Значительная часть примыкающего к посёлку свободного берега Иркутского водохранилища, которую местные жители как само собой разумеющееся считали общей, а потому даже на участки под новое строительство не претендовали, уже застроена богатыми коттеджами горожан. В поселковой черте водохранилище для местных жителей недоступно – оно за заборами. 

А берега соседних заливов, пока ещё поросшие лесом, к застройке готовятся. Туда, в прибрежный лес и на бывшие сенокосы, где нет пока ни одного жилого дома, уже проведена линия электропередач. Среди берёз высоким напряжением гудят несколько подстанций. Землеройной техникой уничтожены прибрежные родники. Уже появились собственники первых земельных участков, и много деревьев, несмотря на законные запреты, уже вырублено при прокладке дороги к этим участкам. Здесь хозяйствует (возможно, правильнее сказать – хозяйничает)  некое ДНТ «Ангара» – дачное некоммерческое товарищество. Слово «некоммерческое» в названии звучит издевательски, поскольку все догадываются, что речь здесь идёт о торговле прибрежной, особо дорогой землёй. Только доказывать это никто, кроме общественных активистов, не хочет. Органы муниципальной власти стараются делать вид, будто искренне верят в бескорыстие организаторов ДНТ. Но Юлия Карельченко после нескольких лет беготни по высоким кабинетам не сомневается, что прибрежные земли осваиваются с многочисленными нарушениями российского законодательства. В том числе (и даже в первую очередь) постановления Правительства Иркутской области от 24 января 2011 года  № 9-пп, которым эти берега отнесены ко второму поясу зоны санитарной охраны источника питьевого водоснабжения Иркутска и Шелехова. 

Жители Мельничной Пади, когда-то привычно ходившие за водой к водохранилищу в случае поломки поселковой водокачки, теперь уж не рискуют пить воду, зачерпнутую с берега. Понимают, что именно сюда, в эту питьевую воду сбрасываются или фильтруются стоки из отхожих мест новорусских владельцев прибрежных земель. Да и зачерпнуть-то её почти невозможно – водохранилище «прихватизировано».

Под недовольный лай собак комиссия народного фронта спускается к водохранилищу по узкой улочке, зажатой с обеих сторон высоченными, в полтора человеческих роста, стенами кирпичных заборов. На берегу просторнее не стало. Ни влево, ни вправо вдоль воды не пройти, потому что заборы, продолжая улицу, упираются в дно обмелевшего за зиму водохранилища. Улица закончилась тупиком. 

В состав общественной комиссии, кроме экспертов и активистов, по предложению регионального исполкома ОНФ включены специалисты администраций Иркутского района и Марковского муниципального образования (МО), частью которого является посёлок Мельничная Падь. В качестве наблюдателей (иначе не могу определить их статус) присутствуют представители Западно-Байкальской (природоохранной) прокуратуры и Агентства лесного хозяйства Иркутской области. 

В народе принято считать, что эти государственные структуры, поставленные на стражу интересов всего населения, почти всесильны. Стоит им только насупить брови или погрозить пальчиком, и все нарушители – в разные стороны да по щелям, как тараканы при неожиданно включённом свете. Но если исходить из житейской практики, это только заблуждение. Распространённый миф. Зажатые законодательными ограничениями больше, чем Иркутское водохранилище заборами, могут они гораздо меньше, чем думают законопослушные люди. И, пожалуй, меньше, чем того требуют реальные интересы государства. В повседневной жизни работа надзорных органов часто сводится не столько к пресечению, сколько к фиксированию нарушений законодательства и информированию об этом смежных ведомств. 

– Вот этот забор я помню уже, пожалуй, не менее трёх лет, – показываю Виталию Молокову, помощнику прокурора Западно-Байкальской межрайонной прокуратуры, уходящий на обнажившееся дно водохранилища ажурный забор справа. – А этот, слева, появился, кажется, попозже…

– В конце 2014 года здесь была проведена выездная проверка сотрудником нашей прокуратуры, – перебивает меня Виталий Николаевич, интонационно подчёркивая, что проблема решена. – Мы направили требование в управление Росприроднадзора по Иркутской области о проведении проверки. Они выехали на место, установили факт нарушения и направили поручение в полицию для установления собственников. 

– Это был конец 2014-го? – уточняю. – Но позади уже четыре месяца 2015-го. А забор стоит.

– Мы проинформировали компетентный орган государственной власти, который обязан пресекать данное нарушение. Забором перекрыта 20-ти метровая береговая полоса общего пользования, которая должна быть свободна для посещения населением. Мы предприняли меры. Дали работу контролирующим органам, чтобы они устранили это нарушение законодательства. Ими эта работа сейчас ведётся.

– Меры приняты. Время идёт, а забор стоит. И как долго он будет ещё стоять?

– Об этом надо спрашивать Росприроднадзор. Мы работаем в рамках своих полномочий…

– У вас нет других полномочий, кроме права сообщить о нарушении закона в Росприроднадзор?

– Мы обязали госорган исполнять свои функции.

– По закону как долго, после получения вашего требования, он может проверять?

– Месяц.

– Но прошло более четырёх месяцев.

– Я пока не обладаю информацией. Может, Росприроднадзором внесено предписание. Может, ими уже направлен иск. Может быть, судебные тяжбы уже идут. Пока дать ответ я не могу… 

Как должно быть по законам, внутренним положениям и уставам – не знаю, не интересовался. Но давно убедился на практике, что надеяться на инициативу прокуратуры и других государственных контрольных и надзорных органов не стоит. Их задача – ждать, пока кто-то из сознательных граждан напишет официальное заявление, в котором не побоится указать своё полное имя и адрес, по которым, в случае утечки информации, нарушители закона его легко найдут и, в лучшем случае, припугнут. А если гражданин не пугается, могут и побить, или, как уже не раз поступали с государственными лесными инспекторами в Иркутской области, сжечь вначале личную автомашину, а потом и усадьбу подпалить. Без заявления гражданина государство тоже имеет право проверять хозяйствующие субъекты, живущие, в том числе, и за счёт вырубки пригородных, водоохранных и всяких прочих лесов, формирующих среду обитания человека. Но не чаще, чем один раз в три года. И с обязательным предварительным оповещением: «Будьте добры спрятать топоры под лавки, потому что через три дня мы приедем вас проверять». 

Пусть газеты, радио и ТВ хоть лопнут от переизбытка информации о нарушениях лесного и иного природоохранного законодательства, но, пока публикация не будет отправлена в надзорные органы официальным письмом, чиновники имеют право делать вид, что ничего не видят, ничего не слышат. И уж тем более не читают «Восточно-Сибирскую правду», в которой фотографии уходящего в воду красивого забора были опубликованы ещё в 2011 году. 

Может быть, год, а может, два или три года назад, теперь уж точно и не вспомню, Алексей Калинин, прокурор Западно-Байкальской прокуратуры, когда я рассказал ему про эти самые уходящие в воду заборы в Мельничной Пади, объяснил мне, что это очевидное и широко распространённое нарушение закона. Оно – из простых. Практика по их добровольному или принудительному сносу, в том числе и судебная, наработана. Поэтому проблем с заборами нет.

Забавный жизненный парадокс: проблем со сносом противозаконных заборов у государства нет, а заборы, уходящие в воду, есть. Их в нашей области по рекам, по водохранилищам, по Байкалу – сотни! Или тысячи? А может, сотни тысяч? Да кому надо их считать, если нет в России такой проблемы. В прошлом году я однажды от скуки всё-таки посчитал и сфотографировал такие заборы в одной маленькой бухточке на Малом Море Байкала. Их там, в одной отдельно взятой бухточке, оказалось всего-то пять штук. 

– Скажите, пожалуйста, насколько законно вообще строительство здесь? – обращается Юлия Карельченко к Дмитрию Какунову, представляющему в комиссии администрацию Иркутского района. – Водный кодекс, статья 43 пункт 2 запрещает строительство в водоохраной зоне. Статья 27 подпункт 14-й пункта пятого ограничивает земли в обороте. На основании Федерального закона № 52 99 года – вырубка у нас только санитарная. Как можно вот здесь в этом сосновом лесу без вырубки построить вот такой дом? Как?

Юлия Васильевна сыплет номерами статей, пунктов и подпунктов из природоохранного законодательства не потому, что она опытный юрист, а потому, что у неё душа болит за земляков и природу. Изучила, запомнила. Дмитрий Константинович выслушал не перебивая и снисходительно улыбнулся. 

– Вы подменяете понятия и путаете пояса санитарной охраны. Пожалуйста, откройте постановление 9-пп, ещё раз внимательно его перечитайте. Есть первый пояс, в котором нельзя строить и категорически нельзя предоставлять земли в собственность. Там, насколько я помню, 100 или 200 метров от водозабора. Не от источника воды, а от во-до-за-бо-ра! Второй пояс санитарной охраны – там, по-моему, 500 метров. Соответственно, от во-до-за-бо-ра! А у вас тут нет водозабора. Он в Иркутске, в Ершовском заливе…

– Да что вы, – не выдержал я. – Второй пояс зоны санитарной охраны вверх по течению растянут на километры. 

– Я сейчас с вами спорить не буду, – устало вздохнул представитель районной власти. – Давайте откроем закон и почитаем.  

Это правильно, что Дмитрий Константинович не стал спорить. Он допустил довольно типичную для чиновников ошибку, полагая, что учить простой люд им позволяют не знания, а должность. Представитель Иркутской районной администрации, оценив протяжённость второго пояса зоны санитарной охраны вверх по течению на 500 метров, ошибся ровно в… сорок раз! 

Не буду говорить «все» или «многие», но те жители Мельничной Пади, с которыми мне довелось поговорить на улицах и около сельского магазина, не сомневаются, что строительство коттеджей как на берегу водохранилища в самом посёлке, так и «освоение» соседних заливчиков происходит в коммерческих интересах, в том числе и представителей власти. Причём не только муниципальной. 

«Бери выше, – смеётся моему вопросу пожилой мужчина. – Знаешь, какие деньжищи здесь проворачиваются!». 

Местные жители не подразделяют власть ни по уровню, ни по ветвям, и слово «самоуправление» для них пустой звук. Для них любая власть – это государственная власть. Конкретных имён не называют, ограничиваясь фразой «они все такие». Они – это чиновники любого уровня. В качестве доказательства собственной правоты – жест на ближайший плакат или объявление о продаже усадеб и земельных участков. Объяснять, что в каждом стаде своя паршивая овца найдётся – бессмысленно. Не верят они сегодня ни мэру Иркутского района Наумову, ни главе Марковского поселения Шумихиной. Но не потому, что знают что-то наверняка или видели нечто конкретное, а как раз потому, что «они все такие». Вопрос «Зачем выбирали?» их в тупик не ставит. Отвечают вопросом на вопрос: «А у нас был выбор?». 

По ситуации, сложившейся в любом отдельно взятом посёлке, люди, живущие в нём, судят о государстве в целом, о России. Если по закону такого быть не должно, а в жизни есть и остаётся безнаказанным, значит, власть (не конкретные чиновники, а власть в целом!) в этом заинтересована. Если даже такое простое право, как снос незаконного забора, государство много лет реализовать не может, то в решении более сложных проблем на него тем более надеяться нет смысла. Значит, надо как-то самим вертеться…

И некоторые вертятся. Не так уж далеко, километрах в десяти, пожалуй, от Мельничной Пади, общественная комиссия народного фронта в тот же день, благодаря информации местных жителей, обнаружила на землях другого ДНТ вместо дачных строений и морковных грядок… пилораму. Но об этом – в другой раз.