«Время для бурят бесконечно»
В музее-усадьбе Сукачёва открылась выставка фотографа Сергея Игнатенко. «Врата сновидения» – это цикл фотографий, сделанных во время рабочих поездок и командировок в Усть-Ордынский Бурятский округ. Шаманский тайлаган, визит Хамбо-ламы в усть-ордынский дацан, будни и праздники бурятского народа, красота женщин – всё это запечатлено в фотографиях. Месяц экспозиция будет выставлена в Иркутске, после чего отправится в Усть-Ордынский краеведческий музей. Выставку Сергей Игнатенко посвятил дяде Махе, знаменитому бурятскому шаману, не так давно ушедшему из жизни. Мы вспомнили с мастером времена плёночной фотографии, поговорили о любимых жанрах, об обработке и о давней любви к бурятскому народу.
– Сергей, давайте вспомним те времена, когда вы впервые взяли в руки фотоаппарат. Что послужило толчком?
– Да не было какого-то особого события или толчка. Я окончил факультет журналистики ИГУ, во время учёбы работал в ТЮЗе электриком, художником по свету – ещё при режиссёрах Преображенском, Титове. И дворником работал, и кочегаром, и учителем – преподавал фотографию во Дворце пионеров. И даже в НИИ биологии работал. У меня было два кабинета в тёмной лаборатории, мы ходили в экспедиции по Байкалу, я делал фотокарточки, но для чего, для кого, с какой целью, так до сих пор и не знаю.
– А эпоха «Молодёжки» была уже связана непосредственно с фотоаппаратом?
– Я во время учёбы писал и в «Молодёжку», и в «Восточку». Всё-таки тот факт, что я изучал журналистику, обязывал меня к чему-то. И в конце концов меня пригласили в штат «Советской молодёжи». Я был пишущим фотокорреспондентом, всегда были и сейчас есть мероприятия, куда отправлять двух человек нерационально. И ты снимаешь, потом фотографии сопровождаешь своим же текстом. Это сейчас все с фотоаппаратами, в этом нет ничего зазорного или плохого, но раньше такого не было. Владение фотоаппаратом включало в себя элемент престижа, было редкостью.
– А первый фотоаппарат как назывался?
– «Смена-2».
– Мир через объектив каким видится? Всё-таки у профессионалов особый взгляд.
– Не задавались мы такими вопросами, кому интересно было, тот и фотографировал. Это сейчас фотографии на компьютер перекинул, обработал, и всё. А тогда это был целый процесс, таинство – развести проявитель и закрепитель, занавесить окна, нужна темнота, красный свет. Человек по пять нас собиралось, и это было священнодействие. И при чьём-то удачном снимке все дружно вздыхали: «Ой-о!»
– Сотни снимков сделано за это время, все и не вспомнишь, наверное?
– Не сотни – тысячи, а то и сотни тысяч снимков. Обычно в процессе ты думаешь, что непременно будет миллион гениальных фотографий. Сейчас молодые люди покупают зеркалки, просят совета, и ко-гда ты говоришь: «Тебе нужно сделать портфолио из 20–30 хороших снимков, если ты куда-то хочешь устраиваться на работу», то слышишь в ответ: «Я сейчас пробегусь по городу и эти 20 снимков сделаю». Но ты-то знаешь: иногда год проходит, два, и ни одного снимка достойного нет. Не вышло! За год может лишь один снимок получиться, который тебе не стыдно показать. Потом уже, когда опыта набираешься, можешь за одну съёмку сделать один-два достойных кадра. И это из тысячи кадров, из двух тысяч. Отношение к фотографии у начинающих и у «старичков» совершенно разное. Иногда меня просят сбросить съёмку целиком, а я не могу этого сделать, потому что мне нужно отобрать, обработать, я отвечаю за свою работу. Профессионал отличается от непрофессионала тем, что чувствует ответственность за свою работу. Я живу в бедности, скажем так, но не берусь за свадьбы и другие подработки, потому что это событие бывает один раз в жизни и я боюсь ошибиться, людей подвести. Что-то другое можно переснять, а второй свадьбы уже не будет. Ну и просто я не заточен под это. Хотя это намного поправило бы моё материальное положение.
– А когда работать было лучше – в советскую эпоху, когда в области выходило две газеты, или сейчас, когда СМИ великое множество? Или так вопрос не может стоять?
– У меня так вопрос никогда не стоял. Комфорт будет тогда, когда у тебя хорошее настроение, с ним и работается хорошо. Это как в театре – актёр перед спектаклем себя накручивает, настраивает на работу на сцене и перед зрителем. Когда на одном мероприятии собирается 20–30 фотографов, операторов, корреспондентов, ты в эту гонку невольно включаешься, втягиваешься, срабатывает психология толпы. И ты должен снять не хуже, чем другие, выбрать свою точку съёмки. А кураж ловится, когда работаешь один.
– А любимый жанр в фотографии есть?
– Сейчас понятие «жанр» как таковое что в литературе, что в журналистике, что в фотографии размыто. Конечно, есть чистый портрет, но он чаще всего сочетается с репортажем. Фотопортреты как в советских ателье – когда статично усаживают человека и направляют на него свет – я никогда не снимаю. Мне портрет лучше всего и интереснее делать, когда работаю с журналистом. Человек разговаривает, первое время обращает на меня внимание, а потом уже перестаёт замечать. Практически все фотографии у меня сняты так, постановочных снимков мало.
Люблю пейзаж и репортаж, но репортаж снимать сложнее, он требует соответствующей аппаратуры и определённых условий съёмки. Под пейзаж ты можешь поставить выдержку в 10 секунд, в минуту, закрепить фотоаппарат на штативе и работать. В репортаже же важны сотая и даже тысячная доли секунды. Ещё один момент: сейчас фотоаппараты могут делать до 10 кадров в секунду. Я предпочитаю работать на одиночных выстрелах, когда ты ждёшь кадр и нажимаешь на кнопку, редко пользуюсь серийной съёмкой. На репортаже фотограф как снайпер – выжидает, когда объект высунет голову, и в лобешник ему!
– Как дался переход с плёнки на цифру?
– Для меня не было и нет никакой трагедии. Неважно, из чего состоит изображение – из крупинок, квадратиков, ромбиков, главное, что и как ты снимаешь. Вообще, фотография должна была пойти по другому пути – японцы разрабатывали биотехнологии, биоматериалы на основе живых бактерий. Это было актуально в своё время, но неконкурентоспособно и нетехнологично, поэтому не прижилось. А снимать на цифровую фотокамеру гораздо проще: ты выигрываешь во времени и в количестве. Хотя количество, естественно, не всегда переходит в качество. Но бывают такие случаи, когда и количество переходит в качество или в выставку. Если раньше у тебя на съёмку было 36 кадров и после плёнку ещё надо было проявить, то здесь ты не ограничен в количестве. И обычно даже самую простейшую сессию ты снимаешь продолжительностью в сотню-тысячу кадров. Потом при просмотре много откидываешь, затем при обработке большой процент уходит. Беда большая, когда ты засоряешь свой компьютер огромным количеством фотографий и не можешь в них ориентироваться. Отбор должен быть жёстким. Хотя иногда бывает, что оставил какую-то фотографию, в которой не вполне уверен. Потом на неё смотришь – а в ней есть какой-то шарм, что-то цепляющее.
– Какую роль вы отводите обработке?
– Если оригинал слаб, то хоть сколько его обрабатывай, ничего не получишь. Обработка – это инструмент, и ты им пользуешься. Такой же инструмент, как кисточка и краски, без которых рисовать не можешь.
– Из фотохудожников старой школы – Александра Князева, Марины Свининой, Анатолия Бызова, Валерия Орсоева – кого вы считаете близким себе по духу, соратником?
– Ни близких, ни соратников – никого у меня нет. Я всех их уважаю, но у меня нет школы, это и беда большая, и большая радость.
– Все перечисленные фотографы – глубокие индивидуалисты?
– В искусстве, если уж по большому, по гамбургскому счёту, нельзя быть коллективистом. Здесь все индивидуалисты, других вариантов не подразумевается.
– Чем старше мы становимся, тем острее бывают сожаления по утраченным возможностям, по юности. Есть такие настроения?
– Каждому возрасту своё, и я больше придерживаюсь буддийской философии без каких-либо сожалений. Юность прошла – и что? Я не хочу жить следующую жизнь и ещё тысячи жизней, я хочу, чтобы моё существование завершилось именно этой жизнью. Для этого нужно много работать.
– На выставке представлены фотографии, снятые в Усть-Ордынском Бурятском округе. Буряты – ваша любовь?
– Можно и так сказать. Мы живём на бурятской территории, в университете у меня все друзья были буряты, алтайцы, тувинцы. Бурятов в моей среде общения было больше, чем русских, так исторически сложилось. И я хорошо понимаю этот народ. Есть такая поговорка бурятская: «Быстрый ручеёк домой не добежит». Это чисто бурятская поговорка: если встреча назначена в три, значит, в пять точно все будут. Там другой ритм жизни, люди не связаны временными обязательствами. Время для бурят бесконечно. И для меня тоже. И к шаманизму, и к буддизму я отношусь очень хорошо. Бурятский шаманизм и бурятский буддизм взаимопроникающие, друг без друга они не существуют. И мы сейчас воспринимаем то и другое не столько как религию, сколько как культуру, особенность этой земли. Именно это мне и хотелось передать в первую очередь своими фотографиями – взаимопроникновение и гармоничное существование обеих культур.