Сергей Мирошниченко профессионального отношения к лесу не имеет. Он известный российский кинодокументалист. Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, член Академии российского телевидения, лауреат Государственной премии РФ, лауреат многих киношных премий разного уровня, профессор ВГИКа. А самое главное – гражданин России.  Нынешней осенью Сергей Мирошниченко приезжал в Иркутск в качестве президента Байкальского Международного фестиваля документальных и научно-популярных фильмов «Человек и природа», цель которого – формирование экологического сознания средствами кино. Основанный в 1999 году иркутским кинодокументалистом Владимиром Самойличенко под лозунгом «Только честное кино», этот фестиваль с нынешнего года носит имя Валентина Распутина, нашего земляка, посвятившего жизнь защите и прославлению сибирской природы.  

В Иркутске знаменитый режиссёр говорил не только о фестивале и не только о документальном кино. На всех пресс-конференциях, на встречах со зрителем, с экологическими активистами, с учёными и представителями региональной исполнительной власти Сергей Мирошниченко неизбежно поднимал тему нынешних лесных пожаров вокруг Байкала. 

– Я переживал ту катастрофу, которая случилась в этом году в Сибири, и видел, как беспомощен человек с его современными технологиями, – тихо, будто обращаясь к себе самому, говорит Мирошниченко. – Я внимательно смотрел хронику. Не только нашу. Надо понимать, что за рубежом тоже были под большим впечатлением от того, что происходило здесь. И видел происходившее вокруг Байкала даже на снимках НАСА. И та беспомощность, которая была вокруг озера, и то, что будет впереди, меня сильно волнует. Понятно, что мы не готовы были к такой стихии. 

Ясно, что далеко не все представители исполнительной власти разных уровней и лица, ответственные за обеспечение пожарной безопасности, согласятся с выводами режиссёра о беспомощности государственных структур, допустивших развитие чрезвычайной ситуации на Байкале. Мирошниченко знаменитый режиссёр, но в борьбе с лесными пожарами он не спец. А они, профессионалы (не всегда по образованию и практике, но хотя бы по должности) из многих ведомств, ответственные за пожарную безопасность русского леса, работали! Убеждали недоверчивое население, что «всё под контролем». Писали друг другу служебные письма и заявки, заключали договоры. Совещались и даже, неверно оценив метеорологический прогноз, на всю страну обещали покончить с байкальскими пожарами за два с половиной дня. Они не сидели сложа руки, и о проделанной работе готовы отчитаться в любой момент. 

Заместителю директора ФГБУ «Заповедное Прибайкалье» Егору Хруснову, ответственному за охрану лесов на территории Прибайкальского национального парка и Байкало-Ленского заповедника, такая возможность была представлена на экологическом круглом столе, проведённом в рамках выставки-форума «Лес. Человек. Сибирь». 

– В соответствии с уставом, утверждённым Минприроды РФ, наше учреждение не является специализированной организацией по тушению пожаров в зоне авиационной охраны лесов, – предупредил Хруснов участников круглого стола. – В связи с чем направлены заявки и обращения в специализированные организации. Это авиакомпания «ПАНХ» – 27 заявок. Авиакомпания «Ангара» – 43 заявки. В Иркутскую базу авиационной охраны лесов за пожароопасный период направлено 57 заявок на услуги лётчика-наблюдателя, ещё 17 заявок – на выделение авиапожарных сил. В Главное управление МЧС по России – 8 заявок на оказание содействия в тушении пожаров. В ДОСААФ – 10 заявок на выделение авиации. В МПР – 10 заявок на выделение пожарных десантников из федерального резерва.

Много заявок. Я сложил на калькуляторе перечисленные цифры. Получилось 172 штуки. Не поспоришь – работа по защите прибайкальских лесов от пожаров проделана большая. Только, если судить по выражению лица заместителя директора «Заповедного Прибайкалья», она его, вроде, как-то не очень радует. Егор Петрович – он не из числа «эффективных менеджеров», которые в последние годы, даже не имея профессионального представления о предмете управления, наперегонки занимают высокие управленческие кресла, в том числе и в лесном хозяйстве, и в природоохранном деле. Хруснов – самый обыкновенный специалист лесного хозяйства. Пафосным красноречием и раньше не отличался, а тут и вовсе говорил медленно, трудно, потому что, как мне показалось, ему было стыдно. С его лица до завершения круглого стола так и не сошло выражение досады – леса полыхают дымным пламенем, надо торопиться «как на пожар», а он с коллегами сочиняет заявки. Не потому, что увлеклись модным и активно развивающимся  эпистолярно-бюрократическим жанром, а потому, что действующая система охраны природы в России этого требует. Так положено. Своих штатных работников лесной и  прочей экологической охраны, которых в огонь даже устным приказом можно было бы отправить, в федеральном бюджетном учреждении – совсем чуть-чуть. 

Тушить приходилось не точечные возгорания, а крупные пожары,
распластавшиеся по байкальскому побережью

«В круглосуточном режиме дежурства осуществляют 42 государственных инспектора на 18 кордонах и передвижных постах», – сообщил Егор Хруснов участникам круглого стола. А суммарная площадь лесов Прибайкальского национального парка и Байкало-Ленского заповедника составляет, замечу, почти миллион гектаров. 965,2 тысячи га, если точнее. Значит, на одного инспектора приходится почти по 23 тысячи га. Говорить об «особой» охране такой площади лесов одним человеком, конечно, можно, но в реальности не то что старательно охранять – даже элементарно присматривать  за таким количеством леса один человек не сможет. Потому и пишутся сотни заявок в смежные структуры с просьбой помочь. За деньги, разумеется. За те самые бюджетные деньги, которые бюджет сэкономил на штате лесной охраны и профессиональных лесных пожарных, и за дополнительные, которые приходится тратить в связи с потерей драгоценного времени, потраченного на работу с заявками, их рассмотрение, согласование и прочие бюрократические закавыки. Но заявки – не единственный жанр современной бюрократии, без которого к реальному тушению огня приступать нельзя, чтобы не допустить коррупции. 

– За пожароопасный сезон 2015 года учреждением заключено 129 договоров и соглашений, – продолжает рассказ о борьбе с лесными пожарами на территории «Заповедного Прибайкалья» заместитель директора государственного учреждения. – В частности, с Красноярским и Хабаровским авиационно-спасательными центрами. С МЧС России и авиационным предприятием МЧС России о взаимодействии по вопросам тушения лесных пожаров с применением воздушных судов…  

Пропускаю мимо ушей подробности бумажной работы, направленной на повышение эффективности тушения горящих лесов. И вот, наконец, когда серия отдельных возгораний от молний на недоступных для наземной техники крутых склонах байкальских берегов переросла в общую катастрофу, началось реальное дело. У Егора Петровича даже тембр голоса чуть изменился, стал более торжественным. 

– Воздушными судами МЧС России за этот пожароопасный сезон сброшено воды:  Бе-200 – 5420 тонн. Ил-76 – 966 тонн. Ми-8 – 15 тонн…  

В этом месте, как я догадываюсь, во славу МЧС, обещавшего ещё месяц назад потушить все пожары за неполных три дня, должны были грохнуть аплодисменты, переходящие в овации. Но участники круглого стола похлопать не догадались. Спрашивать, в какую цену обошлась государству водичка, слитая из крылатых танкеров в дымы над байкальскими берегами, мне показалось неприличным: лес любой стоит дороже, а прибайкальский тем более. Аплодировать «подвигу» МЧС (который скорее всего будет отмечен медалями и премиями), я тоже не стал. Признался докладчику в своём убеждении, что если бы руководство заповедной территории, обнаружив возгорание в точке, недоступной для наземных сил, имело право без предварительных заявок, договоров и гарантийных писем вызвать по телефону пожарный вертолёт или самолёт, то не потребовалось бы и тысячи тонн воды на леса выплёскивать. Особенность грозовых пожаров в том, что они часто возникают вдали от автодорог, на горных хребтах, где нет воды и куда на наземном транспорте не доберёшься. Если немедленно, пока не разгорелось, забросить туда вертолётом хотя бы одну бригаду пожарных парашютистов-десантников и несколько небольших ёмкостей с водой для ранцевых лесных огнетушителей, они начинающийся пожар задавят в течение суток. Потому что пожар ещё маленький, а сотрудники ПДПС (пожарной парашютно-десантной службы), в том числе и Иркутской базы авиационной охраны лесов, не просто профессионалы в своём деле. Они – лесопожарная элита России. Если их вовремя поддержать ещё и вертолётом с водосливным устройством, успех тем более обеспечен. Августовские пожары на Байкале, по моему личному убеждению, потому и переросли в катастрофу, что авиация была привлечена с большим опозданием. Спросил Егора Хруснова, почему так получилось, и… был обескуражен искренним ответом. 

– Мы тоже задаёмся вопросом – почему? Все, наверное, в курсе по нашумевшему злополучному пожару № 31. Это в Песчаной бухте. Он третьего августа возник. С нашей стороны оперативно было приняты возможные меры. В этот же день 12 человек с ранцевыми огнетушителями, как вы сказали, в гору на два километра поднялись. В этот же день была сделана заявка на выделение АПС (авиапожарная служба). Была сделана заявка на вертолёт Ми-8. Действительно, если бы в первый или второй день смог бы прибыть вертолёт с водосливным устройством или хотя бы с внешней подвеской для ёмкости, всё было бы проще. Десантники с Иркутской авиабазы свое­временно были выделены. Приготовили ёмкости, но не получилось подать воду наверх. Аномально жаркая погода сыграла свою роль по быстрому распространению этого пожара, несмотря на своевременную доставку наземных сил в достаточном количестве…  

– …но без воды, – мысленно закончил я ответ заместителя директора не крупнейшей, наверное, но одной из крупнейших в мире особо охраняемых природных территорий, ответственного за сохранность растущего на ней леса. Для оперативной доставки воды на горные пожары в Иркутской области нет ни нужной техники, ни денег. У нас много леса, но нет своей малой авиации. Работаем с арендованной. Поэтому так много времени было нынче потеряно на заявки. И денег потрачено на ликвидацию чрезвычайной ситуации так много, потому что тушить приходилось не точечные возгорания, а крупные пожары, разросшиеся, распластавшиеся по байкальскому побережью. 

Представил, что было бы с нами со всеми, если бы в городах и сёлах действовали похожие порядки борьбы с пожарами. Кричит, к примеру, гражданин благим матом в телефонную трубку: «Караул! Дом горит!» А ему в ответ спокойное: «Не волнуйтесь, составьте заявку в наш адрес. Потом заключим договор и наши специалисты, не теряя ни секунды, приедут тушить ваш дом». 

Абсурд? Если в городе, то, конечно, – да. Абсолютная глупость. А в лесу это глупостью не считается, потому что там это система и привычный «порядок». Лесникам с двадцатикилограммовыми ранцевыми огнетушителями за плечами, на четвереньках карабкающимся по крутому склону от реки в гору, где пожар, пока он «по воду бегал»,  новых сил поднабрался, это понятно. А вот чтобы очевидная истина стала понятна ещё и политикам, которых принято называть людьми, принимающими решения, по мнению Сергея Мирошниченко, необходимо сделать хороший документальный фильм, который их просветит и сформирует у них, наконец-то, то самое экологическое сознание, ради которого и создавался Байкальский кинофестиваль «Человек и природа». 

Высшим исполнительным и законодательным властям, к примеру, прежде всего не надо надеяться на «авось следующее лето окажется более дождливым» и на основании этого «авося» урезать объёмы субвенций регионам на ведение лесного хозяйства. Впрочем, скорее всего, это пустая мечта. Наивная и несбыточная. Кандидат биологических наук, руководитель лесного отдела Гринпис России Алексей Ярошенко разместил на «Лесном форуме» сообщение о том, что проект федерального закона «О федеральном бюджете на 2016 год», вынесенный на независимую антикоррупционную экспертизу, предусматривает очередное снижение общего объёма лесных субвенций субъектам РФ в среднем на 11,6%. Правда, очень неравномерно. Некоторые субъекты получат даже прибавку. В Хакасии, к примеру, субсидии из федерального бюджета могут вырасти в 2016 году на… три десятых доли одного процента. А вот в Алтайском крае предполагается прибавка существенная – на 26,9 процента. Мы, судя по опубликованной таблице, оказалась в числе не самых «обиженных». Лесное хозяйство Иркутской области ждёт сокращение субвенций ровно на 5 процентов, хотя соседи-красноярцы, если предлагаемый проект станет законом, потеряют в будущем году 7,2 процента от нынешнего объёма субвенций, а Республика Бурятия – 9,3%.

– Это углубит нищету лесного хозяйства, сделает фактически невозможным выполнение большинства переданных регионам лесных полномочий, усилит предпосылки к повторению лесопожарных катастроф и других бедствий, – убеждён Алексей Ярошенко. И возразить ему нечем. На пожарах, это всем понятно, сэкономить невозможно. Значит, будем экономить на чём-то другом. На лесовосстановлении, к примеру.