Профессор кафедры истории и философии Национального исследовательского Иркутского государственного технического университета Павел Новиков знаком давним читателям «Сибирского энергетика». Три года назад он был гостем нашей рубрики «Прогулки по городу», а в прошлом году стал героем репортажа с «Прогулок по старому Иркутску» – проекта клуба молодых учёных «Альянс», чей замысел так удачно совпал с задумкой газеты, возникшей когда-то по случаю юбилея столицы Восточной Сибири. А тем, кто пришёл послушать Павла Александровича в минувший вторник, предстояло, стартовав от дома Файнберга, пройти по знакомым местам. И узнать, какова была жизнь Иркутского военного округа во время Первой мировой войны, которую современники называли Второй Отечественной, а большевики – империалистической. 

Как Виктор Лукич Туву к России присоединил

«1 августа мы будем отмечать (праздновать здесь особо нечего) столетие со дня вступления России в войну, – начал Новиков своё повествование. – И Иркутский военный округ играл здесь очень важную роль». Это справедливо по отношению не только к событиям начала XX века, но и к истории последней трети XIX века. Восточный Сибирский военный округ, впоследствии ставший Иркутским, был создан ещё в 1865 году. Он включал в себя огромную территорию, простиравшуюся от восточных границ Тобольской и Томской губерний до побережья Тихого океана. Его штаб-квартира располагалась в Иркутске, в Белом доме – резиденции генерал-губернатора Восточной Сибири, который одновременно занимал пост командующего округом. В таком виде он просуществовал до 1884 года, когда часть территорий на Дальнем Востоке перешла под управление нового Приамурского военного округа. 

Но оставшийся Иркутский округ играл очень важную роль. Например, здесь в мирное время квартировали 60–70 тысяч солдат и офицеров, то есть одна двадцатая часть всех военнослужащих российской армии. И это при том, что в Восточной Сибири проживала лишь одна шестидесятая всего населения империи, к 1917 году насчитывавшего 175 миллионов человек. «Значение военного округа для жизни Иркутска трудно переоценить: солдаты и офицеры определяли его облик, который был, как известно, военно-чиновничьим», – подчеркнул историк. В здании на улице Троицкой, ныне 5-й Армии, располагалось Иркутское юнкерское училище, в 1901 году ставшее пехотным, а через девять лет – военным училищем. Это было единственное учебное заведение такого рода за Уралом. 

Его выпускники и другие служащие соединений военного округа отличились на полях сражений Русско-японской войны. «Иркутск был одним из крупнейших гарнизонов: здесь размещалась дивизия, то есть четыре полка, – продолжил рассказ Новиков. – Причём это были полки, прославившиеся обороной Порт-Артура». Один из них, 25-й Восточно-Сибирский, впоследствии получил имя генерал-лейтенанта Романа Кондратенко – выдающегося военного инженера, погибшего во время очередного обстрела героической крепости в декабре 1904 года. 

«После Русско-японской войны, наглядно показавшей всю недальновидность недооценки восточных окраин страны, Иркутск переживает свое­образный военный ренессанс», – подобрался к событиям второго десятилетия XX века автор очередной «Прогулки…». В это время штаб Иркутского военного округа занял бывший особняк купца Исая Файнберга, расположенный на современной улице Халтурина. Когда в Монголии активизировалась национально-освободительная борьба, вылившаяся в революцию 1911 года, его специалисты неоднократно бывали в соседней стране с разведывательными миссиями, собирая сведения о китайской армии. Один из них во время работы обнаружил в Восточной Сибири «бесхозную» территорию площадью почти в 170 тыс. квадратных километров. Истоки этого курьёза берут своё начало в XVIII веке: в 1727  году, когда был подписан Кяхтинский договор, русские дипломаты приняли за южную границу России Саянские горы, а китайцы за свою северную границу – хребет Тану-Ола, расположенный на 500 км южнее. Таким образом, Тува, примостившаяся между ними, не была присоединена ни к одной из двух империй. На том, что эту ситуацию необходимо исправить, настаивал начальник штаба 7-й Сибирской дивизии Виктор Попов. Его мнение приняли к сведению вышестоящие инстанции, так что в 1914 году Российская империя установила протекторат над Тувой. А 30 лет спустя рес­публика вошла в состав Советского Союза. 

Фронтовой «пожарник» из Иркутска

К тому моменту, как Германия объявила России войну, на территории Иркутского военного округа дислоцировались пять армейских корпусов. Штаб одного из них, 3-го Сибирского, размещался как раз в нашем городе. Именно этому соединению суждено было одним из первых прибыть на Восточный фронт. С места дислокации его начали перебрасывать в самом начале августа, но в силу того, что Россия, как пишет известный военный историк Андрей Зайончковский, уступала союзникам и части противников в плане развития сети железных дорог, через две недели в Восточную Пруссию прибыли лишь первые эшелоны. Тем не менее, солдаты сразу же начали вливаться в состав формирующейся 10-й армии. «Это был единственный из всех сибирских корпусов довоенного формирования, который побывал на территории Германии, – отметил Новиков. – В течение полугода он действовал в Восточной Пруссии». 

Сибиряки показали себя умелыми бойцами. Если в среднем российские воинские части за время войны, где потери впервые в мировой истории исчислялись миллионами, сменили пять составов (то есть из 4-тысячного полка за три с половиной года убитыми и ранеными выбыло 16 тысяч человек), то 3-й Сибирский корпус – лишь два. Во многом благодаря ему 10-й армии, сдерживавшей натиск немецких частей, удалось избежать трагической судьбы 2-й армии, попавшей в окружение и разгромленной в первые недели войны. 

Лучшие свои качества демонстрировали не только простые солдаты, но и офицеры Иркутского военного округа. «На ту открытку, которая вам вручена, мы сочли нужным вынести порт­рет генерала [от инфантерии] Алексея Ермолаевича Эверта, – обратил Павел Александрович внимание собравшихся на «афишу» очередной «Прогулки по старому Иркутску». – Так уж повелось, что любой школьник знает одного генерала Первой мировой – Брусилова. А Эверт является если не антигероем, то человеком, вошедшим в историю как военачальник, не поддержавший его наступление». Действительно, во время Брусиловского прорыва 1916 года главнокомандующий армиями Западного фронта ограничился лишь июньской атакой на Барановичи, в июле и августе перегруппировывал войска, откладывая наступление, а 2 сентября констатировал, что действовать в местных болотах осенью не представляется возможным. Со стороны выглядит странным, что такой тактики придерживался бывший командующий Иркутским военным округом, отличившийся на фронтах Русско-японской войны, а за два года Первой мировой завоевавший, по выражению Новикова, репутацию «своеобразного пожарника, который удачно умел разбираться с кризисами, созданными его предшественниками». Например, именно Эверту удалось перегруппировать русские армии и остановить продвижение немцев во время «Великого отступления» 1915 года. Кроме него на полях сражений отличился временный командующий войсками Иркутского военного округа генерал от инфантерии Евгений Радкевич, в ходе Первой мировой возглавивший 3-й Сибирский корпус. 

Щедрая душа

Историк Павел Новиков уже не первый раз выступает
на страницах «Сибирского энергетика»
в роли гида
по городу начала
XX века

Пока на Восточном театре военных действий сражались части первой очереди, в Иркутске формировались со­единения второй очереди. Так появилась 12-я Сибирская дивизия, сражавшаяся в Галиции. А из призывников, имевших право на льготы – единственных детей или работников в семье – создавались дружины государственного ополчения, которые, среди прочего, охраняли военнопленных. Примечательно, что если до войны на территории Иркутского военного округа квартировали до 70 тыс. русских солдат, то во время неё здесь же содержали до 200 тыс. пленных. «Аналогичным образом вырос и местный гарнизон, – рассказал Новиков. – Иван Иннокентьевич Серебренников в своих воспоминаниях писал о том, что все общественные здания, включая кинотеатры и рестораны, были заняты под постой солдат. Конечно, это удивляло и пугало пленных: они не могли поверить, что Россия, несмотря на тяжелейшую войну, полна резервами». Изумляло их и то, как здесь обращались с солдатами противника: им, к примеру, полагался обед из трёх блюд. «Конечно, к 1917 году Россия не избежала продовольственных трудностей, но в целом некоторые исследователи называют одной из причин неблагоприятного для нас исхода Первой мировой избыток ресурсов, которые мы, в отличие от наших противников, начали экономить не сразу», – заметил историк. 

При всём том промышленность Иркутска пережила расцвет, связанный с военным заказом. За три года войны число промышленных предприятий в городе выросло в пять раз, а количество тех, кто работал на них, в восемь. Изготавливали в основном кожевенную продукцию и обмундирование, но те же мастерские Байкальской железнодорожной переправы производили корпуса для бомбомётов, а в мастерских ремесленного училища имени Трапезникова собрали около сотни токарных станков, отправленных на заводы в европейскую часть России. 

Выслушав этот рассказ, мы переходим к площади имени Кирова, бывшей Тихвинской. Как и сейчас, сто лет назад здесь проходили парады войск Иркутского военного округа, здесь же солдаты принимали присягу. Отсюда сибирские части уходили на Русско-японскую войну. А те, кто был призван те годы, обязательно проходил через сборный пункт на железной дороге на окраине нынешнего микрорайона Иркутск-II. Финальной точкой нашего марш­рута становится Нижняя набережная. Конечно, найти на ней географическую привязку к событиям Первой мировой войны крайне сложно, но, если напрячь воображение, можно представить, как по Транссибирской магистрали на другой стороне реки на фронт уходили составы с мобилизованными солдатами. К тому же сражения, в которых участвовала российская армия сто лет назад, так или иначе связаны с берегами крупных рек – Вислы, Немана, Западной Двины. Там, где они проходили, стали появляться памятные знаки. И кто знает, может быть, компанию абстрактному основателю Иркутска, осматривающему город с набережной, когда-нибудь составит бе­зымянный солдат 3-го Сибирского корпуса, вернувшийся домой.