Деды и дети

Особой наглостью отличаются какие-то лощёные молодые люди, этакие проповедники-харизматы от экономики, собирающие либо небольшие зальчики фанатичных поклонников, либо большие залы растерянных, но ждущих чуда людей. Признаюсь, сам я по обывательской привычке храню деньги в банке – той самой, трехлитровой сберегательной банке из старого анекдота. Банка давно уж не бывает полна, а выбросить жалко. Но в любом случае никакая сила не заставит меня вынуть из этой банки хоть одну бумажку, чтобы отдать её за двухчасовые рассказы про возможность успешного ведения бизнеса здесь и сейчас. 

Так и существовали мы с экономическими агитаторами-горланами в не сообщающихся общественных стратах, но на днях довелось наблюдать, что называется, эпическую встречу. К одному иркутскому предпринимателю, только что отметившему 55 лет работы на руководящей должности, заехал – пролётом из Ангарска в Шелехов – очередной такой бизнес-мальчик, 32 лет от роду. Мальчик, обильно пересыпая свою речь трескучими терминами, которых никто из присутствующих никогда ранее не слышал, минут пять говорил о кризисе и его положительном эффекте для экономики. Приблизительно было понятно одно: именно он знает, как надо себя вести, но за небольшую мзду готов поделиться алмазными крохами своего знания. 

С противоположного края стола на него смотрел человек, начавший трудовую деятельность в поволжском колхозе десятилетним пацаном. В Иркутске этот человек появился, когда плотина ГЭС ещё не была достроена, население города было в пять раз меньше, а самой крутой техникой был автокран. Он своими глазами видел все сменявшие друг друга административные и экономические реформы: хрущёвский волюнтаризм с разделением партийных комитетов на промышленные и сельскохозяйственные, косыгинское «научное руководство экономикой», горбачёвское «ускорение», ельцинский «рынок» и всё, что было после него. За все это время у него было две записи в трудовой. В первое предприятие он был назначен и за тридцать лет сделал его одним из ведущих в своей отрасли в Сибири. Второе создал сам и вот уже четверть века держит на плаву – а по нынешним временам это сильно. Он пережил войну, распад одного экономического строя и становление нового, проверки ОБХСС и вызовы в Комитет партийного контроля, «маски-шоу» от ОБЭПа и вообще все кризисы и катаклизмы, какие можно представить. 

Этих двух людей разделала эволюционная пропасть. Амёба пыталась рекламировать свои услуги перед динозавром. Рано или поздно динозавры, конечно, вымрут, но амёба этого точно не увидит. Когда знаток экономических чудес понял, что его слушают, но не слышат, он попрощался и вышел. А специалист по экономической прагматике вернулся к актуальной проблеме: как поделить с конкурентами крупный федеральный подряд, с которым ни один из них самостоятельно не справится. Думаю, решение уже найдено, и для какой-то части иркутского бизнеса кризис немного отступил. 

Загляни за горизонт

Любители давать антикризисные советы местного масштаба на крупный гонорар не рассчитывают, но выгоду свою блюдут свято. Если советчик как-то связан с банками или инвестиционными брокерами, то он посоветует не хранить деньги. А какой смысл? В кризис даже официальная инфляция около 12%, не­официальная и того больше. Надо вкладывать. Самостоятельно играть на курсах валют или биржевых индексах у нас мало кто умеет, даже в Центробанке, как выяснилось, те ещё специалисты окопались. Поэтому надо доверить средства профессионалам. Вот как раз один из них вам это объясняет. 

Надо отдать должное: как всякое кровососущее, такой агитатор впрыскивает жертве обезболивающее и антикоагулянт. Вы, скажет специалист по банкам и биржам, деньги всё равно потеряете. Поздно или рано, быстро или медленно – но потеряете неизбежно. А так хоть получите удовольствие от процесса. Сможете при случае сказать собутыльникам в скверике: «Я не халявщик, я инвестор». Звучит настолько искренне и убедительно, что ловишь себя на мысли: да были бы свободных тысяч 500 – почему бы не вложить в пакет убедительных акций? Или хотя бы в пакетик…

В последнее время, правда, и на этом рынке экономистов-агитаторов наметился свой собственный кризис. Поняв, что свободных денег у населения действительно нет, некоторые из них признают, что и профессионалам не удаётся прогнозировать события хотя бы на год вперед. Полгода – ещё туда-сюда, год – так-сяк, а дальше – никак. Кого убьёт санкциями, кто поднимется под живительным дождиком государственного заказа, у кого есть «невидимая рука рынка» в федеральном ведомстве с неисчерпаемым бюджетом, кому государство подарит кислородную подушку, а кому прикрутит фитилёк – этому ни в какой экономической академии не научат, ни один гуру на курсах не передаст. 

Государство, кстати, даже в заявлениях самых пессимистичных антикризисных советников выглядит незыблемой скалой. Небольшой по площади (два банка, десяток госкорпораций – и всё), но стабильной. В отличие от всех остальных структур, частных, муници-

пальных, региональных и каких угодно ещё, государство всегда заранее точно знает, что для него выгодно в данный момент, каким должен быть курс национальной валюты, какие отрасли нужно поддержать, а какие можно игнорировать до последнего. Государство никогда не пронесёт ложку мимо рта, не будет хлебать щи лаптем – даже если ради этого придётся слегка завести рака за корягу, произвольно повышая и понижая ключевые ставки Центрального банка. Видно, что оратор, рассказывающий такое, всем сердцем мечтал бы трудиться где-то в госструктурах. 

С обывательской точки зрения госслужба та ещё синекура. С одной стороны, конечно, не в шахте, не на лесоповале и не за штурвалом комбайна – чисто, тихо, все­гда тепло и уютно. Выслуга лет, льготы, ранняя пенсия – по нашим меркам немаленькая, чины, звания, грамоты, местечко в каком-нибудь общественном совете – «такой опыт не должен пропадать зря…». А с другой: жили себе ФМС и ФСКН, всё было хорошо, а потом в одночасье стали вдруг не нужны. По самым грубым оценкам без работы останутся 100–120 тысяч человек, специально обученных для выполнения очень узкой группы задач, но совсем непривычных к физическому труду. Попробуйте дать им совет о том, как пережить кризис, особенно начав выступление словами: «Этот кризис не на  год или два, этот кризис надолго…». 

Никаких новостей

Россия, впрочем, такая страна, что для далекого перемещения во времени иной раз достаточно не­много переместиться в пространстве. Направление, правда, внезапно изменилось. Раньше движение «из будущего в прошлое» соответствовало движению от административного центра на периферию. Если отъехать от Москвы по Ярославскому шоссе на 150–200 км, почти гарантированно попадёшь в XIX век: сонные провинциальные города, петухи да гуси, купеческие усадьбы и монастыри. Если отъехать от Улан-Удэ на такое же расстояние на юг – можно провалиться век этак в XVI-XVII: бескрайняя пустая степь, пасущееся стадо, одинокая юрта и орёл, восседающий на черепе павшего коня. Разыгравшееся воображение спасает спутниковая антенна и солнечная батарея на крыше юрты – слава богу, ты ещё не «попаданец». 

Если сегодня уехать из Иркутска в Байкальск, Усолье-Сибирское, Черемхово или Усть-Илимск, можно, оказывается, побывать в том недалёком будущем, которое пророчат нам антикризисные лекторы. Закрытые предприятия, безработное население, постепенная ликвидация всех торговых точек  за исключением базовой триады «хлеб, молоко и водка», сокращение бюджетов, никакие медицина и образование. Для большего эффекта некоторые авторы добавляют пикантные детали.

В городе Х (не будем тыкать пальцем…) ещё пару лет назад количество административных дел точно соответствовало численности местного населения. На каждого жителя приходилось ровно по одному штрафу за неправильную парковку, превышение скорости, незаконную заготовку древесины и прочее в том же духе. Население дружно игнорировало штрафные квитанции, ругалось на административных комиссиях, покупало на какие-то неведомые доходы машины и закатывало детям свадьбы в единственном на весь город ресторане. Очередь тянулась на несколько месяцев вперед, и тут бы, казалось, появиться конкурирующей фирме, но два здания, отстроенные предприимчивыми инвесторами, милосердно сжигали на стадии перекрытий первого этажа. Были бы зверьём, пояснял местный знаток жизни, дали бы достроить до конца и выполнить чистовую отделку, а так всё понятно: тебе здесь не рады. 

В другом городе, равным предыдущему по населению, но стоящем на железной дороге, способов для криминального решения кризис­ных проблем было меньше. Воровать лес, электроэнергию или продукцию местного промышленного гиганта никому в голову не приходило, поскольку этот полуфабрикат только на Лондонской бирже стоит приличные деньги, а в наших краях его никому не впарить. Задача поддержания уровня  жизни хотя бы на уровне телевизионной картинки решалась путём получения бесконечных кредитов. Пока не пришёл нынешний кризис, все исправно платили и даже не думали возражать. Сейчас стало очевидно, что массовый отказ от платежей, причём по вполне уважительной причине отсутствия доходов из-за сокращений на предприятии, может привести к тому, что банк в какой-то момент просто не выдержит и разорится. Так на низовом уровне повторяется тезис опытных экономистов: в этот кризис, скорее всего, выживут два государственных банка – с остальными можно попрощаться. 

У провинции, давно живущей в кризисе, перед всей остальной страной есть существенное преимущество: не надо особо перестраивать поведение. Антикризисные диетологи (есть и такие, сам слушал) предлагают почаще вспоминать лозунг «Щи да каша – пища наша», придавая лицу выражение такой значительности, что смешно становится. А то мы тут все без фуа-гра и трюфелей от тоски корчимся. В кризис – если уж всё зайдёт настолько далеко – нужно слушать не досужих диетологов, плохо себе представляющих реальную жизнь впроголодь, а матерей, которые вырастили на одну зарплату трёх и более детей. Вот это будут хорошие уроки: как купить подешевле, как сохранить, чтобы не пропало, как приготовить, чтобы никто не капризничал. 

Как ни удивительно это признавать, перспектива преодоления кризиса видится одна: Россия должна найти путь возвращения в двадцатый век. Тот единственный век своей истории, когда государство вкладывалось в производство, инфраструктуру и социальные объекты, а население не боялось перемещаться из одного конца страны в другой, твёрдо зная, что на новом месте будет жильё, работа, больница, детский сад и школа. И когда государство общалось с народом напрямую, без антикризисных посредников.