– Я счастлив. Руки в Байкал опустил, кайфанул, побурханил. 

– В Листвянке?

– Все мне говорят, что Листвянка – это не Байкал. А для меня Байкал. Ну, давайте начнём.

– Давайте. С темы вашей сегодняшней лекции. На стартовой странице проекта Booktrailers приведена цитата Александра Архангельского: «Буктрейлер должен быть перпендикулярен тексту, он рассказывает свою историю про книгу, а не копирует её». Применим ли этот тезис к экранизациям?

– Нет никакого рецепта. Экранизация может быть перпендикулярна тексту или параллельна. Отталкиваться надо от того, что в итоге хочет получить автор. Если мы возьмём «Сталкера», то увидим, что, кроме Стругацких, фильм и книгу объединяет только одно слово – «сталкер». В остальном же это два абсолютно самостоятельных произведения. И самодостаточных. Бывают и успешные примеры построчной экранизации: «Собачье сердце» и «Идиот» Бортко, «Судьба человека» Бондарчука. Но лично мне построчная экранизация неинтересна.

– Поэтому ваш Служкин живёт в теперь, а не в девяностые?

– Валера Тодоровский собирался снимать этот фильм сам и хотел делать его про девяностые, но потом, как он говорит, «перегорел». Когда он позвонил мне и предложил, я сказал, что хочу снимать про сегодня. 

– Может быть, поэтому «Географ»-фильм кажется гораздо менее мрачным, чем «Географ»-роман. Как публика отнеслась к изменениям, которые вы внесли?

 – В целом картина воспринята позитивно, это известно из статистики. Но есть апологеты книги, которые считают, что зря я сделал экранизацию по мотивам. А по чему ещё её можно было сделать? Время изменилось. Бросаться в девяностые годы мне совсем не хотелось. Какой смысл усложнять работу всей группы, отказываться от части зрителей, которые не хотят смотреть про девяностые, когда я могу просто перенести персонажа. Герой архетипичен, он в 19 веке жил и будет жить в 22-м. Конечно, Служкин изменился. Теперь его беспокоит не просто вопрос выживания, а вопрос выживания души. 

– Вы упомянули тех, кто не желает смотреть фильм о девяностых. То есть, снимая картину, вы ориентируетесь на зрителя?

– По-моему, нечестно, работая в кино, не думать о зрителе. Если у тебя дядя олигарх и даёт деньги, тогда можно делать что хочешь и заниматься чистым искусством, которое интересно трём твоим друзьям. Кино – это не книга, не музыка, не живопись. Оно связано с деньгами, это довольно приземлённая вещь. 

– А правда, что на эту приземлённую вещь, точнее, на «Географа» вы получили госфинансирование и фильм в итоге был посвящён Дню учителя?

– Это был забавный случай. Продюсеру Валерию Тодоровскому в Фонде кино дали список тем и сказали: «Посмотри, к чему фильм можно отнести». Он ответил: «О! Ко Дню учителя». В то время никто из чиновников не читал роман, и про какого учителя будет фильм, они не знали (смеётся). Но там же нет чернухи. Есть размышления, есть правда. Не мне судить, конечно, но так говорят.

– Как реагируют авторы книг на ваши экранизации?

«Мы за «Бригаду» получили смешные деньги»

– Мой первый фильм «Ты да я, да мы с тобой» – экранизация двухстраничного рассказа Вячеслава Пьецуха «Двое из будки 9-го км». Когда мы его снимали, Пьецух об этом не знал (жил затворником в деревне), а когда посмотрел, ему не понравилось. Но потом его друг режиссёр Вадим Абдрашитов ему что-то там объяснил, и теперь Вячеславу Алексеевичу нравится (смеётся). С Алексеем Ивановым мы в первый раз встретились в Перми, и я рассказал, что именно буду менять. Он ответил: «Да как хотите. Книга от этого хуже не будет». Теперь он большой поклонник картины, а я поклонник книги. И это меня очень радует.

– А Лимонов (фильм «Русское», где Велединский выступил режиссёром и сценаристом, был снят в 2004 году по мотивам произведений Эдуарда Лимонова «Подросток Савенко» (1983), «Молодой негодяй» (1986), «У нас была Великая эпоха» (1981), «Русское», «Мой отрицательный герой». – «Конкурент»)?

– Лимонов тогда сидел в тюрьме, я прислал сценарий через адвоката. Эдуард ответил: «Делайте что хотите. Я прекрасно понимаю, что это два разных вида искусства». Большой писатель самодостаточен и мудр.

– Для вас важно, чтобы ваша работа понравилась автору текста?

– Именно автору я больше всего и боюсь показывать фильм. Конечно, для меня это важно, но я специально ничего для этого не делаю.

– Сейчас вы работаете над экранизацией «Обители» Прилепина. С ним тоже нет никаких проблем?

«Мы за «Бригаду» получили смешные деньги»

– Захар мне полностью доверяет. Мы с ним друзья по жизни.

– Но ведь с друзьями ещё сложнее.

– Согласен. Но он адекватный человек и понимает, что экранизация может и не получиться. Все могут ошибиться, это нормально. Но я, конечно, буду из кожи лезть и других заставлять. Есть такое… Я, видимо, с этого начну лекцию. Сейчас порепетирую.

– Давайте.

– Чем лучше книга, тем сложнее её переносить на экран. Когда читаешь, кажется, вот сцена прямо просится. Фигушки, начинаются проблемы: разный язык, разный способ восприятия. Когда вы читаете, вы видите свои образы, а тут я насильно заставляю поверить в те, которые мы придумали. И тогда начинается у вас когнитивный диссонанс.

– А из когнитивного диссонанса обычно рождается критика.

– На критику я не обижаюсь. Если она продуктивная, что-то подсказывает, её приходится признавать. Или я всегда знаю, где лопухнулся, но сам, конечно, никому об этом не скажу. Бывало, если критик это увидел, я звоню ему и говорю: «Да, ты прав». Но если человек переходит на личности, то лучше ему меня не встречать. Если это женщина, я просто фамилию забуду, а мужчине набью морду.

– Как вы понимаете: вот книга, которую хочу экранизировать?

– С Лимоновым было так: как только я прочитал «Эдичку», я загорелся. 

Книга появилась в 1990-м, ещё в СССР, тогда мне до режиссуры было как до Парижа. Когда учился на курсах, я всем плешь проел: надо снимать Лимонова. Мне говорили: «Он экстремист, фашист…». Нет, он гений, писатель, его надо снимать. И как только появилась возможность, я снял. В основе – повесть «Подросток Савенко» и отрывок из повести «Молодой негодяй». Причём я снимал по прозе, но Лимонова-поэта, а поэт Лимонов – это со-всем другое, чем писатель и тем более политик. Получился хороший фильм. Он, правда, не имел прокатной судьбы, было всего 22 копии по всей стране, потому что Лимонов сидел в тюрьме. Но он популярен на фестивалях, по телеку его часто показывают, есть у картины свой фанклуб.

– А почему вы начали работу над «Обителью»?

«Русскую душу разве не тронут Соловки?»

– Три с половиной года назад, ещё до запуска «Географа…», я получил одно предложение, от которого отказался. И мне сказали: «Есть ещё одна тема, но тебе точно не понравится, – Соловки». А Соловки – это же русский Ватикан, место силы, у меня отец там был – в 1942-м, в первом наборе школы юнг вместе с писателем Валентином Пикулем. Я говорю: «Хочу! Но только сам я никогда не напишу: там такой исторический пласт надо поднимать». И я сразу сказал, что мне интересны только двадцатые годы, когда сидели настоящие троцкисты и контрреволюционеры.

– Прилепина вы уговорили?

– Я предложил ему подумать. Он сказал: «Исторический роман? Я этим не занимаюсь». И вдруг через пару дней перезванивает: «Слушай, старик, это дико интересно, меня как писателя увлекает: уйти в эти времена, освоить новый формат…» Русскую душу разве не тронут Соловки? Тем более Захара. Три года он писал роман. В интервью он говорит четыре, но это просто у него с математикой плохо (смеётся). Но всё равно это очень долго. По нынешним временам. Тем более что задача была написать за четыре месяца небольшой рассказ или маленькую повесть, которую я бы экранизировал.

– Надо сказать, рассказ получился большой.

– Да, 700 страниц. И это новый взгляд: это книга не про лагеря, а про наше время.

– Вы уже представляете себе, каким будет фильм? 

– Это будет сериал. Там такие сильные вещи, такие образы! Мне, как и Захару, жалко это терять, хотя продюсеры, тот же Тодоровский, не возражают, если параллельно получится ещё и фильм.

– А вы возражаете? 

– Я не хочу сокращать из сериала, потому что получится… сами знаете что. Если только я смогу сделать фильм, который можно смотреть отдельно, который добавит знаний к сериалу.

– На какой стадии сейчас работа над фильмом?

– Мы только начинаем думать, как будем переводить буквы в кино. 

– Вы всегда пишете сценарии к своим фильмам самостоятельно. Почему?

– Я ненавижу писать, но вынужден. Мало хороших сценаристов, либо они все заняты. И так удобнее: легче сделать самому, чем объяснить кому-то, что надо. Я всё равно всё перепишу. Вот над «Обителью» я работаю с двумя замечательными соавторами. Они предлагают много интересного, и в какой-то момент я их намеренно отпускаю. Но потом всё равно переделываю под себя.

– А как вам работается в соавторстве?

– С талантливыми людьми работается легче, чем одному, а мне всегда попадались талантливые люди. Вернее, я им попадался, так было бы правильнее сказать. Когда мы писали «Бригаду», спорили до хрипоты, по две-три недели не разговаривали друг с другом, рядом с дракой часто бывало. Хорошо, что нас было трое: двое поругались, третий мирит. Но потому и хороший фильм получился.

– А почему вы взялись за «Дальнобойщиков»? Это ведь совсем другая история.

– Да, другая. «Дальнобойщиков» мы, кстати, писали позже «Бригады», из-за неё нас и позвали на «Дальнобойщиков». Там я был хэдрайтер, сам подбирал команду. Задачи были адекватные тому, что получилось: это был приключенческий сериал, никаких гуманитарных или философских сверхзадач, которые были в «Бригаде», мы не ставили.

– Низкий жанр?

«Именно автору я больше всего и боюсь показывать фильм»

 – Я бы не называл его низким. Это народное кино. Оно не пошлое, не глупое, с юмором, там есть два прекрасных актёра, на которых многое держится… 

– В общем, зрительское кино, как вы любите. 

– Да, и я горжусь тем, что в этом участвовал, хотя разницу между «Дальнобойщиками» и «Бригадой», конечно, понимаю. «Бригада» – это история страны. Один из главных героев, которого сыграл Алексей Кравченко, – это «разделяй и властвуй». Он персонажей Безрукова и Панина сводит, разводит и в итоге сам становится кем? Дальше троеточие. Так что фильм не про бандитов. 

– Вы его изначально задумывали как историю страны?

– Да. Там взяты все болевые точки. Тем более мы сами были участниками событий 1993-го: жили в общежитии рядом с Останкино, попёрлись ночью под эти танки, лежали под пулями, по нам стреляли. И в эту ночь мы быстро переродились. 

– Из кого в кого?

– Из «прогрессивной общественности» в традиционалистов. Танки и пули решают. Доставляют, как сейчас говорят.

– Сценарий вы писали в 1998-м…

 – Во время дефолта. Уже продюсер был, выделили помещение, написали синопсис, каждый сделал по одной серии, и встретились, чтобы всё обсудить. А на следующий день дефолт грохнул. Встречались мы, как сейчас помню, в Музее кино, а через дорогу сидели шахтёры и стучали касками.

– Вы же понимали тогда, что с деньгами будут проблемы?

– Конечно. Мы за «Бригаду» получили смешные деньги, можно сказать, что их не было вообще: едва хватало на буханку хлеба в день. Но мы отдавали себе отчёт, что работаем на имя. И писали с удовольствием. Борзые были. И очень хочется такими оставаться (смеётся).

– Между вашим первым образованием по специальности «Электрооборудование судов» и поступлением на курсы сценаристов и режиссёров 12 лет. Что вы делали всё это время?

– Работал по специальности, строил корабли. В том числе в Перми, где потом снимал «Географа…». Получилось забавно. Мы приняли решение снимать там, где написан роман, приехали. На улице, по которой раньше ходил на работу, я искал общежитие, где жил, но так и не нашёл. А потом, на съёмках, смотрю – дом, который мы выбрали исключительно по причинам кинематографичности. Подхожу к милиции, спрашиваю, что это, а они говорят: общежитие завода. Ёлки-палки, я в нём ровно 25 лет назад уже начал готовить этот фильм.

– Что заставляет человека, который 12 лет строит корабли, начать «строить» фильмы?

«Чем лучше книга, тем сложнее её
переносить на экран»

– Я изначально хотел «строить» фильмы. 

– Что помешало?

– Я просто ленивый и очень долго всё делаю. Поздний ребёнок у родителей, ко всему прихожу поздно. Но корабли я строил честно, мне это нравилось. Ведь что такое строить корабли? Общаться с людьми в первую очередь. Это были и замминистра, и обычные работяги. С ними мы каждый день лазили по трюмам, а потом пили спирт.

– В общем, Служкин вам не чужой человек.

 – Я и есть Служкин, один в один. Только что Служкин пока ещё пьёт, а я давно уже нет… Так вот, когда кино снимаешь, тоже общаешься с массой людей.

– Но должен быть какой-то толчок, чтобы от одной массы людей перейти к другой.

– В какой-то момент я понял, что на всю жизнь останусь мечтателем, а с моим характером мечтателем оставаться опасно. Это может закончиться либо моим ранним концом, либо ранним концом кого-то ещё. По этой причине я понял, что нужно делать шаг. В 31 я попробовал поступить на курсы в первый раз. Не поступил. А через два с половиной года, когда мне было неполных 34, попробовал снова и поступил. Там брали до 35, так что я прыгнул в последний вагон.

– Что изменилось за эти два с половиной года?

– Ума набрался (смеётся). Стал писать, понимать, как нужно это делать, поверил в себя: я ведь в первый раз два тура прошёл и понял, что могу. 

– Когда вы начали снимать первый фильм, вам было…

– 41. В 42 я впервые поехал за границу – кстати, в Канны, с этим фильмом. 

– Вы сами к этому позднему старту спокойно относитесь? Многие люди после сорока уже начинают готовиться туда, на покой…

– Этим людям нужно почаще пересматривать «Москва слезам не верит». После сорока жизнь только начинается. Мне 55, и я не чувствую себя старым. У меня две маленькие дочки – одной четыре, другой два с половиной, двое прекрасных взрослых сыновей. Моя жизнь так шла, так складывалась, и я ни о чём не жалею. 

Из той жизни я до сих пор многое черпаю. И хотя опыт – это мудрость глупцов, как говорит Служкин в фильме, но я пользуюсь им.