Представляю, как трудно смотреть этот спектакль тем, кто не читал «Утиную охоту». Из десяти её персонажей постановщик вырезал ровно половину. Поэтому причинно-временные связи, сюжетные линии оказываются для такого зрителя запутанными и разорванными. 

Мы не увидим в спектакле друзей-приятелей главного героя – Кузакова и Саяпина, его начальника по работе Кушака, партнёра по утиной охоте официанта Диму и, наконец, Мальчика, который приносит похоронный венок. Тут впору посетовать, пользуясь фразой Кушака: «Я далеко не ханжа, но… театр повёл себя неосмотрительно». С исчезновением названных персонажей из спектакля ушёл социальный контекст вампиловской пьесы.

Согласен, за прошедшее после написания «Утиной охоты» время контекст приобрёл черты ретро. Но никто не закрывает путь к его обновлению, приближению к современному контексту. Именно так поступил создатель новой киноверсии «Утиной охоты» режиссёр Александр Прошкин, также обозначив свою постановку «по мотивам». Но не за счёт же «отстрела» действующих лиц!

Постановщик и сценограф московского спектакля, он же исполнитель главной роли Александр Власов, вычленил из вампиловской пьесы женские образы. Это жена Зилова Галина (артистка Катя Булычева), жена его приятеля Валерия (Дарья Березовская), «старшая» любовница Вера (Елена Игнатьева) и «младшая» – Ирина (Дарья Цепляева). Эти четверо в нижнем белье и на пуантах вытанцовывают (в буквальном и переносном смыслах) весь спектакль. Отчасти пародийная эта четвёрка «белых лебедей» выражает балетными па характеры и комментируют ситуации по ходу действия.

Эх, ещё бы слов побольше! Если у Галины и Ирины всё-таки остались внятные и по объёму немаленькие тексты, то Валерии и Вере не повезло, поскольку из спектакля исчезли Саяпин, Кузаков и Кушак, с которыми у них были диалоги.

Спектакль называется так: «Утиная охота. Агония». И в программке нам, зрителям, поясняют, что означает «агония» в европейских и древнегреческом языках. Из чего можно предположить: герой спектакля участвует (или участвовал) в некоей борьбе, в том числе и душевной. Его обуревают тревога, томление и сострадание, и он – в состоянии агонии – между жизнью и смертью. Примерно так трактуется замысел спектакля.

На деле же всё обстоит не так трагично. Сценическое действие носит, на мой взгляд, характер фарса. Зилов Александра Власова предстаёт перед нами утомлённым, рефлексирующим  Дон Жуаном, как бы через силу исполняющим свой «донжуанский долг». Возможна такая трактовка? А почему нет? Вот только не хватает её обусловленности в контексте спектакля (но об этом уже было сказано).

Такого выжженного изнутри Зилова мне довелось видеть в своё время во МХАТе в исполнении и постановке Олега Ефремова. С контекстом в том спектакле было всё в порядке. Но артисту мешал слишком зрелый возраст для этой роли.

«Амфитрион» – театр молодой, и приятно наблюдать, как молодые артисты, недавние студенты «горят трудовой красотой». Театр не боится экспериментов. И вампиловскую постановку я бы назвал лабораторной работой. Пусть не все намеченные цели достигнуты, пусть создатели спектакля в чём-то просчитались, но их творческий поиск до­стоин внимания и уважения.