Проблемы Байкальского рыбохозяйственного бассейна обсуждали учёные на симпозиуме, состоявшемся в Лимнологическом институте СО РАН. Ангаро-Байкальское теруправление Росрыболовства (ведомство отслеживает ситуацию в Бурятии, Иркутской области и Забайкалье) поделилось своими исследованиями по негативному воздействию на водные биоресурсы. Как рассказал руководитель ведомства кандидат биологических наук Михаил Воронов, падение рыбопродуктивности Байкальского бассейна происходит по ряду причин – от нарушения водосборной площади (пожары, вырубка леса), загрязнений и до уничтожения нерестилищ. Именно этим можно объяснить отсутствие на сегодняшний день омуля на Малом море озера Байкал.

Причём, по замечанию учёного, негативные факторы за последние 20 лет усилили влияние на акваторию. Так, нарушение целостности водосборной площади в 80-е годы прошлого столетия занимало лишь 5% в общей доле факторов, негативно отражающихся на рыбопродукции.  В настоящее время она возросла до 14%. Если же рассматривать ситуацию на озере Байкал отдельно от остальных водных источников, то там этот показатель достиг 35%, что связано в основном с варварским уничтожением лесных массивов и растительности – вырубкой и тотальным выжиганием огромных площадей.

– В итоге у нас исчезают родники, многие из них существуют лишь сезонно, в период таяния снега. Как показывает наблюдение, эта беда наступает через 5–7 лет после первого выжига территории. Это уже можно считать экологической катастрофой, – делится своим мнением Михаил Воронов.

Действие на водные биоресурсы загрязняющего фактора, как правило, прослеживается сразу, в отличие от нерационального ведения промысла, который отражается через полтора жизненных цикла каждого вида рыб. Данный негативный фактор в 1980-е годы составлял 29%. В 1990-е наблюдалось его резкое падение до 9% (связано с падением экономического потенциала в стране). Сегодня величина составляет 22%.

– Однако этот показатель определён без учёта негативного воздействия рекреационного действия – от лодок, турбаз и так далее. Если же сюда добавить рекреацию, то у исследователей есть все основания полагать, что загрязнение является одним из решающих факторов, изменяющих миграционный цикл омуля. Этим и можно объяснить отсутствие его сегодня на Малом море. Причём мы наблюдаем только начало процесса. Думаю, он продолжится уже в Чивыркуйском заливе Байкала. Здесь остаётся задаться вопросом: «Кто следующий?» – комментирует учёный.

Для сравнения он приводит озеро Котокель, которое ранее ежегодно давало 500–600 тонн рыбы и было самым продуктивным водоёмом в регионе. «На сегодняшний день из водоёма сделали унитаз», – отмечает Воронов.

Отдельно исследователь обращает внимание на такой необратимый процесс, как нарушение целостности нерестилищ, происходящее из-за различного рода руслоспрямительных работ, добычи общераспространённых полезных ископаемых. В этом случае ни один рыбоводный завод не в состоянии будет спасти экосистему водоёмов. Влияние этого фактора увеличилось с 5% в 80-е годы до 14% в настоящее время.

– Самый популярный, хотя и самый плохой на сегодняшний день строительный материал – гравий. Законодательство никак не регулирует его добычу на водных объектах. Мы решили подсчитать, ради чего жертвуем экологическим равновесием – сегодня стоимость гравия в реке Селенге колеблется от 3 до 5 тысяч рублей за куб. Если добычу этого вида ОПИ узаконить, едва ли гравий будет обходиться так дёшево, – рассказывает руководитель Ангаро-Байкальского теруправления.

Что касается незаконного вылова, специалисты разделяют его на два вида – социальный (выловом занимается местное население, которое употребляет рыбу в пищу) и браконьерство (добыча ведётся не для пропитания, а с целью наживы). Социальный вылов почти не меняется и составляет 13,5%. Браконьерство выросло с 7% в 80-х годах до 15% в 90-х и остаётся сейчас фактически на этом же уровне. Повлиять на промысловый вылов, также отражающийся на водных биоресурсах, можно за счёт искусственного воспроизводства рыбы. Однако развивать это направление в адекватных промысловому вылову масштабах – это утопия, считает Михаил Воронов: «По крайней мере, в нашем регионе».

В целом же, по словам Михаила Воронова, ситуация с рыбовоспроизводством в Байкальском бассейне была сформирована ещё 20–30 лет назад. «И поэтому нам надо решить: либо мы хотим нормальную здоровую рыбу, нормальную экологическую среду, либо будем развивать промышленность и строительство. Здесь нет конфликта интересов, здесь конфликт общества и среды обитания», – считает эксперт. 

Между тем существует и другая проблема для Байкальского рыбохозяйственного бассейна, связанная с выловом рыбы. Наряду с сокращением продуктивности из-за перечисленных факторов наблюдается и нерациональное использование биоресурсов. На сегодня официальный вылов, по данным тер­управления, составляет 37,2% от потенциально возможного объёма. Таким образом, ежегодно теряется 62,8% – 6,5 тыс. тонн рыбы. «Если же взять максимально наблюдаемую величину рыбопродуктивности, то по отдельным водным системам она составляет у нас 78 тысяч тонн, или 95%», – говорит учёный.

Его коллеги также обратили внимание на нерациональное ведение рыбопромысловой деятельности на Байкале. Так, в Бурятии существует Селенгинский рыбоводный завод, занимающийся воспроизводством октябрьской субпопуляции омуля – рыбы, которая нагуливается на селенгинском мелководье. Ядро же этой популяции живёт в открытом Байкале. Между тем Кабанский рыбный завод (Бурятия) осуществляет лов не в открытом Байкале, а только в прибрежной зоне. То есть вылавливает исключительного того самого омуля, которого выпускает Селенгинский завод. Причём промысловые характеристики этой рыбы, отмечают учёные, намного хуже.