Конфиденциальность 

Место своей работы и настоящее имя он, например Олег, предсказуемо просил не упоминать. Олег рассказал, что начинал работать в ныне благополучно закрывшейся «Стратосфере» ещё в 1999 году, но в 2006-м перешёл в один из «центровых» клубов Иркутска, где работает администратором до сих пор. 

– К чему вся эта секретность, если ты утверждаешь, что ни администрация, ни персонал к наркотикам в клубе не имеет никакого отношения?

– Понятно, что любое упоминание клуба в этом контексте вредит репутации. Но я могу объяснить на конкретном примере, почему все владельцы клубов избегают фигурировать в СМИ, когда речь идёт о наркотиках. Мы всегда идём навстречу наркополиции, когда проводятся любые проверки. Но если наша охрана сама ловит наркоманов, как правильно поступать? По логике, мы должны вызывать наряд полиции и сдавать им таких перцев. Чем больше поймали – тем больше благодарность от полиции и  слава, что мы активно боремся с наркотиками в клубе. Но на практике в конце месяца в отчётах полиции появляется итоговая строка: «В этом, этом и этом клубах наркоманов за месяц выявлено ноль штук, а в этом – десять человек». Вот и получается, что в теории мы ловили наркоманов, а на практике оказываемся по итогам наркопритоном в сравнении с другими клубами, которые просто забили на это. Потом эти отчёты и сводки попадают к вам, к журналистам. В тот же день родители смотрят телевизор, читают газеты, а вечером, когда их ребёнок собирается в клуб, они переспрашивают: «Куда-куда ты собрался? Никуда не пойдёшь – там одни нар­команы!» 

– То есть бороться с наркоманами в клубах невыгодно? 

– «Выгодно – невыгодно» – это другой вопрос, я попозже расскажу. А правильнее сказать, что службы собственной безопасности в клубах предпочитают бороться с этим злом своими силами, не привлекая полицию. Понятно, что все эти меры силового воздействия на грани закона, ну а что делать? Да, наркоманов охрана выводит, избивает. В одном НК даже купала в Ангаре – конечно, в тёплое время года. Кроме того, нет такого: один клуб следит, чтобы наркоманы не проходили фейс-контроль, а в остальных пропускают всех подряд. На самом деле существуют «чёрные списки», которыми начальники служб охраны регулярно обмениваются – то есть эти списки действуют на территории всех иркутских клубов. Могу сказать, что сейчас в общем списке порядка ста двадцати человек, которых не пустят ни в один клуб Иркутска. Кроме того, у посетителей фейс-контроль считается злом, а для борьбы с наркоманами это незаменимое средство – администрация клуба может отказать в проходе внутрь человеку без объ­яснения причин. Маме доказывай, что ты не «упоролся» перед входом, охранникам ничего доказывать не надо. Не понравилось, как ты выглядишь – всё, до свидания. А после очень небольшого времени работы любой охранник начинает легко «выкупать», то есть определять на глаз, симптомы наркотического опьянения.   

Белая бухгалтерия

– Всё-таки про «выгодно – невыгодно»…

– Значит, смотри. Зачем торговать владельцам клуба? Доход? Но любой человек, разбирающийся в развлекательном бизнесе, тебе скажет, что клубы живут «с бара»  – с выручки, которую даёт бар. Наркоманы в баре ничего не покупают – им деньги нужны на наркотики, алкоголь им не нужен, а чувства голода у них нет. Это железный закон: как только в клубе появляются нар­команы, сразу падает выручка. Получается, что владельцы клуба одним должны торговать в ущерб другому. А зачем? 

– Наверное, прибыль от наркотиков гораздо выше, чем от алкоголя?

– Это логика наркобарыги, а не умного бизнесмена. Ты же понимаешь – стоит разрешить у себя в клубе «барыжить», и вместо спокойного развлекательного места там через неделю будет наркопритон: туда повалят наркоманы, потому что им там можно, а нормальные люди оттуда уйдут, потому что никто не станет сидеть рядом с нарколыгой, тем более с компанией нарколыг. И тут мы подходим ко второму аспекту вопроса – рискам. Из всего развлекательного бизнеса клубный – самый уязвимый. Через клуб каждый месяц проходит куча проверок – пожарники, санитарные врачи, полиция. Сам подумай – зачем владельцам клуба ещё и «головняк» с госнаркоконтролем, а ведь это постоянные «маски-шоу», не говоря про репутацию. И последнее: про сверхприбыли от наркотиков. В хороший месяц через ночной клуб в нашем городе проходит до шести тысяч человек. Скажи, сколько нар­команов пройдёт через клуб в месяц, учитывая, что кроме наркоманов в него уже никто не рискнёт соваться? Я сомневаюсь, что у нас в Иркутске есть в общем шесть тысяч тех, кто употребляет «спиды»… 

На этом месте Олег засмеялся и рассказал случай, хорошо характеризующий ситуацию с «покупательной способностью» наркоманов.  Клубные наркоманы, не испытывая усталости и голода, страдают от сильного обезвоживания, танцуя всю ночь и сильно потея. При этом они не нуждаются в алкоголе, что на сленге называется «кайфы не мешают». Хотя на деле причина другая и довольно смешная – метамфетамин снимает алкогольное опьянение, так что употреблять их вместе не имеет смысла. 

Поэтому существует «чайный показатель» – при наличии наркоманов в клубах у них не только падает выручка в барах, но и резко возрастают продажи обычного чая – в стаканах, «из пакетиков».

– У нас в клубе чай стоил двенадцать рублей – как везде, – вспоминает Олег. – И как-то раз мы заметили странное расхождение – выручка в баре из ночи в ночь всё меньше, а количество выпитого за ночь чая выросло примерно с тридцати стаканов до нескольких сотен – на порядок!

Не столько с целью заработать, сколько пытаясь отсечь наркоманов от «дешёвой кормушки», дающей им формальный повод торчать в клубе всю ночь, цену на один стаканчик чая подняли до восьмидесяти (!) рублей. Конечно, это вызвало возмущение, но первый же конфликт стал показательным.

– К нам пришла компания, которая заказала в клубе день рождения на двадцать человек, – рассказывает Олег. – Ситуация обычная – заказывают стол, напитки покупают на месте, в баре. Они просидели несколько часов, получили счёт и давай возмущаться, почему гораздо дороже, чем они рассчитывали. А они заказ делали ещё до повышения цены на чай. Мы посмотрели в счёт: мама дорогая! У них никакого алкоголя в чеке, даже шампанского не взяли – и 340 кружек чая! Тогда-то мы и поняли, что сделали всё правильно. И именно с тех пор цены на чай в клубах, извините за выражение, конские…

– Теоретически могут приторговывать сотрудники клуба – бармены, уборщицы, диджеи…  

– Ты плохо представляешь характер нашей работы. Наши сотрудники работают в постоянном празднике. Они могут в любое время прийти в клуб, им нальют выпить, накормят, они могут здесь поспать. Это такая атмосфера, что никакие дополнительные стимуляторы не нужны, с одной стороны, а с другой – всё и все на виду. Думаешь, кто-то захочет терять такую веселуху, чтобы толкнуть пару доз – на третьей его свои же за руку поймают? Звучит, может, не очень убедительно, но это правда – люди постоянно вместе, тут уже семейные отношения. Как в пословице: «Не нужно гадить там, где кушаешь, не нужно кушать там, где гадишь»… 

Кто все эти люди? 

– Ты так и не ответил на главный вопрос: кто в таком случае продаёт наркотики в клубах?

– Это самый болезненный вопрос для любого владельца. Я сейчас выскажу странную мысль, ты можешь сказать, что это полный бред, а я пытаюсь увести проблему подальше от клуба, но я думаю, что в клубах вообще не продают наркотики…

– Ну здорово! Чего же они тогда называются «клубными»? 

Олег долго думает, формулирует и медленно объясняет: 

– Есть разные клубы. Есть нормальные. Есть для «чертей», низкопробные. Я сейчас говорю про нормальные клубы, в которых администрация контролирует периметр от всякой грязи. И в них охрана следит, чтобы наркотиков не было. С точки зрения барыги – существа суетливого и трусливого, – гораздо проще и безопаснее продать пару «колёс» за пределами клуба. Это только кажется, что всё происходит незаметно, на деле нужно рассчитываться, отдавать этот пакетик, кругом люди, охрана, толкотня. Мне кажется, что просто нет никакой необходимости продавать единичные дозы именно в помещениях клуба. Из этого вытекает простая мысль: если в клубе торгуют наркотой, то это делается только с согласия владельцев, поэтому барыги и чувствуют безопас­ность… 

– Кого же тогда ловит в клубах охрана и наркополиция?

– Конечных потребителей. Если в зале есть человек с таблетками «на кармане», он ничем не отличается от обычного посетителя. Даже если это барыга – пока он не начал продавать таблетки, охране «ломать» его не за что. Когда была волна роста употребления в клубах в начале десятых годов, у нас в клубе несколько раз проводились эти показательные «маски-шоу». Знаешь, кого поймали? Двух дурачков с несколькими граммами анаши. А сейчас у всех клубов грамотная собственная охрана. Она начинается со входа в клуб, но и тут ловятся откровенные придурки. Например, несколько лет назад так поймали одного известного в узких кругах рэпера. Ну, все, кажется, знают, что при входе охрана всегда на досмотре открывает и проверяет пачки сигарет. А этот идёт в клуб, у него смотрят пачку – а там таблетки в прозрачном пакете прямо поверх сигарет лежат! Но это единичный случай.

– А какой случай массовый? 

– Массово, то есть обычно, ловят на танцполе – «выкупают» по поведению. Проще говоря, видно, что у человека неестественно много энергии, характерная пластика движений. Ещё проще – не может человек танцевать без перерыва с полуночи до пяти утра. Нарколыгу начинаешь без труда видеть после трёх часов ночи даже невооружённым глазом.   

История вопроса 

Любой ночной клуб живёт выручкой «с бара» – как только она падает, это значит, что либо в клубе появились наркотики, либо бармен подворовывает…

Первая волна распространения клубных наркотиков у нас в области пришлась на начало нулевых. Но тогда они стоили очень дорого, носили некий флёр элитности, избранности и широкого распространения не получили – кокаин привозили для своих, и стоил он какие-то нереальные деньги, а одна таблетка «экстази» стоила тысячу рублей, что для студентов, только становившихся тогда основными обитателями клубов, было совершенно недоступно. 

А вот вторая волна, пришедшаяся на 2005–2008 годы, стала серьёзным испытанием для местных клубов. Цены на наркотики упали, получили массовое распространение новые и дешёвые стимуляторы из Китая, они стали доступны студентам. По наблюдениям собственных служб безопасности клубов, в то время до трети посетителей выходило на танцполы Иркутска «под кайфом». 

– В 2010–2012 годах случился небольшой спад, – вспоминает Олег. – Тогда администрации клубов впервые стали предпринимать какие-то совместные усилия, были отданы жёсткие распоряжения начальникам охраны «ломать» барыг без привлечения полиции – выводили на хозяйственный двор за клубом и избивали бейсбольными битами. То­гда же впервые появились межклубные «чёрные списки» – владельцы клубов встречались и обменивались информацией: «Это – хулиганы, это – болельщики, это – наркоманы или барыги».

Отчасти на разговор с «Иркутским репортёром» Олег решился, чтобы рассказать: началась новая волна. Пришло новое поколение молодёжи, знакомой с новыми клубными наркотиками. Пик пришёлся на 2013 год, когда в клубах до 40% посетителей выказывали признаки амфетаминового опьянения. 

– В основном это студенты, 18–25 лет. Мы разговаривали с ними – говорят, что наркотики стали очень дёшевы, 400–500 рублей доза. В клубе минимальный чек – 700 рублей. И мы заметили, что в последнее время он упал до пятисот. Это значит одно из двух: либо бармен приворовывает, либо снова в клуб заходят наркотики. – Олег считает на пальцах. – В среднем студент может позволить потратить за ночь безболезненно тысячу рублей. Раньше он покупал себе и девочке бутылку шампанского и гудел всю ночь. Сейчас он эти деньги тратит на таблетки, или что там они сейчас употребляют – и мы это сразу видим по падению выручки в баре. 

Конечно, Олег может делиться информацией очень выборочно и так, как выгодно ему. Но это взгляд человека, который видит всё изнутри. Как минимум повод для размышлений и дискуссии.