Он не ожидал возражений. Но сидящий в первом ряду господин вдруг поднялся, и по голосу Собокарёв сразу же узнал Патушинского-младшего, судебного следователя. 

– Я полагаю, необходимо пояснение,  – деловито заметил он. – Законодательство не столь категорично в данном случае. Если баллотируемый вопрос вытекает из программы заседания, он подлежит и баллотировке, – и сел с таким видом, будто выполнил одно маленькое задание.  

Собокарёв, болезненно воспринимавший любую критику, последнее слово оставлял, как правило, за собой. А сегодня он не то чтоб не ощутил привычного раздражения – оно лишь слегка кольнуло его. «Неужто и на меня действует магия известной фамилии? – усмехнулся Пётр Васильевич. – Или же подкупает манера преподносить несогласие в мягкой упаковке, не утрачивая при этом солидности и внушительности? А всего скорее и то, и другое, и третье. Да, неплохо начинает молодой Патушинский; интересно, что из него вылупится в итоге? Юристов в нынешнем составе думы меньше, чем в прошлом – значит, меньше будет и толкотни. Впрочем, поводов для ссоры всегда предостаточно, если амбиции велики. Ну, посмотрим, посмотрим!»

Надо же ведь подумать 

и о бедных!

Заседание иркутской городской думы 16 сентября 1902 года имело весьма внушительную программу, но самым волнительным стал узкий, казалось бы, театральный вопрос: антрепренёры оперной труппы предложили поднять цены на билеты. 

Причиной выставлялись «непременно большие затраты», и общественная дирекция городского театра подтверждала их, предлагая «уважить ходатайство». В группу поддержки вошёл и недавний городской голова Жарников, и предприниматель Кравец, и, конечно же, доктор Красиков, не пропускавший с начала сезона ни одного спектакля. Он и в нынешнем заседании не удержался от похвал:

– Для того чтоб понять, как хороша наша теперешняя труппа, надо сравнить её с предыдущей, от которой нельзя было получить никакого эстетического удовольствия. В прежние годы я не мог досидеть до конца оперного спектакля, а теперь получаю истинное наслаждение! А за это надо ведь и платить не скупясь. Поскупимся – не удержим прекрасных артистов, осчастлививших нас.

– Но нельзя же ведь забывать и о бедных! – раздался голос из задних рядов. 

– Цены на первые ряды партера и ложи и без того велики, – подхватил гласный Пятницкий. – Я знаю несколько городов, где билеты в театр куда как дешевле. Вот, например, в Кишинёве… 

– Да как можно сравнивать с нашим театром то, что имеется в Кишинёве?! – резко вклинился архитектор Артюшков. – В Кишинёве я несколько раз проходил мимо так называемого театра, и мне даже в голову не пришло, что здесь может быть сцена, настолько мало и невзрачно здание.  Там и артистов не различают, не понимают в игре, а просто радуются, когда их посещает какая-нибудь антреприза. А у нас ведь совершенно другое дело! Мы знаем толк, слава Богу, и не пристало нам сбивать планку, зажавши лишний рубль в кулаке!

На этой фразе Пётр Васильевич Собокарёв, припозднившийся в этот вечер, и вошёл в думский зал. Полную картину театральной баталии он восстановил уже позже, разобрав стенограмму и сравнив её с репортажем в «Восточном обозрении». Вывод же напрашивался один: ситуацию переломили два юриста – Патушинский и Фатеев. В самом начале заседания, когда гласный Кравец предложил отдать цены на откуп дирекции, Григорий Борисович Патушинский перехватил этот пробный шар:

– Я нахожу, что удорожать билеты не следует: они и без того уже неприступны для многих. Если затраты антрепризы настолько велики, что требуется поддержка, то не лучше ль отдать ей доход с вешалок или с буфета? И наконец самому городскому управлению отказаться от бесплатных лож? Чем выше будут цены на билеты, тем чаще будет театр пустовать, ведь платёжеспособность большинства иркутян далеко не резиновая, а именно на такую, малообеспеченную публику искусство оказывает благотворнейшее влияние. Что лишний раз подтверждает сегодняшний императив: не помогать антрепризе за счёт налога с публики! 

– Будет действительно неудобно, если сделаются неприступны места на балконе, галерее и в задних рядах партера, – подхватил Фатеев Иван Сергеевич, тоже юрист, помощник присяжного поверенного. – Думаю, можно ограничиться  удорожанием лож и первых рядов партера. И то лишь на некоторые спектакли.

Фатеева поддержал Попов, а с Поповым выразил солидарность Тышко – пошла цепная реакция, и в итоге большинством голосов прошло именно это предложение. 

А конкуренцию отменить!

Меж тем в загашнике у антрепризы осталось ещё одно, до чрезвычайности дерзкое, ходатайство – «Об устранении конкуренции городскому театру, могущей произойти от сдачи залов Общественного собрания под опереточные спектакли». Выпустить чёртика из табакерки решено было в октябре, но подготовка велась уже несколько месяцев: десять гласных подписались под специальным заявлением, они же провели разведку в окружении генерал-губернатора Пантелеева и заручились его поддержкой. Кое-что тут даже превзошло ожидания: на подавление конкурентов (то есть на аренду обоих залов Общественного собрания) начальник края не пожалел и 4500 рублей, собранных на обеде в его честь. 

Успех операции был предрешён, и на «театральном» заседании думы воцарилось полнейшее единодушие – явление чрезвычайно редкое как для этого органа, так и для города в целом. Гласные дружно строили планы, и никто из них не сомневался, что старшины Общественного собрания непременно поддержат их. 

– Они ведь одни из нас, и стоит ли говорить, что они не пойдут против нас? – улыбнулся Григорий Борисович Патушинский и со значением посмотрел на двух гласных-старшин, сидевших вместе и с одинаково  благодушным выражением на лице. 

Когда театральной дирекции поручали провести со старшинами официальные переговоры, эти двое по-прежнему улыбались. Зубы они показали позже, на своей территории, и от неожиданности члены театральной дирекции просто растерялись. В газеты они сдержанно передали, что «переговоры не дали результата», но Собокарёву было прекрасно видно, какое их охватило возмущение. Сам он, впрочем, спокойно думал: «Умные господа и в гневе прозревают, а прозрение это именно то, что всем нам необходимо теперь. Ибо страсть к театру ослепила нас, не пощадив даже и законника Патушинского. Я и сам ведь увлёкся и не на шутку вообразил, что все вместе мы сможем отменить конкуренцию…»

Злоключения ордера № 328

На октябрь 1902 года пришлось и думское слушание о крупном недочёте в городской кассе. Дело это тянулось уже полтора года, и два его фигуранта, управский казначей Стуков и его помощник Сосновский, по-прежнему оставались на своих должностях. А вот кассир Юртин был сразу же и с позором уволен, так что очень затруднялся теперь с добыванием средств. 

С недостачей пыталось разобраться губернское управление: один из его делопроизводителей был прикомандирован к управе, и его заключение официально вручили тогдашнему городскому голове Василию Васильевичу Жарникову. Но отчего-то оно пролежало под сукном десять долгих месяцев, и за это время гласные окончательно разошлись по позициям. К примеру, читающие по лицам дельцы Пётр Иванович Крылов и Яков Григорьевич Патушинский пришли к выводу, что кассир невиновен. И даже в компании с двумя другими предпринимателями поручились за него. А значит, обязались выплатить недочёт, если Юртин официально будет признан виновным. Директор промышленного училища Викентий Иосифович Тышко и редактор «Восточного обозрения» Иван Иванович Попов  рассмотрели денежную историю через призму человеческих отношений. И сделали общий вывод: недостача купюр – только способ избавиться от честного  кассира. Что до гласных-юристов, то Фатеев и Патушинский выступили добровольными адвокатами пострадавшего.

Среди тех, кто взял сторону Стукова и Сосновского, оказался и новый городской голова Шостакович, таким образом поддержавший позицию прежней администрации. Общее соотношение сил складывалось в пользу кассира, но при этом Стуков и компания всё-таки надеялись победить. То есть устроить свое-образное домашнее обсуждение, с резкими выпадами, обвинениями во всех смертных грехах, но непременным мирным заключением. Городской голова Шостакович даже несколько раз озвучил его: «Дело – тёмное. Кажется, виноваты все трое, но в то же самое время крайне сложно судить о конкретной виновности. И хорошо бы просить губернатора снова направить в управу делопроизводителя. Дабы он всё проверил и сделал новое заключение». 

Однако всё пошло не по плану. Викентий Иосифович Тышко ещё до открытия заседания несколько раз повторил своим громким директорским голосом: «Я глубоко убеждён, что недостающие деньги у Стукова». А во время обсуждения он пошёл ещё дальше, заявив:

– Стуков и Сосновский исправили уже подписанный кассиром ордер, то есть совершили подлог. Но не понесли за него никакого наказания. Значит: дума не может быть гарантирована, что её протоколы и постановления не окажутся «выправленными». 

В одной связке с Тышко шли на этот раз и юристы, искусно апеллировавшие к законодательству. Только-только попробовал Юзефович вывести Сосновского из-под огня  («Как лицо подчинённое, он всего лишь исполнял указания Стукова») – и тут же получил отповедь от Патушинского:

– Каждый сам отвечает перед законом за собственные поступки. Это, господа, аксиома. К тому же не могу не заметить, что показания господина Сосновского весьма разнятся с показаниями его начальника, – в глазах Григория Борисовича мелькнули азартные огоньки, – что ещё раз показывает: они оба заслуживают пристального внимания следствия.   

«Ну вот, пошла судебная терминология, – раздражился Собокарёв. – Право же, стоит «переодеваться», прежде чем отправляться в думу!»

Между тем Патушинский уже передал эстафету коллеге Фатееву:

– Ознакомившись с этим делом, – начал Иван Сергеевич в своей обычной спокойной манере, – я пришёл к заключению: если будет доказано, что у кассира просчёт, он должен за него отвечать; если случилась растрата – так же. Но за исправление третьим лицом подписанных ордеров отвечать он не должен. Такую ответственность несёт тот, кто исправил ордер – самовольно либо под давлением. Естественно, отвечает и тот, кто такое давление оказал. 

Тогда уж благодарите их за растрату

– Дознанием губернского управления во всяком случае установлено, что кассир Юртин никакого преступления не совершал, а является только потерпевшим, – снова включился Патушинский. – Судите сами, господа: ордер  за номером 328 был им подписан и передан в бухгалтерию. И что же? Там ордер исправляют, даже и не поставив в известность того, чья подпись на этом ордере. Разве это не уголовное преступление? Боле-

слав Петрович Шостакович хочет уверить нас, что проведённая губернской властью проверка неполна и настаивает на её продолжении. А я сомневаюсь, что некомпетентные в юридическом отношении лица прольют достаточный свет на дело. По моему мнению, необходимо профессиональное следствие. Состав преступления налицо, и нам с вами должно просить о назначении следствия. Когда же оно будет окончено и прокурорская власть сообщит результаты, мы будет решать, просить ли министра внутренних дел об отдаче под суд члена управы Стукова.

Патушинский говорил очень ровно, но в глазах его то и дело вспыхивали огоньки, и Собокарёв опять раздражился: «Больно прыток!» Но всё-таки вскочил с места и почти прокричал:  

– В пользу Юртина говорит уже то, что он не боится идти под суд и решительно добивается уголовного следствия, а вот Стуков в этом никак не замечен! 

– Стуков в данном деле материально потерпел, – вставил голова Шостакович, – ведь ему пришлось внести в кассу 1100 рублей собственных сбережений…

– И он сделал это перед самой ревизией, ни позже, ни раньше, – едко уточнил Патушинский.

На помощь Шостаковичу попытались прийти Жарников и Корякин, но как-то нерешительно, без запала, и Патушинский немедленно перехватил инициативу:

– Возможно, кого-то пугает такое определение, как «обвиняемые». В таком случае давайте назовём Стукова и Сосновского подозреваемыми, а уж прокурор разберётся, кто есть кто. И наконец последнее: господа, если сегодня вопреки здравому смыслу думское большинство объявит Стукова и Сосновского невиновными, предлагаю этому большинству  завершить логическую цепочку – покорнейше благодарить их за исчезновение из городской кассы 1100 рублей.

Большинством (31 голос против 6) иркутские гласные высказались за возбуждение уголовного преследования по обстоятельствам исправления ордера № 328 и недостачи в кассе городской управы 1100 руб. Возбуждение же преследования против бывшего кассира управы В.Н. Юртина было отклонено 23 голосами против 14.

«Треть думы сражалась почти до полуночи, чтобы остальные две трети соблаговолили вынести здравомыслящее решение, – подытожил Собокарёв. – Но наша семёрка была всё-таки очень хороша, и пожалуй, я бы даже простил младшему Патушинскому его вечные «Я полагаю» и «Я нахожу». Может, даже сделаем общий запрос в управу: отчего ремонт моста через Ушаковку начинают в ту пору, когда без него не обойтись?!»

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского

Проект осуществляется при поддержке Областного государственного автономного учреждения «Центр по сохранению историко-культурного наследия Иркутской области».