Меховая история

Как ни странно, но в качестве модного атрибута впервые меха появились у варваров. Когда рухнула Римская империя, именно первый варварский император взошёл на трон в плаще, подбитом мехом. Со временем главным потребителем и покупателем русских мехов стал Константинополь. Правители Византии культивировали изготовление одежды из мехов именно как модной одежды, которая позволяла им обозначить своё отношение к определённому социальному классу. 

До XVII века меха носили почти исключительно мужчины, женщины редко одевали меховую одежду, их эра началась примерно с XVIII века. Зато сегодня практически всё, что происходит в мире меховой моды, происходит ради женщин. 

– Женщина хочет быть красивой, а раз она этого хочет, мужчина сделает всё, чтобы исполнить её желание. Пока это так, никакое экологическое движение не сможет остановить производство меховой одежды, а сибирские охотники не останутся без работы, – заметил Юрий Вашукевич во время лекции, посвящённой пушному промыслу, которая состоялась в областной библиотеке имени Молчанова-Сибирского. 

На Руси торговля мехами началась с незапамятных времён. Эти меха активно продавались южным и восточным покупателям в обмен на драгоценности, оружие, металл. Пушнина в России всегда являлась очень активным предметом оборота. Она могла обменяться на любой необходимый товар. 

– Мы и сегодня недалеко ушли от этого принципа, – говорит Вашукевич. – Наши охотники-промысловики в настоящее время не испытывают никаких проблем со сбытом своей продукции. Шкурки с лёгкостью меняют на что угодно, и хорошо, если не на алкоголь.

Государство очень быстро сообразило, что пушнина – очень ценный товар, и уже в средние века была введена государственная монополия. До XVI века Россия была единственной страной, которая поставляла пушнину. Потом, правда, появилась Америка, из которой тоже повезли меха. Примерно до XVI века вся пушнина добывалась в европейской части России. В основном это были куница, бобёр, выхухоль, лисица и очень немного соболя. 

Масштабная добыча соболя началась с освоения Сибири, ведь ареал обитания зверька начинается от Урала. Причём освоение Сибири во многом происходило именно для того, чтобы получать из неё эту бесценную вещь – соболя. Вдумайтесь, до XVII века значительная часть государственной казны в стране формировалась именно от продажи пушнины. Сегодня пушнина в лучшем случае составляет около 1% нашего внутреннего валового продукта. 

Своеуженники и покурченники в истории освоения Сибири

Освоение пушного промысла в Сибири шло в нескольких направлениях. Государство обложило пушным ясаком местное население. Сначала каждый живущий здесь обязан был отдать царю по соболю. Постепенно налог с каждого промысловика дошёл до 12 соболей. С другой стороны государство брало десятину со всей вывозимой пушнины. На дорогах стояли специальные посты, на которых купеческие обозы и сдавали десятую часть пушистых шкурок. В общем, государство своё не теряло. Поэтому в хорошие годы в государевых закромах накапливалось до 200 тыс. соболей и 10–15 тыс. чернобурок.

В сибирские леса в те далёкие времена ходили независимые артели промысловиков – своеужинники, которые шли в лес со своими пожитками и работали на себя. При том, что никаких современных средств охоты в те времена не было, уже к XVIII веку соболя местами выбили совершенно. Вся тайга осваивалась этими первопроходцами, потому что стоимость куниц и соболей была запредельная. За соболя давали по две рабочих лошади, по четыре коровы. Человек, который успешно добывал соболя, мог полностью обустроить своё хозяйство. 

Кроме своеужинников, в лес заходили покрученники. Их содержал и снаряжал в лес купец, который взамен забирал две трети добычи. Ватаги покрученников иногда насчитывали до 40 человек и могли считаться одной из первых форм частных предприятий. Охотники довольно часто исчезали в тайге, работа это была опасная. Важность соболя была настолько высока, что на гербе Сибирского приказа при Михаиле Фёдоровиче было изображено два соболя и кедр, которые, впрочем, не очень похожи на самих себя. 

В охоте активно использовали лаек. С такой собачкой охотник мог добывать зверя до глубокого снега. Когда выпадал снег, в ход шли технические приспособления. Сегодня в тайге, в принципе, мало что изменилось. Всё так же промысловики используют самоловы – кулёмы и плашки, которые не меняются уже 500 лет. 

Ни один вид промысловой пушнины в настоящее время не является редкостью. Это обычные, многочисленные животные, добыча которых разрешена законом. Для многих и многих жителей отдалённых районов Сибири и Дальнего Востока добыча пушных зверей является едва ли не единственным средством существования. Эвенкия, Катанга, Якутия – всё это территории, где сельское хозяйство не играет почти никакой роли. Вырастить там поросёнка или бычка неимоверно трудно, зато в достатке есть пушнина, которая хорошо покупается.

Но лучше всего идёт соболь, который ценится на международном рынке. Продавать его проще, чем что-то шить здесь, поскольку лёгкая промышленность в стране не развита. Вся остальная пушнина в основном идёт на слабо развитый внутренний рынок, и цены на неё гораздо ниже. В Иркутске, тем не менее, есть несколько салонов, в которых шьют эксклюзивную, дорогую одежду из меха. Например, на длинную шубу уходит не менее сотни собольих шкурок. Такая одежда будет стоить не менее миллиона рублей. 

– Один мой сокурсник, который долгое время работал с мехами, никак не мог понять, почему так ценится соболь, – рассказывает Юрий Вашукевич. – Ну в чём его секрет? И вот однажды он зашёл на сортировочный пункт, а соболь был навален огромной горой, в которой было несколько тысяч шкурок. В этот момент вышло солнце и осветило мех. И тогда, по его собственным словам, он увидел, как по горе меха прошла антрацитная искра. Мех загорелся, и это было нечто невероятное. Обладает соболь какими-то качествами, которые трудно передать товароведческими терминами. 

Царь тайги – баргузинский соболь

Юрий Вашукевич: «Охотники-промысловики в настоящее время не испытывают никаких проблем со сбытом своей продукции»

У соболей выделяют десять кряжей по качеству меха. Самый шелковистый, густой, нежный и тёплый мех у баргузинского и якутского кряжа. Неудивительно, что это самые востребованные и ценные сорта. Очень неплохой кряж камчатский, уступает ему енисейский. Наиболее грубый мех у тобольского соболя. В первую очередь на качество меха влияет среда обитания. В Якутии самые суровые условия жизни, потому и мех у зверька самый красивый, нежный и тёплый. Чем дальше на запад, тем грубее мех, и в итоге соболь исчезает, появляется куница. На аукционе практически весь соболь продаётся как наиболее ценный, баргузинский кряж. Зато у охотника мех принимают, руководствуясь всею строгостью разработанных ещё в Советском Союзе меховых стандартов. Такая вот однобокая борьба за качество. 

Ещё не так давно стоимость шкурки сильно зависела от цвета. Самым дорогим и ценным считался тёмный соболь. Очень редко встречается и очень дорого ценится до сих пор седой соболь, имеющий чёрно-серебристый окрас. Однако сегодня на международном российском аукционе Союзпушнина шкурки всех цветов продаются практически по одной цене. Всё изменилось с тех пор, как шагнули далеко вперёд технологии крашения, позволяющие получить мех любого оттенка. И это ещё одно обстоятельство, делающее невыгодным разведение клеточного соболя, на которое делался упор не так давно.

В Советском Союзе существовала масштабная программа по разведению чёрного клеточного соболя. В последние годы в нашей стране также была запущена аналогичная программа, на которую выделено около 1 млрд рублей. Не осталась в стороне от этих тенденций Иркутская область. В Большой Речке и сегодня пытаются разводить соболей в искусственных условиях. 

– Я воспринимаю эту программу как социальную, – говорит Юрий Вашукевич. – Она не принесёт серьёзного экономического эффекта, но даст рабочие места и соцгарантии людям. В наших условиях клеточное разведение соболя экономически неэффективно по нескольким причинам. Соболь, в отличие от норки, позже вступает в репродуктивный период. Кроме того, он гораздо больше ест. Поэтому его содержание обходится дорого.

Себестоимость клеточного соболя фактически равна или даже превышает его реализационную стоимость. При этом цена на дикого и клеточного соболя совершенно совпадает. Однако в дикого соболя никто ничего не вкладывает, кроме охотника. Конечно, добыча соболя – очень тяжёлый труд. Но финансовые вложения в добычу одной зверушки не превышают 1 тыс. рублей, а сбывают её всё-таки за 4-5 тыс. Поэтому до сих пор количество клеточного соболя составляет 5% от общей массы реализуемого соболя.

Нормальный охотник за сезон ловит около 100 соболей и может заработать до полумиллиона рублей, сдав их по 4-5 тыс. за шкурку. Налоги он, конечно, не платит, зато кормит семью. В этом сезоне соболь будет стоить, скорее всего, 4 тыс. рублей. В кризисные годы цена на мех падает. 

Сегодня соболь в изобилии водится в дикой природе. В наших лесах обитает более 2 млн особей, и численность его растёт. На отдельные торги Союзпушнины выставляется по 700 тыс. шкурок соболя, чего не бывало никогда. Стабильная ситуация сложилась за последние 15 лет, несмотря на наличие квадроциклов, снегоходов и современного оружия у населения. А всё благодаря пресловутому экономическому стимулу, который, к счастью, не так велик, как в прошлые времена. 

Экономика промысла уже не позволяет охотникам забрасываться в дальние угодья, как это было, например, при советской власти. Охотники рассказывали, что на вертолёте можно было «закинуться» хоть куда – всё равно что на автобусе до­ехать. Сегодня этого нет, и огромные участки Сибири остаются нетронутыми резерватами, где соболь чувствует себя совершенно спокойно. Ведь в природе у него почти нет серьёзных врагов. 

Оборот на аукционе Союзпушнины в лучшие годы достигал 5 млрд рублей. Цены торгов зависят от ряда факторов, но до сих пор пушнина настолько ценный товар, что динамика изменения её стоимости почти напрямую связана с динамикой цен на золото. В первую очередь изменение цены связано с экономическими кризисами. Обрушение рынка происходило именно в годы экономических кризисов. Максимально средняя цена за шкурку соболя на Санкт-Петербургском аукционе доходила до 220 долларов. За последние пять лет минимальная цена опускалась до 118 долларов, и сейчас она не очень высока. Зато цены на топ-лоты могут доходить до 4-5 тыс. долларов за шкурку. Лучших соболей, как правило, покупают греки и англичане.

– Обычно этот лот бывает небольшим, и крупные компании покупают его в основном ради престижа, – говорит Юрий Вашукевич. – Потом эту покупку активно рекламируют и продают сотню шуб, якобы сделанных из шкурок топ-лота. Но я точно знаю, что иркутские фирмы порой бывают просто счастливы, потому что их соболя иногда попадают в эти топ-лоты и на этом удаётся неплохо заработать.

От закупки до аукциона

Лучших соболей, как правило, покупают греки и англичане

Что касается закупочных цен, то наши охотники сегодня сдают перекупщикам баргузинского соболя за 7 тыс. рублей, енисейского – за 3 тыс., очень редкий седой соболь идёт за 15 тыс. Остальная пушнина не пользуется большим спросом на международном рынке, и объёмы её добычи регулируются внутренним потреблением, а оно невелико, поскольку лёгкой промышленности у нас почти нет. Внутренний рынок развит плохо, соответственно и цены на прочую пушнину совсем невысокие. Шкурка белки стоит 60 рублей, рыси – 12 тыс., колонка – 120 рублей, ондатры – 80 рублей.

Но соболь скорее исключение из правил. Промысловая пушнина не отвечает двум важнейшим требованиям рынка. Во-первых, она не технологична, то есть имеет разный цвет, размер, окраску. Поставить на поток производство изделий из разнокалиберных шкурок очень трудно. Во-вторых, невозможно наладить регулярные поставки дикой пушнины на таком же уровне, как клеточной. Поэтому нашу промысловую пушнину практически вытеснила клеточная. Например, только в Копенгагене на аукционе продаётся почти 40 млн шкурок клеточной норки. Причём промысловая норка по качеству меха и размерам уступает клеточной.

Самый крупный пушной аукцион работает в Копенгагене, за ним следуют Хельсинки, Сиэтл, Торонто, Норт-Бей. Санкт-Петербург замыкает число ведущих международных пушных аукционов, однако только на нём продаётся соболь. Правда, в Канаде на аукционе выставляют «канадского соболя», на самом деле являющегося канадской куницей.

– Просто товароведы и экономисты умеют пользоваться своими приёмчиками, чтобы хорошо продать товар, – отмечает Вашукевич. – Например, есть такая зверушка, которая называется «фишер». В природе такого зверя нет, торговцы называют «фишером» куницу ильку, создав хорошо продаваемый бренд. 

Иркутская область традиционно поставляет 11-12% всего соболя России. На добычу зверька нужно получать лицензию, которая стоит 120 рублей. Именно эти деньги остаются в областном бюджете. Лимит, который устанавливается Госохотнадзором, в нашем регионе составляет 40 тыс. соболей. Разрешения выдают на 26 тыс. соболей, ловят в хороший год по 80 тыс. Вот такая арифметика. Государство недополучает за разрешения, но охотники получают свой доход. 

Если в прошлом году из региона было отправлено на аукционы не менее 80 тыс. соболей, при этом каждая шкурка продана в среднем по 200 долларов, можно подсчитать, сколько денег было заработано на иркутских соболях. 

– Самое отрадное во всём этом, что соболю у нас пока ничего не угрожает и его можно использовать без всякого ущерба для живой природы и для вида, – говорит Юрий Вашукевич. – Это при том, что во многих странах даже менее ценные звери находятся на грани вымирания. Например, в Китае в природе норки уже нет. Огромная программа запущена в Корее по восстановлению популяции лисицы. Но мы можем использовать свой пушной ресурс с пользой для России, для охотников, для местных жителей, которые во многих отдалённых уголках кормятся пушным промыслом. И, судя по всему, этот бизнес ещё долго будет процветать.