«Зашёл в театр кукол в гости и остался на всю жизнь»
Уже несколько лет Иркутский областной театр кукол «Аистёнок» сотрудничает с замечательным режиссёром и художником-кукольником из Новосибирска, дважды обладателем национальной театральной премии «Золотая маска» Сергеем Иванниковым. «Цирк Шардам», «Страсти по Насте», «Тигрёнок в чайнике» – завсегдатаям Иркутского театра кукол хорошо известны эти работы. В конце октября горожане увидят новую постановку сказочного режиссёра – «Рассказки-страшилки для детей и взрослых» по рассказам Валерия Роньшина. По форме это будет спектакль-коллаж, составленный из забавных и немного страшных новелл, которые помогут подросшим детям, смеясь, взглянуть на себя со стороны. Алёна КОРК встретилась с режиссёром, чтобы поговорить о том, как куклы увели его от архитектуры, почему для детей ставить сложнее, чем для взрослых, и узнала ответ на вопрос, почему Сергей Иванников никогда не возьмётся за постановку спектаклей о Карлсоне или Винни-Пухе.
Из архитекторов в режиссёры
– Из бесценного источника информации под названием Интернет я узнала, что по образованию вы архитектор. Удалось поработать по этой профессии?
– Я окончил институт в те годы, когда закрывались проектные институты, было трудно найти работу по специальности. С архитектурой у меня не сложилось. И из нашей студенческой группы мало кто стал работать по специальности, многие пошли в дизайн, рекламу, компьютерное дело. Хотя архитектура помогает мне в театральной работе.
– Как же архитектура может помогать в постановке кукольных спектаклей?
– Во-первых, она дала мне чувство пространства и сцены. Также у нас была хорошая школа рисунка, живописи и графики, скульптуры – это всё очень нужно для театра кукол. Поэтому я не считаю годы учёбы и студенчества потерянными.
– Не жалели, что не работали по этой чудесной специальности?
– В крови это всё пульсирует, живёт, иногда руки чесались сделать интересный макет или проект. У меня был любопытный диплом – я проектировал новосибирский театр кукол, он был представлен на выставке в Доме архитектора.
– Сегодня вы много ездите по России, ставите спектакли. Города оцениваете именно с этой точки зрения – архитектурной? Никуда же от этого не уйти?
– В первую очередь я оцениваю театр, конечно. И не здание, а людей. К сожалению, в основном все театры кукол находятся в старых помещениях, бывших кинотеатрах – как иркутский «Аистёнок», как театр в Хабаровске. Актёры порой ютятся без гримёрок, в цехах нет вытяжки, люди дышат клеем, красками. Или цеха вовсе через дорогу от театра расположены, всё это, конечно, печально. Но в театрах очень самоотверженные люди работают, мастера своего дела. Поэтому они на первом месте, а города уже потом.
– А на куклы ещё в детстве потянуло?
– Пожалуй, ничего такого особенного не было, но произошёл один странный случай, мне тогда было лет пять. Мы отдыхали в Сочи, зашли в сувенирную лавочку, и вдруг я увидел кукол-петрушек, что на пальчик надеваются. Продавался целый набор – бабушка, дедушка, волк, зайчик – серия, из которой можно сделать несколько сказок. И я не очень понимал, как с куклами обращаться, но что-то во мне ёкнуло, я осознал, что они могут быть живыми. Я просил купить набор, мне его, конечно, не купили, я в слезах вышел из магазина.
– Через сколько лет история всё же закольцевалась на куклах?
– Всё произошло случайно, попал я в кукольный театр ненароком: у папы был товарищ, который работал заместителем директора в Новосибирском театре кукол. Папа и попросил: «Возьми моего балбеса после десятого класса, пусть он перед армией немного поработает. Чего-нибудь покрасит, вроде умеет». Так я и оказался впервые за кулисами кукольного театра.
– Что-то всё-таки покрасили?
– Что-то покрасил, затем ушёл в армию, отучился, не собирался возвращаться в театр. Но случайно зашёл в гости и остался на всю жизнь.
– Чтобы остаться, вам пришлось получить специальное образование? Хотя актёрская судьба порой складывается очень причудливо: в нашем музтеатре, например, ни один народный артист не имеет специального образования.
– Вот вы сами и отвечаете на свой вопрос. В наших профессиях – кукольник, режиссёр, актёр, художник – диплом порой является условным понятием. И люди иногда случайно попадают в театр или кино и остаются навсегда.
– Вы сразу ориентировались на режиссёрскую дорогу?
– Нет, сначала я работал как художник-постановщик. Попробовал, мне это всё понравилось, и всё получалось. Но всегда трудно найти партнёра-режиссёра или режиссёру художника. Бывает, что два человека талантливы, а вместе не срабатываются. И я подумал: «Дай-ка сам попробую». И теперь мне намного легче, потому что каждый режиссёр должен быть хоть немножко художником, а каждый художник – режиссёром, чтобы понимать и представлять процесс постановки кукольного спектакля. Так я уже около 20 лет занимаюсь режиссурой.
Кукольный мир родной, особый и непростой
– Но основное место работы у вас есть? Или всё сложнее?
– Всё сложнее. Последние восемь лет я проработал в Абакане, но сейчас ушёл в свободное плавание. Режиссёру надо время от времени менять работу, выходить из зоны комфорта, потому что происходит пресыщение, привыкание. Я, конечно, выезжал в другие города на постановки, но основным местом работы оставался Абаканский театр кукол. Обычно система в театрах такая: главный режиссёр работает 7-8 лет, затем театр его меняет. Это нужно и театру, и самому режиссёру – чтобы не закисать, потому что глаз замыливается, накапливается усталость, начинаются повторы. А с новым коллективом всегда интересно работать, есть место каким-то неожидан-
ностям. Последний свой спектакль я поставил в Хабаровске, очень мне понравился там коллектив, хотя до этого я не знал ни актёров, ни цехов, знал только главного режиссёра, с которым мы встречались на фестивалях. Меня на Амур долго зазывали, как только освободился, сразу туда поехал. Не жалею, с удовольствием там поработал, это был необходимый новый и свежий вдох. И работа получилась очень неплохая – «Кусочек неба в пироге», есть такая английская сказка.
– Но локация-то у вас где?
– Вообще, я живу в Новосибирске. Но сейчас ведутся переговоры, меня очень хочет забрать к себе Томск – главным режиссёром и главным художником. Думаю, что приму это предложение. Но сначала поставлю там спектакль, нужно присмотреться к театру.
– Во время постановки спектакля сколько вы обычно живёте в городе – месяц, два?
– Обычно приезжаешь дня на два-три, договариваешься на постановку, отрисовываешь эскизы, проводишь техсовет, собираешь цеха и даёшь задания. Ещё бывают поездки по магазинам – присмотреться к материалам, закупить ткани. Затем я уже приезжаю конкретно на постановку, это занимает около трёх-четырёх недель.
– Такая кочевая жизнь не утомляет?
– У любой медали две стороны. Для семейного человека такой график действительно не очень хорош. Сначала тебе говорят: «Ой, я тебя люблю, люблю, люблю». Потом это потихоньку переходит в стадию: «Сколько можно?» Ну, вы понимаете, да? Действительно, какой женщине это понравится, если она сама не из той же оперы? Я постоянно в разъездах, но мне это нравится, общаюсь с разными людьми, знакомлюсь, знаю режиссёров многих театров. Если я в России в любой театр приеду, меня всегда напоят чаем, обогреют, приютят. Если вдруг возникнет такая ситуация – один в незнакомом городе – куда я пойду? В театр кукол, конечно. Даже если у меня там нет никаких знакомых. Кукольный мир родной, особый, непростой – с этими маленькими зарплатами, кочевой жизнью. Но всегда с очень интересными людьми, преданными своему делу. И таких очень много, невзирая на крошечные зарплаты. Они не бросают начатое, продолжают работать, чего-то добиваются, чего-то не добиваются. Если ты попал в театр кукол, то, мне кажется, очень тяжело потом уйти. Если даже лет пять поработал, это так засасывает, что другой работы ты себе уже не представляешь.
– В Иркутске вы поставили несколько работ. На какую аудиторию рассчитан новый спектакль?
– Вот и директор театра задаёт этот вопрос. Но сказать наверняка трудно, пока не увидишь результат работы. Цели испугать детей нет, поэтому спектакль спокойно можно будет смотреть с пяти лет, я думаю. И до 95. Взрослые поймут что-то своё, дети – своё. Страшилки же в каком возрасте обычно начинают рассказывать? Как раз около пяти лет, когда живо выражается словотворчество ребёнка – он выдумывает, придумывает, начинает мыслить. Бояться, что ребёнок испугается или не поймёт, не нужно. Нет желания заниматься воспитанием, хочется, чтобы зритель, маленький и большой, задумался, учился рассуждать, делать выводы. И хочется предостеречь от каких-то вещей, которые в нашем обиходе привычны, но мы на них внимания не обращаем.
– Как с Иркутском работается?
– Был период, когда я с Иркутском работал довольно активно, четыре спектакля поставил. Потом был долгий перерыв – я работал в Абакане, не было возможности доехать до вашего города. Затем режиссёр Юрий Уткин пришёл сюда, особо во мне необходимости не было. Но мы всегда с Юрой дружили, на фестивалях встречались, у нас замечательные отношения. Мы с ним сделали одну работу – «Флюм-пам-пам», где я был художником.
– Сегодня вы встречаетесь с театром как со старым другом?
– Да, мне очень приятно, что я приехал в Иркутск, ветераны все меня знают, помнят, у нас сложилось хорошее взаимопонимание. Работать приятно.
Создать ощущение, иллюзию, что кукле подвластно всё
– Даже непрофессионалы знают, что существует несколько видов кукол. А как решается, на основе каких будет ставиться спектакль? Как выбираются куклы для постановки?
– Системы кукол совершенно разные – это и петрушка, и штоковая марионетка, и нитевая марионетка, и планшет, и тростевая кукла. Всё зависит от драматургии, от материала. Это может быть не пьеса, а просто сказка, но нужно придумать какой-то интересный ход, и ты выбираешь систему кукол, чтобы наиболее ярко выразить саму историю, идею. Или это может быть просто маска, и кукол на сцене просто не будет. Бывает и совмещённая работа – актёры и куклы. Возможны разные системы кукол в одном спектакле – может быть, это концерт или цирк. Многое зависит от задачи – что должна делать кукла. Должна ли она быстро ходить? Или она быстро не ходит, а ковыряется в носу, например. Но делает это так гениально, что запомнится на всю жизнь. И зритель уже думает: раз она это может делать, то умеет и делает всё. А на самом деле задача у неё одна – ковыряться в носу. Иногда мы зрителя и обманываем, в хорошем смысле этого слова. Потому что не может кукла делать всё. Поэтому производится отбор, но мы должны создать ощущение, иллюзию, что кукле подвластно всё.
– А музыку задействуете уже известную или музыкальное сопровождение пишется на заказ? Или и то и другое?
– По-разному бывает. Если есть лично у тебя или в театре хороший композитор, лучше писать оригинальную музыку. Но очень часто бывает, что трудно найти композитора, иногда их вообще нет в театре, или композитор что-то пишет, но это не то. Музыкальный подбор – достаточно сложный процесс. Иногда какую-то тему услышал, и прямо мультфильмы нарисовались, и мизансцены выстроились в голове. Музыка может быть хорошим помощником, я много музыки прослушиваю: и классику, и что-то попроще. Но в синтезе театра музыку нельзя расслаивать на какие-то категории – это попса, это рок, потому что в спектакле она имеет другое значение, иной окрас. Со зрительным рядом, действием актёра или куклы музыка по-другому слушается и воспринимается.
– Что касается материала для кукольного театра – как с этим сегодня?
– Наверное, у каждого режиссёра своё мнение по этому поводу. Но я считаю, что хорошей детской драматургии сегодня не хватает. Пьес пишется много, но достойного мало. Часто приходится брать классическое произведение – «Золушку», скажем – и создавать режиссёрскую экспликацию. Я как «три в одном»: часто это делаю, и вполне получается, но я никогда не называю результат пьесой. А иногда бывает, что читаешь пьесу и думаешь: «Человек когда-нибудь был в театре кукол? Как это можно поставить, что и для кого он писал?» Написать пьесу для кукольного театра непросто, необходимо знать специфику.
– Классика довольно часто ставится, но не вся. Почему, скажем, в кукольном театре редко можно увидеть совершенно гениального Карлсона?
– Или Винни-Пуха? Я бы никогда не взялся за Карлсона, признаюсь вам честно. Потому что есть замечательный мультфильм, есть шикарный всем известный образ и надо что-то особенное придумать, чтобы постановка состоялась.Бывает, режиссёры настолько переделывают первоисточник, что от сказки остаётся одно название. Так что ставить всеми любимые сказки порой очень рискованно. Возьмём Туве Янссон: она ведь не только писательница, но и иллюстратор. И есть ли смысл перерисовывать муми-троллей? Я как раз ставил эту сказку, но взял конкретно её героев, повторил, здесь не было смысла делать что-то принципиально новое.
– Понятно, что театр кукол прежде всего ориентирован на детей. Дети – это более сложная публика? Или с детьми проще, потому что восприятие совсем другое, есть воображение, непосредственность, чистота?
– Я думаю, что дети – более сложная публика. Потому что ребёнок никогда тебе не соврёт. Если взрослый из вежливости может сказать: «Нормально, ничего так», то ребёнок будет прямолинеен: «Мама, пойдём домой». Его обмануть невозможно. Если ты его не зацепил и не увлёк, он просто не будет смотреть спектакль и никакими силами его не заставишь. В основном, конечно, репертуар любого театра кукол детский. Но в том же Абакане взрослых спектаклей в репертуаре была примерно половина. Абаканская публика привыкла и, может, чаще посещала кукольный, чем драму. В Абакане я ставил «Вия», Гоголь же просто предназначен для театра кукол. Спектакль получился длинным – три часа, но зрители до сих пор по нескольку раз на него ходят, он пользуется большим спросом, там как раз синтез кукол и живых людей. В театре кукол, я считаю, больше возможностей, можно сделать буквально всё: поставить и драму, и оперу, и балет. Куклы действительно могут всё, важно только, как к спектаклю подойти, как придумать воплощение идеи. Поэтому кукольный театр я ни на какой другой не променяю. Лишь бы голова работала в правильном направлении.