная память позволяла ему читать содержательные лекции до весны минувшего года. Безусловно, Любимову было очень трудно находить общий язык со студентами, не имея зрительного контакта. Далеко не всегда студентам было просто его понять. Но все учащиеся глубоко уважали Леонида Степановича за энциклопедические познания, за волевой характер. Мне же довелось знать этого удивительного человека не только как преподавателя. Дело в том, что с ранних лет я имел тягу к историческим исследованиям. Поэтому встреча с таким человеком, как Любимов, стала очень важной вехой моего жизненного пути. В его лице я встретил настоящего наставника. Он был одновременно и настоящим историком, и настоящим журналистом. Вот почему Леонид Степанович горячо поддерживал мои первые исторические публикации, всегда старался дать какой-то ценный совет. Кому-то Любимов мог показаться человеком замкнутым, но в моей памяти навсегда останется его удивительная отзывчивость. Весьма символично, что и травму, ставшую основной причиной его ухода из жизни, он получил, когда полез доставать банку с мёдом для своей знакомой, которой периодически оказывал «гуманитарную помощь». 

Подолгу беседуя с Леонидом Степановичем на исторические темы, я с огромным интересом слушал его обстоятельные рассказы. Прекрасно зная историю нашего региона, он мог сообщить немало интересных подробностей, касающихся какого-то значимого события или имени из области истории Иркутска. Например, как-то мы заговорили с Леонидом Степановичем о Михаиле Разумове, первом секретаре Восточно-Сибирского крайкома ВКП(б), расстрелянном в 1937 году. Я сказал, что при знакомстве с архивными документами и воспоминаниями свидетелей у меня создалось  убеждение, что этот человек был наиболее прогрессивным из руководителей нашего региона в советский период. Любимов с этим не только согласился, но и поведал об одном интересном эпизоде. Привожу его рассказ целиком (по своей записи): «Мой отец был человеком очень прямым и заявлял, что среди начальников и людей, занимающих крупные посты, порядочную личность можно встретить не так уж часто. В качестве исключения он называл Михаила Разумова, который руководил Восточно-Сибирским краем в тридцатых годах. Отца, тогда ещё молодого человека, поразила встреча с ним. Это было какое-то собрание, проходившее в городском театре. Отца потрясло, что Разумов говорил очень увлечённо и ярко. Главное, что он не читал свою речь по бумажке, как большинство ораторов во все времена. А в перерыве соскочил со сцены в зал. Откуда-то в его руках по­явилась гитара. И Разумов обратился к собравшимся: «Ну теперь давайте передохнём и споём». Пели они вроде бы популярную тогда песню «Каховка, Каховка, родная винтовка…». И всегда отец вспоминал о Разумове с большим уважением. Он, как известно, стал одной из первых жертв репрессий в регионе. И подобного партийного деятеля больше никто не видел». Вот такие важные для исторического исследования моменты не раз узнавал я от Леонида Степановича.

Часто Любимов рассказывал эпизоды из собственной жизни. Он обладал удивительным языком и неподражаемым юмором. Осознавая ценность воспоминаний своего наставника, я периодически заносил рассказанные им эпизоды на бумагу. Кое-какие его воспоминания (сейчас корю себя, что очень мало) записал на диктофон. В одной из этих бесед Леонид Степанович с горечью замечает: «Вот я всё думаю, жаль, что слепота меня сразила в то время, когда я планировал написать мемуары, воспоминания. Так много хотелось сказать». Безусловно, очень жаль. И всё же очень хочется воспроизвести хотя бы отдельные моменты рассказов Любимова, которые удалось сохранить.

Леонид Степанович всегда был образцом исключительной порядочности. Поражала и его удивительная жизнестойкость. По словам самого Любимова, умение не сдаваться в любых сложных ситуациях он унаследовал от своих родителей. Как известно, появился он на свет в Тобольске, где жили в то время родные его матери – Марии Константиновны. Её муж, Степан Евгеньевич, в это время находился в иркутской тюрьме. Он был арестован подобно многим соотечественникам, безвинно пострадавшим от машины политических репрессий. Шёл 1938 год. Только спустя много лет Любимов-старший рассказал своему сыну, что в заключении постоянно подвергался избиениям, которые должны были выбить из него признание во враждебных умыслах. Когда обессилевшего Степана Любимова бросали после допроса в камеру, сидевший с ним вместе старый большевик (латыш по национальности) говорил ему: «Стёпка! Не вздумай раскисать. И ни в коем случае ничего не подписывай. Помни, что ты честный человек, веди себя, как настоящий коммунист. Все эти люди, что выбивают из нас показания – это гниль, которая потом схлынет». И Степан Евгеньевич выдержал: не признал себя «врагом народа». А вскоре был выпущен на свободу. Более того, вера в светлое коммунистическое будущее в нём не пошатнулась. До конца своих дней он искренне верил в идеалы общего братства и справедливости. Хотя после войны снова на некоторое время попал в места лишения свободы. Но удивительная жизнестойкость, уверенность в том, что справедливость восторжествует, не покидали его. Таким же несгибаемым человеком был до последних дней и его сын.

Часто вспоминал Леонид Степанович о своём военном детстве, всегда отмечая, что и здесь, в тылу, было немало настоящих героев. Героизм этих людей не был броским. И всё же именно он помогал выживать, сохранять высокие устремления. Например, с большим волнением вспоминал Леонид Степанович о том, как взрослые, недоедая, старались лучший кусок отдать детям. Например, в детском саду, когда Лёне Любимову исполнилось 4 года, ему сделали королевский для того времени подарок. Мальчик получил от воспитателей кусок ржаного хлеба, на котором повидлом было выведено «Лёне 4 года». Свой подарок именинник, не тронув, принёс домой. «Позови ребят и поделись», – сказал отец. «Вот такой у меня был папа. Он из меня человека сделал», – резюмировал Леонид Степанович.

Кафедра журналистики ИГУ, 2000-е годы. Леонид Любимов – в центре

Интересен был рассказ Любимова о том, как в числе воспитанников детского сада он ходил выступать в один из госпиталей, располагавшихся в Иркутске. Фронтовики, находившиеся там на излечении, встречали детей необычайно тепло. Вот что рассказывал Леонид Степанович: «Нас повели выступать в госпиталь. Я помню, меня поставили на табуретку и попросили, чтоб я пел соло. А рядом со мной стоял хор из мальчишек, таких же маленьких шкетов, как я. И они подхватывали песню. А песня была «Дорогая моя столица, золотая моя Москва». И фронтовики, израненные, с побитыми ногами и руками, аплодировали нам и говорили: «Молодцы, ребятишки! Молодцы, шкеты! Вон как поют хорошо».

Именно из бесед с Любимовым я узнал немало эпизодов повседневной жизни иркутян в период войны и после её окончания. Например, вспоминаются его рассказы о том, как в город привезли для переплавки немало списанного оружия. Оно лежало кучами на левом берегу Ангары с правой стороны от съезда с моста. Однажды Лёня и его товарищи утащили со свалки миномёт и стали стрелять по пароходику, который плыл по реке. «Мы же тогда дурачки маленькие были. А ведь как хорошо, что не попали», – говорил Леонид Степанович.

Рассказывал Леонид Степанович и о школьном времени. В 1945 году он стал учеником 11-й школы, в то время мужской. Руководил ею Иосиф Дриц, имя которого хорошо памятно иркутянам. У меня осталась объёмная диктофонная запись рассказа Любимова о школьных годах. Вот её фрагмент:  «Дриц знал очень многих работников обкома, горсовета. В случае чего к ним обращался. И они оказывали помощь школе. Дриц был не просто хорошим директором, он был хорошим хозяйственником. Это были тяжёлые послевоенные годы. А мы стали получать в школе после окончания уроков кусок ржаного хлеба и 30 граммов сахара. И я с гордостью приносил это из школы: «Вот мой паёк!» Это было в первом классе. Во втором классе нам вместо хлеба стали выдавать баранки. А вот когда переходили в четвёртый класс (никогда не забуду, ведь это был голодный 1948 год!), нам два пончика стали давать. Дриц с нами работал как отец родной». 

Кафедра журналистики ИГУ, конец 1970-х

Часто вспоминал Леонид Степанович годы учёбы на историко-филологическом факультете Иркутского государственного университета (который в итоге, разумеется, окончил с отличием). Учился Любимов как историк. Первую крупную курсовую работу написал по истории Иркутской чаепрессовочной фабрики. Его отец некоторое время работал на данном предприятии, поэтому помог сыну поработать со служебными архивами. «Какая интересная была история у фабрики. Какая замечательная фабрика была. И как печально, что это всё разбазарено», – говорил Леонид Степанович. Много рассказывал он и о своих наставниках – легендарных иркутских историках Фёдоре Кудрявцеве и Всеволоде Дулове. Особенно запомнился мне его трогательный рассказ о профессоре Кудрявцеве, человеке, который всё своё свободное время отдавал науке. Хозяйством в доме учёного, по воспоминаниям Леонида Степановича, заправляла его сестра – «баба Зина», как её звали студенты. После её смерти Фёдор Александрович остался совсем беспомощным человеком. Это и послужило причиной его нелепого ухода из жизни. «Едва ли не впервые пошёл он за хлебом и попал под машину», – вздыхал Леонид Степанович.

Почти весь период студенчества Любимов и его однокурсники копили деньги на поездку в Москву и Ленинград. Зарабатывали же их, например, на проведении танцев в помещении филармонии (в свободное от концертов время). И вот то, что кому-то казалось неосуществимым, наконец, стало явью: всем курсом историки поехали в столицу, а оттуда заехали и в Ленинград. Очень часто в беседах с автором этих строк Леонид Степанович говорил об этом памятном эпизоде своей жизни, замечая: «А есть ли сегодня такая сплочённость в студенческом коллективе?! Ведь как мы все вместе стремились к своей мечте и претворили её в жизнь! А ведь так могли бы и другие студенты. Но, видимо, нет такого единения и такой организованности». 

Не менее увлекательны были и воспоминания Любимова о своей работе в Иркутском областном краеведческом музее, о различных поездках по стране, о появлении отделения журналистики в Иркутском университете. Оно родилось в 1961 году, и Любимов стал одним из первых педагогов, пришедших туда на работу. Леонид Степанович очень много рассказывал о своей преподавательской деятельности, длившейся более полувека. Он читал разнообразные, но необычайно важные для будущих журналистов дисциплины: «История Сибири», «История сибирской печати», «История отечественной журналистики», «Международные отношения и журналистика», «Социология журналистики». Леонид Степанович выпустил в 1994 году учебное пособие, посвящённое истории факультета филологии и журналистики, где описал события, непосредственным участником которых являлся. Конечно же, лучше него никто этого сделать не мог.

Любимова знали и ценили столичные коллеги. В частности, с большим уважением относился к нему Ясен Засурский, который более сорока лет был деканом факультета журналистики МГУ. Неоднократно Леонид Степанович общался с известнейшими людьми своего времени. Например, он с большой теплотой вспоминал свою встречу с Константином Симоновым, с которым как-то сидел на соседних креслах в самолёте. Также однажды оказался за одним столом с Юрием Гагариным и Александрой Пахмутовой, которые оставили ему на память свои автографы.

Леонид Любимов в последние годы жизни

Жизнь Леонида Степановича была очень непроста. Достаточно сказать о гибели его четырёхлетнего сына. Затем – о прогрессирующем глазном недуге и, наконец, полной потере зрения. И всё же он никогда не поддавался унынию. Его речь всегда была полна яркими аллегориями и шутками. А любимовские анекдоты, которые он рассказывал с особым шармом, хорошо помнят друзья, коллеги и ученики Леонида Степановича. Очень жаль, что теперь не услышать его хрипловатый голос, который, несмотря ни на какие перипетии, звучал почти всегда оптимистично. Об одном только Любимов говорил с нескрываемой болью: его недуг помешал защитить докторскую диссертацию, хотя весь необходимый материал был собран. Но разве в степенях дело?! Для того, чтобы понять, насколько крупным учёным был Любимов, достаточно полистать созданный им пятитомник по истории сибирской печати. В памяти своих последователей Леонид Степанович, конечно же, останется как человек удивительной эрудиции, редчайшей честности и поразительного жизнелюбия.