Основатели «Ундервуда» говорят, что хотели бы включить Иркутск в гастрольный график группы, но пока музыканты приехали сюда вдвоём с гитарами и третьим сборником стихов «Пленные духи».

Владимир Ткаченко: Концептуально он от предыдущего не очень отличается, поскольку это книжка обоих авторов. Оформление другое – это книжка-перевёртыш. Это стихи последних нескольких лет. Мы не настоящие сварщики, у нас стихи редко пишутся, песни чаще. 

– Как вы отделяете стихи от не стихов?

Максим Кучеренко: Которые звучат в голове – скорее всего песни, а то, что хочется превратить в какой-то скомпонованный текст с соответствующим жанром литературы – то это, скорее всего, стихи. Дело в том, что текст песни, как правило, требует к себе очень подробного отношения, там не размахнёшься. А поскольку мы всё-таки работаем в поп-жанре, нужно понимать, что слушатель любит, чтобы все было доступно, понятно.

– Вам важно, чтобы слушатель понимал?

М.К.: Тут такая штука… Ну, да.

В.Т.: Со стихами намного проще. Ты не зависишь от формы – создал стихотворение, и оно больше ни в каком доказательстве не нуждается. Оно есть на бумаге – уже прекрасно. Если ещё хороший человек его читает – тем лучше. А с песнями совершенно всё по-другому: сочиняешь одно, а на пластинке получается другое. И процесс перехода из милой песни под гитарку до выхода на пластинке – всегда трансформация, иногда не совсем удачная, иногда получается сохранить всё, что хотелось воплотить. Поэтому записать песню тяжелее, чем написать, а со стихами, мне кажется, всё вообще гораздо проще. 

– Это ваш третий литературный фестиваль. Вам интереснее на музыкальных или поэтических встречах?

В.Т.: Рок-фестивали всегда проходят достаточно стандартно: группа приезжает за час до выхода на сцену, заходит в какой-то шатёр под называнием «гримёрка». Переодеваемся, выходим, играем и сразу же уезжаем. Тут (на Байкале. – Прим. «ИР») уже какое-то комьюнити есть, несколько дней – всё растянуто во времени, творческие встречи – это другой формат. Интересно пообщаться с живыми поэтами, классиками. В этом есть своя прелесть. Чуть-чуть вектор изменил, и ты уже не совсем музыкант, ты уже поэт. 

– Кого из поэтов вы считаете своими учителями?

М.К.: Меня всегда привлекала школа обэриутов, я тяготел к ней с того момента, когда их стали публиковать: сначала Хармса, потом вышел сборник с Олейниковым и Введенским. Cамый любимый из них – Заболоцкий. Я вижу, как все современные музыканты обращаются к творчеству Введенского, например, Леонид Фёдоров. Из современных поэтов «настольных» два – Бахыт Кенжеев и Тимур Кибиров. С удовольствием читаю Родионова, Полозкову, хотя, конечно, понимаю, что это больше адресовано женскому вкусу. 

– У вас в семье кто-нибудь занимался литературным или музыкальным творчеством?

В.Т.: Никто не занимался. Бабушка пела. Может быть, в прошлом и были в роду представители каких-то творческих профессий, но я о них ничего не знаю. Поэтому, собственно говоря, родители наши так сильно переживали одно время, что сыновья их покинули медицину (оба музыканта закончили мединститут. – Прим. «ИР»), серьёзное дело, и ушли непонятно куда. Теперь тревог гораздо меньше, но они всё равно есть.

– Вам хотелось бы попробовать какие-то новые форматы?

В.Т.: Да, аппетит всегда есть. Другое дело, что времени свободного на это не так уж много, этим нужно серьёзно заниматься. У нас группа достаточно просто устроена: басист, барабанщик, гитарист, клавиши, акустика, два микрофона. Мы можем поэкспериментировать в момент создания пластинки, на записи.

– А с кем бы хотелось посотрудничать?

В.Т.: Даже не знаю. С Николаем Васильевичем Гоголем. Он бы либретто писал.

– Не было ли желания включать стихи в концертную программу?

На поэтическом фестивале
в Иркутске можно было пообщаться
с живыми классиками. Например, Вероникой Долиной

М.К.: Такая мысль есть у нашего продюсера. У нас, кстати, появился продюсер. Думаю, мы можем это сделать. Я вообще такой тягомотофоб – у меня есть страх, что вот здесь слушатель может заскучать, для него это будет тягомотно, скучно, и перегружать окружающих собственным нарциссизмом я не люблю. Может, это и плохо, потому что нарциссизм – не самое плохое после алкоголизма, героиновой зависимости, которыми страдают ребята в нашем цеху. Хотя сейчас меньше, сейчас все здоровые, надо зарабатывать деньги, кормить семьи, жёны всех ругают. Даже Шнур стал подкаблучником. Он сам об этом говорил.

– Что успели посмотреть в Иркутске?

М.К.: Город – супер, мы его увидели с разных сторон, прошлись по его улицам ночным, утренним, дневным, с китайцами, без китайцев, с таксистами, без таксистов, с поэтами, без поэтов. Сходили на прекрас­ный концерт Вероники Долиной, выпили какое-то количество алкоголя в прекрасных заведениях, вкушая прекрасные блюда. От конца до начала излазили ваш… 160-й, да? 

В.Т.(подсказывает): 130-й.

М.К.: …130-й квартал. В этом смысле ещё пара дней – и мы бы уже проводили экскурсии по Иркутску. Он, кстати, напоминает наши родные города по архитектуре местами. Спасибо Иркутску, не было дождя. Лето удалось!