издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Травма через поколение

Психолог объясняет, как трагедии предков влияют на поведение потомков

Обычно мы мало задумываемся, насколько испытания, которые пережили наши предки, влияют на наше поведение сегодня. «Всё в твоих руках», «Твоя жизнь – твой выбор» – звучит в мозгу установка, усвоенная с детства. И в этом, безусловно, есть правда. Но при первых намёках на нынешний экономический кризис образованные интеллигентные люди вместе со всеми стали совершать труднообъяснимые поступки. Многие бросились в магазины и закупили впрок сахар, муку, спички. Как говорят психологи, таким образом в нас, современных людях, проявляются травмы, потери, которые испытали наши предки во время голода, войны и репрессий. Об этой особенности сознания мы беседуем с психологом Ириной Шевцовой.

– Ирина Ярославна, что обычно приводит людей к психологу?

– Чаще всего ко мне приходят женщины, которые находятся в сложных отношениях с людьми зависимыми. С самими алкоголиками и наркоманами я не работаю, для них есть особые программы. Вторые половинки тех, кто употребляет, являются созависимыми. Это эмоциональная зависимость от состояния другого человека. Созависимые живут или пытаются жить жизнью другого человека, постоянно его спасать. Партнёр хочет изменить жизнь того, кто рядом. 

Люди играют в жёсткую, стабильную психологическую игру. Американский психолог Эрик Бёрн так и называет эту игру – «Алкоголик». Если внимательно присмотреться, и в своих отношениях каждый из нас может найти элементы этой игры, просто с алкоголиками расстановка ролей наиболее показательна, там всё на поверхности. 

Есть три роли: жертва, преследователь и спасатель. Эти роли не являются постоянно закреплёнными за каждым участником, они постоянно меняются. Но у всех есть любимые. Если взять алкоголика: он напился и может прийти домой в роли агрессора. Гоняет жену, детей, кричит, скандалит. Утром он проснулся, голова болит, за вчерашнее стыдно. Он уже не агрессор, а жертва. У жертвы всегда есть партнёр. Агрессором становится жена, которая высказывает ему свои обиды. Пока эти роли исполняются, изменить что-то в этой системе нет никаких шансов. Те, кто остался в ролях, обязательно затянут того, кто пытается выйти из этой системы. 

Поиграем в «Алкоголика»

– А в нормальных семьях, где нет алкоголиков и наркоманов, тоже играют в игру «Алкоголик»?

– Разумеется. Всегда мы исполняем ту или иную роль. Агрессор – это не обязательно тот, кто орёт, дерётся. Агрессор может быть в смысле «контролирующая фигура». Он диктует: кому и что делать. Говорит, как правильно. Делает замечания другим, навязывает свою волю, зачастую невзирая на желание другого. В любой семье есть кто-то главный, кто будет пытаться организовать других, заставить их делать то, что он считает нужным. 

– Не понятна до конца роль спасателя. Видится в ней что-то благородное…

– В ней нет ничего благородного. Есть путаница. Люди путают помощь и спасательство. Оказывать помощь хорошо и благородно. Спасать людей нужно, когда есть угроза жизни, здоровью. Во всех остальных случаях «пожарные методы» неуместны. Иначе мы имеем человека, который вполне может справиться со своей какой-то проблемой, но решаем его проблему за него. А он с чем остался? Он не при­обрёл никакого опыта. 

Если привести аналогию, у вас ребёнок пошёл в первый класс, ему дали задание написать в тетради всякие закорючки. Он их не умеет рисовать. Тут прибегает мама и говорит: «О, сейчас я тебе всё нарисую». Делает всё за ребёнка. Ребёнок доволен, задание выполнено. Завтра опять то же самое. А через год мы обнаруживаем, что ребёнок писать так и не научился. Помучавшись, через какое-то время эта мама-спасательница говорит: «Что мне теперь с ним делать? Он ничего не может, ничего не хочет. Не учится, не работает». Но ведь она своими руками создала эту ситуацию. К сожалению, сейчас приходится видеть много таких мам, которые всё привыкли делать за своих детей, но отдачи и благодарности за свою жертву не получили.

– Откуда идут истоки такой жертвенности и стремления опекать, характерные для наших людей?

– Тема эмоциональной зависимости в стране сильно развита по причине того, что у нас такая бурная история. Почему возникает огромное желание контролировать и опекать? За контролем всегда стоит страх. Взять наших бабушек, кому-то прабабушек. Они пережили войну, на этой войне они теряли своих близких. Страх потери заставляет женщину контролировать, делать всё, чтобы никаких потерь больше не было. Она берёт на себя обязанности, какие только может. Контролирует членов своей семьи, особенно детей. Её задача – близкие должны выжить любой ценой. Она не осознаёт, что война закончилась. Она видит угрозу своей семье. Чем более яркие переживания, связанные с войной, она испытала, тем сильнее будет кон­тролировать. Её дети, которые привыкли к жёсткому контролю, не могут жить самостоятельно, им нужен контролёр. Себе в партнёры они будут искать человека, который будет говорить им, как надо. Если мама играет роль беспомощной жертвы, то роль контролёра возьмёт на себя ребёнок. Внучка будет подобна бабушке. Когда про людей искусства говорят: на детях природа отдыхает, имеется в виду скорее эта коллизия, а не степень таланта. В психологии процессы воспроизводства тех или иных моделей поведения через поколения называют «родовыми динамиками».

Искусство не поможет

– Насколько культура и искусство помогают нам «переработать» травму, связанную с войной?

– Искусство чаще всего эту травму воспроизводит, а не даёт пути выхода из травмирующей ситуации. Авторы художественных произведений – наши же люди, они тоже из таких же травмированных семей. Они несут эти травмы в себе, выражают их теми средствами, которые им доступны. К сожалению, не так много есть произведений искусства, которые могут дать терапевтический эффект. Я бы отметила замечательный фильм «Похороните меня за плинтусом», он не о войне, но в этом произведении отчётливо виден механизм воспроизводства родовой травмы. По большому счёту, это фильм о любви, которая серией деформаций превращена в жёсткую эмоциональную зависимость.

Если речь идёт о личном травматическом опыте, его можно проговорить, обсудить, пережить и избавиться от него. Если это родовой опыт, как правило, информация о травме кроется в глубинных бессознательных пластах нашей психики. Обычному человеку они недоступны. Он делает что-то неосознанно, сам не понимая почему. Объяснить, связать со своей биографией собственные действия и поступки не может, что бы ни смотрел и ни читал. Если от травмирующей ситуации человека разделяют 4-5 поколений, чтобы «откопать» проблему и проработать её, нужны специальные методики. 

– Какое влияние на жизнь нынешних поколений оказали репрессии? 

– Если на войне понятно, за что люди сражались, за что умирали, то с репрессиями вопросов больше, чем ответов. Закономерность такая: чем потомки меньше знают о трагическом прошлом предков, чем большим «секретом» являются события, тем большее влияние они оказывают. Поскольку война и репрессии затронули преимущественно мужчин, сейчас внуки и правнуки пострадавших неосознанно стремятся повторить судьбу своих дедов, уйти раньше времени. Потомки палачей несут в себе вину старших поколений, ведь их деды и прадеды не были наказаны, они не повинились. Вне зависимости, понимает человек, в чём он виноват, или нет, это не снимает с него, так скажем, обязательство себя наказывать. Он наказывает себя чем может – зарабатывает болезни, попадает в аварии, получает травмы, разрушает семью, достижения.

Страшные вещи творятся, когда в одном роду соединяются две ветви – одна от репрессированного рода, другая от рода, где были палачи. В таких семьях потомков «рвёт на части». С одной клиенткой мы разбираем «по полочкам» такой случай. Её муж, а она у него вторая жена, из такой семьи, где дед с одной стороны служил в органах, дед с другой стороны был репрессирован. Несчастного парня как неприкаянного носит по жизни. Он женится и разводится, не может ни учиться, ни работать. Пьёт, устраивает скандалы.

Есть технологии, которые помогают людям эти родовые травмы исчерпать, завершить, не передавать эти травмы детям по наследству.

– Что это за методики? Давно они существуют?

– Направление психологии, которое занимается родовыми травмами, называется «родология». Родология начала развиваться 20–25 лет назад в странах, которые больше всего пострадали от войны – России, Германии, Австрии, Израиле. Юбилей Победы показал, что те события мы не пережили до сих пор и неизвестно, сколько будем их нести в себе. 

– Как ещё могут проявляться последствия травм? 

– На консультацию ко мне пришла жена молодого человека, который не может долго жить на одном месте. Приезжает в город, устраивается на работу, обзаводится жильём, потом неожиданно увольняется и едет в другое место. И так пять раз. Почему он так делает – не может объяснить даже себе. Вместе с женой мы стали разбираться, в чём дело. Оказалось, его дед был зажиточным крестьянином, рисковал попасть под раскулачивание, но его вовремя предупредили. Он бросил всё, собрал семью и уехал куда глаза глядят. На новом месте произошло то же самое. Работать человек умел, очень быстро смог развернуться и снова оказался под угрозой раскулачивания. И так несколько раз. 

Получилось, что внук, сам того не осознавая, воспроизводил поведение деда. Глубоко в подкорке у человека сидит установка – жить долго на одном месте опасно. Это очень распространённая ситуация, таких «бегунов» достаточно много среди нас. Когда человек понимает, откуда у него та или иная особенность, ему намного легче справиться с проблемой. Мы работали с женой человека, о котором я рассказала. Она сама ему всё объясняла, разговаривала. Похоже, нам удалось помочь этой семье – сейчас они строят дом в одном из загородных комплексов.

Менталитет требует

– Психологи говорят, что информация между поколениями передаётся через тело. Как это происходит? 

– Представим, есть женщина, у неё родился ребёнок. Мама начинает с ним взаимодействовать, в основном через тело. Через телесное взаимодействие с матерью ребёнок получает первую информацию о мире. Как она его держит, как кормит, гладит или не гладит, смотрит ли она ему в глаза или погружена во что-то своё. То, как она это делает, зависит от того, как она себя чувствует. Если мама боится, то и ребёнок начинает бояться. Беспричинно. Он не понимает, почему надо бояться. Он боится, потому что мама боится. Если мама плачет, и он в горе. Почему, он не понимает. Не надо преувеличивать вербальные способы взаимодействия. Известно, что большая часть информации передаётся невербально. 

– Чаще всего за помощью к психологам обращаются женщины. Это из-за того, что мужчины менее эмоциональны и переживаний у них не так много?

– Связано это больше с менталитетом. Мужчина должен справляться сам. Для него это что-то постыдное – признать, что он с чем-то не справляются, что ему нужна помощь. Женщине гораздо проще. Женщине менталитет не запрещает обращаться за помощью. 

– Как это соотносится с моделью семьи, где мужчина выступает, скорее, в роли приятного бонуса? А женщина берёт на себя основные функции – строит карьеру, воспитывает детей…

– В этом и состоит внутренний конфликт и женщин, и мужчин. Менталитет требует одного: чтобы мужчина был главой, защитником, добытчиком. А реальная жизнь с её деформациями требует другого. Предположим, есть женщина, успешная, достигла всего сама, «коня на скаку остановит». Разве она мечтает о мужчине, который будет лежать на диване? Она хочет, чтобы рядом с ней был сильный мужчина. Проблема в том, что когда она находится вместе с сильным мужчиной, она начинает с ним конкурировать. Сильная женщина не может позволить себе быть слабой. Хотя женская слабость – это тоже такая иллюзия. Если бы женщина была слабой, человечество давно бы вымерло. Поскольку реально сильного мужчину она подавить не сможет, она выбирает себе слабого, но мечтать продолжает о сильном. Так и живём. 

У меня есть одна такая клиентка. Точнее, не одна, просто она сейчас вспомнилась. Женщина работает, денег, которые она зарабатывает, хватает, чтобы обеспечить семью: себя, мужа и ребёнка. Её устраивает, что муж не работает, потому что ино­гда он помогает ей – нужно куда-то съездить или присмотреть за ребёнком. С другой стороны, её раздражает, что муж не зарабатывает и живёт за её счёт. То есть женщина предъявляет мужу противоположные требования. Пока она не перестанет быть «сильной» женщиной, не решит стать нормальной женой и матерью, этот конфликт будет продолжаться.

– Кроме войны, были и другие травмы, повлиявшие на жизнь всего народа. Какие психологические деформации, связанные, например, с перестройкой, мы в себе несём? 

– Как на перестройку отреагировали люди? Кто-то сломался, утратил веру, опустился. Кто-то, наоборот, переучился, начал работать по другой специальности, открыл свой бизнес, чего-то достиг. На всех по-разному перестройка подействовала, и своё отношение к событиям люди транслировали детям. По сути, мы имеем два разных поколения одних лет рождения. Одни хотят сразу и всё, и чтобы и ничего для этого делать не надо было. Их лозунг: отобрать у богатых и поделить между бедными. Другие вполне адекватны, могут идти к своим целям, многие мудры не по возрасту.

Откуда взялись «саботажники» 

– Есть ещё группа так называемой «золотой» молодёжи. Это дети богатых людей, которые, как правило, не хотят ни учиться, ни работать, прожигают деньги родителей. Откуда они взялись в стране, где память о голоде, о потерях ещё так свежа?

– В этом случае можно говорить об огрехах воспитания. Родители занимались своим бизнесом, от детей откупались деньгами и подарками. В семьях не было взаимодействия, родители не пытались на­учить детей, передать свой опыт. «Прожигание» жизни – это не что иное, как способ протеста, месть за то, что дети не получили в детстве. Таким образом они наказывают своих родителей. Ведь то, что нажито за многие годы, передать-то им больше некому. Представьте состояние родителей. Это полный крах.

– Несколько дней назад в новостях прошла информация о том, что внук миллиардера из Хабаровска за деньги провоцирует людей на унизительные действия. Можно этого парня отнести к «саботажникам»?

– Можно, но только отчасти. В основе его поступка – высвобождение низменных желаний: стремление видеть, как люди унижаются, и показывать это другим. Желание «насолить» родственникам тоже присутствовало, и, видимо, молодой человек достиг этой цели, поскольку в новости говорилось о том, что дед был в бешенстве, ко­гда узнал, чем занимается внук.

– Как люди реагируют на последний экономический кризис? Вы его чувствуете по поведению клиентов?

– Как я вам говорила, сейчас мы имеем два совершенно разных поколения людей. Поэтому и реагируют люди по-разному. Есть те, кто считает, что это не только проблемы, но и возможности. Поэтому, не теряя времени, нужно ими воспользоваться. Как вы понимаете, такие личности к кризисным психологам приходят редко.

Мне больше приходится иметь дело с клиентами, которые, поняв, что происходят изменения, пугаются. Кто-то пытается защититься в силу своего опыта. Некоторые начинают впрок закупать продукты, спички и всё самое необходимое. Разве нам грозит голод? Насколько такое поведение оправданно? Так в людях проявляются родовая память о лишениях, которые пережили предки. Таким способом, как может, человек защищается от опасности. Кто-то боится потерять работу. Включается страх лишиться чего-то важного, средств к существованию. Активно проявляют себя «бегунки», они начинают искать новое безопасное место. Кто-то пускается в панику или уходит от реальности в алкоголь или наркотики.

Если человек обратился ко мне за советом, свою задачу я вижу в том, чтобы помочь ему побороть страх перед переменами. Я добиваюсь того, чтобы человек пересмотрел своё отношение к экономическим реалиям. Ведь кризис – это, прежде всего, приглашение к возможностям.

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры