«Боже, какими мы были наивными»
Как видится жизнь в провинции сейчас и 20 лет назад
В минувшую среду сотрудники Центра независимых социальных исследований и образования (ЦНСИО) достали из закромов стенограммы середины девяностых. В них запечатлены монологи участников открытой дискуссии «Российская провинция обретает своё лицо: культура, образование, власть», состоявшейся при поддержке Фонда Фридриха Науманна 18 и 19 сентября 1994-го. В 2014-м обсуждения той же темы, только со знаком вопроса в конце, уложились в три с половиной часа одного дня, состав присутствующих заметно отличался – только шесть человек из двух с половиной десятков присутствовали вновь. Вопросов ставилось несколько: о полезности дискуссии, прошедшей 20 лет назад, о возможности её ведения сегодня и о практическом вкладе в субъектность провинциального города исследователей-гуманитариев. Но интереснее всего было, что изменилось с тех пор.
Перед участниками обсуждения 2014 года – три основных стенограммы. В них коллеги из 1994-го (их было больше двух десятков) резюмируют двухдневные обсуждения и высказывают собственные взгляды по трём темам – «Что такое провинция: ограничения и возможности интеллигента, живущего в России», «Школа в провинции: возможность полноценного образования», «Центр и провинция: баланс власти».
Первое, что бросается в глаза сегодня, – лёгкая бессмысленность обсуждений всех трёх тем. Говоря об образовании, присутствующие добрых 40 минут спорят о смысле университетских рейтингов, оттоке лучших преподавателей и студентов, влиянии ЕГЭ на мобильность, но о школе никто не говорит. Когда этот факт замечают, философ и социолог, завкафедрой философии и культурологии Тихоокеанского государственного университета Леонид Бляхер без всякого удивления отмечает: «Школа тогда умирала… Ну, хорошо, реформировалась, дебюрократизировалась. А сегодня она умерла, говорить не о чем. На очереди вузы». Высказывается и другой тезис: просто детство растянулось и о вузах теперь говорят в том же контексте, что раньше о школах. Но принципиально спорить с Бляхером никто не намерен.
Слово «интеллигенция» тоже почти не произносят. А если бы и начали всерьёз говорить о её роли в жизни страны, это, кажется, вызвало бы коллективную улыбку. Кто-то замечает: «Противопоставление интеллигенции и слесаря-сантехника тогда было привычным, но эти 20 лет сбили пафос. Сейчас в дискуссиях подобного рода градус ниже, а притязания реальнее».
На жизнь сегодня действительно смотрят более трезво, но кроме того – устало и несколько беспомощно. При чтении стенограмм никак не удаётся избавиться от ощущения, что, хотя в 1994-м дискутирующие уже узнали горьковатый вкус новой жизни в новой стране, но ещё не расстались ни с советской верой в большое будущее и великие свершения, ни в возможность демократических преобразований, причём руками собственными, а не абстрактных властей. «На смену интеллигенции, смерть которой сегодня охотно констатируем, может прийти только гражданское общество», – рассуждает участник № 1 (все имена в старых записях скрыты). Мне очень хочется согласиться с участником № 1, но я никак не могу определиться, какое ругательство сегодня обиднее – «интеллигенция» или «гражданское общество».
Вопрос о балансе власти за три с половиной часа не затрагивают вовсе. Причём не только в выступлениях и свободной дискуссии, но и во время подведения итогов. 20 лет назад, для сравнения, имели что сказать 15 человек. Правда, многие высказывания имеют вид анахронический: «Я считаю, что существуют некие ценности универсальные, о которых здесь говорилось: это и рыночная экономика, и демократия…» или «Россия, наконец, начала выходить на столбовую дорогу человечества, с которой мы свернули несколько десятилетий назад».
«Боже, какими мы были наивными, – восклицает один из присутствующих и с некоторым разочарованием добавляет. – Мне представляется, то, что тогда говорилось, не имеет серьёзного отношения к тому, что произошло. Жизнь пошла совсем по-другому». К этому факту участники юбилейного обсуждения относятся спокойно. Надрыва, пылкости и горячности, следы которых видны в записях 20-летней давности, больше нет. Впрочем, в сочетании с отсутствием оптимизма эмоциональная сдержанность даже к лучшему.
Сегодня не все, но большинство, предпочитают делать и говорить за себя лично. Как максимум – от лица конкретной и узкой группы людей. В этом контексте показательно, что когда журналист, издатель и идеолог «Иркипедии» Владимир Симиненко начинает высказываться с позиции «мы», коллеги сразу уточняют, каких именно «нас» он имеет в виду, и не соглашаются с тем, что людям нужен какой-то объединяющий всех проект.
Обособленность – географическая, культурная, поведенческая – стала нормой. Даже общих фигур, воплощающих идеалы, какими были неоднократно всплывающие в стенограммах Стругацкие, в новой дискуссии не наблюдается. От общего перешли к частному, от на-дежд к осознанию, от предложений к констатации. И в этом смысле, несмотря на взращиваемую идею возврата к СССР, видно, насколько люди девяностых к этому самому Союзу были ближе.
Сегодня многие связи разорваны. «У меня создалось ощущение, что за 20 лет провинциальность усугубилась. Университеты не оправдали надежд: не сформировали социальные лифты, не стали такой силой, которая может преобразовывать социальные отношения внутри провинции и между провинцией и центром, – отмечает Юлия Елохина и добавляет. – Стенограммы основаны на мнениях людей, которые связаны с наукой и не оставляют надежды вписать свои имена в историю через слова, через дела, через дискуссии».
Сейчас таких людей найти не так просто, и не вполне понятно, кто будет двигать провинцию к преодолению пропасти – материальной, культурной, пропасти возможностей – между ней и столицей. Может быть, никто. А может быть, не очень-то и хотелось. Существует же провинциальный образ жизни, который отлично описал участник № 11 в 1994-м: провинциалы – это люди, у которых есть и возможность неспешно отслеживать, что происходит в мире, и мало работать. Количество желающих жить этой жизнью не иссякнет никогда. И в завершении дискуссии много говорили об этом. Иркутяне уезжают из Иркутска? Да. Но часто не в Москву, а Петербург, Новосибирск, Краснодар. На их места приезжают другие люди, например, с того же Забайкалья. Тем самым вечная миграция на запад продолжается. Так стоит ли беспокоиться в связи с этим Иркутску? Востока, как и провинциалов, на его век хватит.
Книга для чтения
В минувший четверг в Иркутске волшебным образом материализовался сборник, состоящий из текстов по истории, антропологии, социологии, философии и урбанистики под названием «Обратная связь. Книга для чтения». Эти 400 страниц в твёрдой обложке примечательны по разным причинам.
Во-первых, авторами. Среди них, например, президент Московской высшей школы социальных и экономических наук Теодор Шанин
и её профессор Виктор Вахштайн, главный редактор журнала «Социологическое обозрение» и руководитель Центра фундаментальной социологии Высшей школы экономики Александр Филиппов, кандидат исторических наук и профессор факультета антропологии Европейского университета Илья Утехин.
Всего свои тексты представили почти четыре десятка авторов.
Во-вторых, тем, что, как подчёркивают в предисловии редакторы, «это книга для чтения, а не книга для «работы с литературой». То есть «книга для тех людей, у которых ещё осталось время». Короче говоря, для удовольствия.
В-третьих и главных, она создана благодаря энтузиазму коллег и учеников одного человека – иркутского философа, социолога и историка Михаила Рожанского.
И исключительно в честь его 60-летнего юбилея, который в ЦНСИО отпраздновали 19 сентября.
«Обычно автор пишет книгу для многих читателей, а эта книга написана многими авторами для одного», – так сформулировал суть коллективного подарка юбиляру ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения Европейского университета в Санкт-Петербурге Кирилл Титаев.
Но одним читателем дело, конечно, не ограничится. Удовольствием и поводом для познания и размышлений она станет для многих, как и все проекты, появившиеся на свет благодаря Михаилу Рожанскому.