«Пять тысяч вёрст до тебя, Москва»
За первый год войны иркутяне отправили около 250 тысяч подарков на фронт
Групповое фото возле поезда, апрель 1942 года. Эти люди отправляются в поездку на фронт. «Золотые часы для маршала Мерецкого» – это был один из подарков, которые иркутяне в феврале 1942 года отправили на фронт в специальном поезде. Рядовым бойцам везли кисеты, продукты, а военачальникам – по советскому этикету – подарки покрупнее. Сегодня мы практически по неделям можем отследить эту поездку – вместе с поездом на фронте побывал писатель Гавриил Кунгуров, оставив свои заметки в «Восточно-Сибирской правде». Читая строки Кунгурова о том, что Мерецкий добродушно и радостно встречал иркутский поезд, как-то ещё страшнее осознавать, что буквально около полугода назад Мерецкого били в застенках НКВД, а в самый приезд иркутян он руководил тяжелейшей и провальной операцией, по итогам которой будет лишён руководства фронтом. Война на газетных страницах и война реальная не совпадали. Новости Тамбова Информация к размышлению - AECRU,Рассказы об НЛО Самые вкусные рецепты Издательский дом Вояж Merlin Beach Стеклофф - резка и обработка стекла Компания РИК-АМ контрактные б/у запчасти из Японии Магазины джинсов и джинсовой одежды
«Я, иркутянин, и ты, москвич, слушаем гневный гимн»
О том, как Иркутск помогал фронту, писали. Много и не раз. Конечно, мало кого сейчас впечатлишь строчками о тоннах пельменей, которые лепили после смены на работе иркутские женщины, чтобы отправлять на фронт. Да, было. Но это не таран или не с гранатой на танк. «Столяр чаепрессовочной фабрики т. Гимбург передал на 700 руб. облигаций, перчатки, носки, тёплую рубашку, полотенце и подушку». Передал на фронт. Строчки эти непонятны и не впечатляют, если нет живых рассказов. А бабушка мне рассказывала, что в семье деда в войну были одни выходные брюки на двух братьев – старшего и среднего. И вот эти «подушка, носки, тёплая рубашка» в таких семьях, в общем, были очень большим богатством. «Я, ученица 5 класса Мегетской неполной средней школы, шлю вам, моим родным братьям и сёстрам, свой пионерский привет. И ещё шлю маленькую посылочку: две блузки, двое маленьких детских трусиков, носовой платочек. Литвинова Вера». В МОПРе собирали вещи для эвакуированных детей, и потому именно туда приходили посылки от ребят Иркутской области. Эвакуированные вместе с малышами приходили прямо в обком, где грудами лежали вещи, и там сразу подбирали одежду. «Девочка робко смотрела на огромную груду вещей, – вспоминали сотрудники МОПРа. – Сотрудница обкома стала примерять на неё кофточку, из которой выпала приветственная записка. Прочитав её, женщина была потрясена, губы её дрожали, глаза наполнились слезами». Заметка от 4 сентября 1941 года. А вот заметка про то, что дети Култукского детсада растят жеребёнка, чтобы отправить его на фронт.
Иркутские газеты были «завязаны» на события в Москве и на фронте очень сильно. Поэты сочиняли «стихи-агитки», например, у Молчанова-Сибирского был аналог известной фронтовой песни «Граната», но наш поэт описывал любовь бойца к сапёрной лопате: «Малая сапёрная, ловкая, проворная. Малая лопата – помощница в бою. Про тебя, лопата, песню пропою». «Страшный призрак ближе-ближе мчится из тумана, это Дед Мороз на лыжах в шапке партизана», – практически каждый номер «укороченной» военной «Восточки» сопровождали карикатуры и стихи. Эти – снова Анатолия Ольхона.
«Мой сын, мой орлёнок любимый, прими материнский наказ: бесстрашно сражайся, любимый, за честь, за отчизну, за нас!» – эти строчки принадлежат не матери, как можно подумать. Это Александр Гайдай, журналист, а в 1942 году служащий в ЗабВО. Он отправлял стихи в «Восточку» прямо со службы. «Я, иркутянин, и ты, москвич, слушаем гневный гимн. Рокот оркестров, огонь знамён. Красная площадь, ты! Пять тысяч вёрст до тебя, Москва. Но сердце моё с тобой. Пять тысяч вёрст до тебя, Москва. Мы принимаем бой!» – написал к легендарному параду в Москве Анатолий Ольхон. Очень часто в «Восточке» 1941-1942 годов встречаются заметки Аллы Каншиной – девочка из «Базы курносых», выступавшая перед Съездом советских писателей, теперь писала о том, как живут дети войны.
Имена, встречающиеся в «Восточке», иногда рассказывают о себе больше, чем в те годы, поскольку сейчас более открытыми стали базы данных Центрального архива Министерства обороны. 27 января 1943 года в «Восточку» пришло письмо работниц слюдяной фабрики, которые сообщали о перевыполнении нормы на 170–490%. Бригада называлась фронтовой и носила имя Вали Березовской. По данным ОБД «Мемориал», старший сержант, медсестра Валентина Дмитриевна Березовская ушла на фронт в составе 93-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии осенью 1941 года и была убита 11 ноября 1942 года у деревни Петрушино Зубцовского района Калининской области. Ей было только 26 лет.
На старом газетном фото мужчина с ручным пулемётом. Рядом инструктор. Это ноябрь 1941 года, Иркутск. Лежащий у пулемёта мужчина – декан физико-математического факультета Павел Михалёв. В 1942 году он покинет родной госуниверситет и уйдёт на фронт. В сентябре 1943 года во время наступательных боёв 15 262 Демидовской стрелковой дивизии Михалёв обеспечивал скрытое управление войсками, передавал шифровки, за что был награждён медалью «За боевые заслуги». В марте 1945 года за работу в тяжелейших условиях по обеспечению шифрсвязи он был удостоен ордена Красной Звезды. И таких имён на газетных страницах – сотни. Ещё больше имён, которые мы никогда не узнаем. Они просто помогали.
«Сталин – животворящий луч»
10 февраля 1942 года «Восточка» сообщила, что из Иркутска ушёл на фронт поезд с 30 вагонами подарков. Из телеграммы обкома партии в ЦК ВКП(б): «Эшелон с подарками отправлен в 6 часов утра литером «Д-1» в составе 55 вагонов: подарки, поезд-баня и мостовые брусья… Прошу оказать помощь в быстрейшем продвижении» (подпись секретаря Иркутского обкома ВКП(б) Качалина). Отправлялся поезд из тылового города, где только внешне было всё благополучно. Вот информация годом позже: «Военной цензурой НКВД СССР летом 1943 г. были зарегистрированы десятки писем иркутских рабочих, адресованных родственникам и знакомым, в которых высказывались жалобы на большие простои на заводах и низкую в связи с этим заработную плату, на дополнительные вычеты. «Насчёт работы плохо, стоим на простое, заработки плохие, – говорилось в одном из этих писем. – Все москвичи шатаются по барахолке, загоняют своё барахло, потому что многие не получают зарплату месяца по два, по три, зарабатывают только на налоги и сборы», – рассказывается в 10 томе 12-томника «Великая Отечественная война 1941–1945 годов», изданного в 2014 году. Ещё в 1942 году в «Восточке» можно было видеть многочисленные заметки о том, что людей подписывают на многочисленные займы государству. И рекламу Сбербанка с сияющей девушкой, которая гласила, что вклады, сделанные до 22 июня 1941 года, «выдаются в порядке, временно установленном с 23 июня 1941 года». До 1944 года выдавали не более 200 рублей ежемесячно. Впрочем, люди отдавали свои вклады добровольно. Семья Щёголевых 3 июля 1941 года написала письмо в Иркутский горвоенкомат с просьбой внести в фонд обороны страны 1 тысячу рублей со сберкнижки, «обручальное (червонного золота) кольцо». На фронте у них уже были сын Константин и дочь Вера.
В 10 томе 12-томника рассказывается о том, каким образом государство изымало и значительную часть зарплат тыловиков-иркутян: «…отдельные рабочие получали на руки 30–40% зарплаты и ниже. Вот типичный пример: токарь пятого разряда А.П. Курносов в июле 1943 г. заработал 995 рублей, при этом получил 667 рублей, а в августе, работая с неполной нагрузкой, заработал почти 703 рубля, на руки же выдали 320 рублей. Остальные деньги пошли на вычеты: в счёт государственного займа – 80 рублей, подоходный налог – 41 рубль 70 копеек, культсбор – 37 рублей 52 копейки, военный налог – 142 рубля 50 копеек, 5% отчисления – 49 рублей 78 копеек, Фонд обороны – 31 рубль 40 копеек». И тем не менее рабочие собирали и деньги, и еду, и вещи для фронта. Со всех концов Иркутской области шли посылки, и их скопилось на почте в начале 1942 года столько, что было принято решение снарядить специальный поезд. С 23 июня 1941 по февраль 1942 года из Иркутской области на фронт отправилось более 550 тысяч тёплых вещей.
В составе делегации поезда с подарками были И.П. Городничев, заведующий военным отделом обкома партии, начальник цеха завода им Сталина Л.П. Ипполитов, писатель Кунгуров, стахановец, путевой обходчик депо Слюдянка М.Л. Труханович и другие передовики-орденоносцы. «Замечательный подарок фронту – поезд-баню – послали железнодорожники Восточной Сибири, лесорубы направили 23 вагона с мостовыми балками», – писала «Восточка». К подаркам был приложен и специальный выпуск «ВСП» с огромным портретом Сталина и передовицей, завершающейся словами: «Сталин – животворящий луч, освещающий путь вперёд! Сталин – наша победа!» Везли два вагона первосортного мяса, два вагона пельменей, много орехов, лучшие вина, масло, сало, мёд, печенье, шоколад, зубные щётки, бритвы, воротнички, носовые платки, полотенца. «Герою Советского Союза, генералу армии тов. Мерецкову и члену военного совета тов. Запорожец делегация вручит именные золотые часы», – сообщал писатель Кунгуров уже в пути, из Новосибирска.
«Поезд стремительно летит вперёд. Делегация несёт круглосуточную вахту. На каждой длительной остановке дежурные делегаты проверяют пломбы вагонов с подарками…» – летели в газету строчки. Благодаря Кунгурову сохранились подробности, которые сейчас малоизвестны. Например, он детально описывает «большой и остроумно сконструированный комбинат» поезд-баню, называет имя инженера-строителя – В.И. Уварова. Поезд-баня состоял из восьми вагонов и по сути представлял собой банно-прачечный комплекс на колёсах. Помимо собственно бани, прачечной, дезинфекции, сушильни и гладильни белья в вагоне были парикмахерская, клуб с киноустановкой, который мог быть и танцплощадкой. По заданию научно-исследовательского испытательного института Красной Армии в 1941-1942 годах были созданы 72 банно-прачечных дезинфекционных поезда в Москве, Барнауле, Куйбышеве, Омске, Челябинске. Иркутск тоже отправил свой поезд-баню фронту.
«Залпы папаши Трухановича»
Делегация иркутян, отвозивших подарки фронтовикам, вернулась назад в самом начале апреля 1942 года. А подарки были вручены на фронте 11 марта. «Наши встречи с бойцами на фронте – незабываемые, радостные дни. Это такие дни, изумительная сила которых всегда будет воскрешать в нашей памяти живые образы героев», – писал Кунгуров. Он рассказывает о гибели фашистской «голубой дивизии»: «На широких снежных полях, в блиндажах, канавах и пустырях валяются тысячи трупов этой золотопогонной мрази». Иркутской делегации подарили один из «эрзац-мундирчиков», не спасавших от холода, дабы показать трудящимся, как Гитлер одел своих сторонников. Иркутские делегаты встречались с бойцами, бравшими Малую Вишеру, Тихвин: «Делегаты обнимали и со слезами целовали героев-воинов». «Гордостью переполнились наши сердца, когда мы узнали, что во всех решающих боевых операциях сибиряки, наши земляки, показали себя достойными сынами родины… Нам передавали, что немцев охватывает жуткий страх перед сибиряками. Чтобы сломить, поколебать стальные ряды сибиряков, немцы издали десятки спецприказов, один чудовищнее другого, бросили в контратаки целые полки автоматчиков, устраивали сплошной миномётный огонь». По словам Кунгурова, командир «энской армии генерал Яковлев» сказал: «Эх, и хороши же сибиряки, им не страшны ни мороз, ни снег, ни вьюга. Бьют они немцев, скажу я вам прямо, смертным боем, бьют и плакать не дают!» (генерал-лейтенант Всеволод Яковлев, командовавший 52 армией. – Авт.). Начальник цеха завода им. Сталина Л.П. Ипполитов, как старый батареец, лично выстрелил из 152-миллиметрового орудия по позициям фашистов, уничтожив блиндаж. Ночью артиллеристы показали иркутянам работу крупнокалиберных орудий, назвав это «залпами папаши Трухановича» (путевого обходчика депо Слюдянка М.Л. Трухановича). От папаши Трухановича лучший командир орудия старший сержант Бобров получил серебряный портсигар.
Иркутяне познакомились и с работой лётчиков. «Мы на аэродроме. Прилетает наш самолёт. Из кабины выходит лётчик. Рапортует. Знакомимся. Это сержант т. Кошлин А.П., комсомолец, наш земляк, сибиряк. В эту ночь он уже сделал восемь полётов. Всего т. Кошлин сделал 56 боевых вылетов и не имел ни одной аварии…» Эти встречи из сегодняшнего дня видятся печальными, хотя в текстах Кунгурова нет печали. Никто не мог знать, что пилоту Кошлину жить оставалось три месяца. По данным ОБД «Мемориал», призванный в Новосибирске Александр Павлович Кошлин, старший сержант 14-й воздушной армии 364-й эскадрильи связи (14-я ВА была преобразована из ВВС Волховского фронта, которым командовал Мерецков), был убит 8 июля 1942 года. Смерть застала его не в воздухе, а на земле. Пилот купался в озере, наступил под водой на мину. Иркутяне, конечно, ничего не знали о его судьбе, он так и остался на страницах старой «Восточки» скромным весёлым парнем, который постеснялся рассказать о своих вылетах, но азартно и много говорил о полётах боевого товарища.
«Удивительно тепло, запросто, по-семейному приняли делегацию прославленные командиры, боевые руководители фронта генерал армии Мерецков и член военного совета армейский комиссар I ранга Запорожец, – писал Кунгуров. – Принимая от делегации подарки, тов. Мерецков сказал: «Вы нас сильно балуете. Мы у вас в большом долгу». Кунгуров скупо говорит, что генерал Яковлев не смог попрощаться с уезжавшими иркутянами лично, прислал с передовой телефонограмму, где говорил о наступивших «горячих деньках». Из этого описания невозможно понять, что было в тот момент на самом деле. Например то, что добродушный и по-семейному спокойный Мерецков уже успел побывать с начала войны под арестом в НКВД, где били и его, и на его глазах его товарищей, угрожали уничтожить семью, и только сложная военная обстановка заставила высшее руководство страны не расстрелять Героя Советского Союза, а отправить на Волховский фронт. Иркутяне, вручавшие Мерецкову золотые именные часы, не знали, что буквально через несколько недель Мерецков будет отстранён от командования фронтом, это было связано с развивающейся ситуацией со второй советской ударной армией, ситуацией, которая привела к «Волховскому котлу». Уже в июне 1942 года Мерецкова снова вернут к командованию Волховским фронтом… Всё это оставалось в тени.
Напротив, в апреле 1942 года, когда Мерецков был уже практически отстранён, на передовице «Восточки» был напечатан спокойный, обстоятельный ответ иркутянам самого Константина Мерецкова и члена Совета фронта, армейского комиссара I ранга Александра Запорожца: «Секретарю Иркутского обкома ВКП(б) тов. Качалину К.И. …Военный Совет фронта от имени бойцов, командиров и политработников горячо благодарит вас и всех трудящихся Иркутской области за внимание и подарки. Пребывание делегации на передовых позициях фронта лишний раз подчёркивает, какой любовью и заботой окружает советский народ свою армию…». Ни побои в НКВД, ни судьба 2-й ударной армии долгие-долгие годы не будут известны. Это были времена «солнцеподобных» генералов, и обывателю не нужно было знать ничего, кроме победоносных свершений. Командиры не имели пятен. Как в эпосе якутского олохосута Тимофеева-Телешкина, переведённом для «Восточки» Анатолием Ольхоном: «Вожди солнецеподобных героев Армии Красной, вожди неисчислимых полков Армии Красной – товарищи Ленин и Сталин… Словом своим подняли, техникой вооружили, мужеством благословили…».
Однако подвиг людей от этого ни на каплю не меньше. Не успела одна делегация 1942 года вернуться в Иркутск, как в апреле 1942 года новый поезд из 36 вагонов с первомайскими подарками ушёл на Ленинградский фронт. Два вагона колбас, два вагона свежих яиц, 50 бочек икры, 15 вагонов «индивидуальных подарков» – то есть тех, которые люди слали не от предприятия или колхоза, а от себя лично. За первый год войны жители Иркутской области отправили на запад 70 вагонов с подарками, 248 833 индивидуальных подарка. Было собрано почти 800 тысяч тёплых вещей. Это реальный материальный вклад полуголодных тыловиков в Победу, который уже нельзя ни переписать, ни переоценить.