В этом месте разговора о Гоцци непременно возникают воспоминания о поистине кровавом сражении двух театральных гениев. Один – Карло Гольдони, его блестящими стихами говорит мировая комедийная сцена до сих пор, а в центре Венеции стоит его смеющийся памятник. Другой – это Карло Гоцци, который обожал старинную традицию импровизаторов в масках. Он написал для Антонио Саки, знаменитого Арлекина, десять немыслимых, «ненормальных» сказок, которые пересказать по событиям просто невозможно. Но зато Арлекин с компанией получил там полузабытую площадную свободу кувыркаться по сцене, высмеивать всё и вся – и происходящее в сказке, и сидящих в зале, и своего великого соперника. 

Гольдони проклял венецианцев, которые предпочли просто театр – театру «реалистическому», решавшему на сцене «жизненные» моральные и житейские проблемы. Он покинул Италию и умер на чужбине. 

Гоцци победил! Но сегодня в Венеции нет ему памятника, и сам театр Сан Самуэле – дом Арлекина-Антонио Сакки и место гоцциевских триумфов – два года назад я нашёл в развалинах, и даже соседи по кварталу о нём забыли. Сейчас его отстроили снова, но это просто современное удобное театральное пространство, пока вовсе не для Гоцци.

Спор двух великих венецианцев – это спор о самом театре: маска, от которой отказался Гольдони, компенсирована блестящим текстом великого поэта; но маски Гоцци дают актёру особую свободу от «жизни» и её штампов. Актёра, не самостоятельного профессионально и интеллектуально, и Гольдони не спасает (я помню, в последнем по времени в ТЮЗе Гольдони – «Кьоджинские перепалки» – актёр в антракте терялся и злился на ребятишек в зале, которых сам вроде бы и побуждал к импровизированному общению).

В старинном споре два победителя. Театр их примирил: лучший спектакль ХХ века – гольдониевский «Слуга двух господ», поставленный великим Стрелером в манере бесконечной арлекиновой импровизации; а лучшие сцены в гоцциевских дурачествах волнуют подлинностью человеческих чувств.

Просто театра хронически недостаёт русской сцене, почти весь ХХ век удушаемой советской цензурой. 

В 60-е в театре Вахтангова во­зобновлена (и идёт до сих пор) гоцциевская «Принцесса Турандот» – скорее ностальгическая, чем живая вещь. 

Сорок лет назад блестящий состав артистов сыграл в кино «Короля-Оленя» – сейчас это смотрится тоже скучновато-ностальгически.

Десять лет назад после долгого отсутствия «Король-Олень» вернулся в Москву – сначала в РАМТ (Молодёжный театр), потом в театр Вахтангова. Обоим спектак­лям, надо сказать, досталось: первому за «ужасы», второму за скуку. Одна из рецензенток писала о постановке Дитятковского в театре Вахтангова, что это был «едва ли не самый занудный спектакль всех времён и народов». Простим даме игривое преувеличение; но обратите внимание: грандиозность Гоцци проглядывает даже в отрицании.

Тогда в рецензии Должанского на спектакль в РАМТе я встретил, пожалуй, кратчайший из возможных пересказ невероятно сложной фабулы Гоцци: «Благодаря магическому заклинанию злодей-министр переселяется в тело благородного короля, а последний вынужден вернуться во дворец в облике уродливого старика».

Ведущий – Чиголотти, помощник волшебника Дурандарте, – открывал вечер первого триумфа сказки 5 января 1762 года текстом, который всегда и везде – сегодняшний. Иркутское явление «Короля-Оленя» звучит у Чиголотти так: «Я имел честь служить волшебнику Дурандарте в течение сорока лет, но никогда не мог ничему научиться из его великих знаний. Лишь однажды он мне сказал: «Смотри, Чиголотти, горе тебе, если ты кому-нибудь обмолвишься до наступления 5 июня 2014 года о двух тайнах, из которых родятся великие чудеса».

И чудеса родятся, и всех их не перечтёшь. А главное – чудеса живого актёрства в два премьерных вечера:

Вячеслав Степанов и Елена Константинова (Чиголотти): они разные в этой роли. Степанов звучит глубоко и сочувственно, он включён в историю; Константинова активна и создаёт острохарактерный рисунок роли, это дополнительная степень условности: не только маска, но и маска мужчины на актрисе: блестящая работа!

Дарья Садовская и Анастасия Чеснакова (Анжела) – трогательны в решительный момент: именно Анжелы в дряхлом Старике разглядели любимого Дерамо. Я слышу от друга-зрителя, что в этом месте история начинает отдавать «Аленьким цветочком» (или «Красавицей и чудовищем») – согласен, но ещё раз процитирую Должанского: «Кульминация этой сказочной пьесы – встреча непохожего на себя короля с женой. Можно ли разглядеть и признать любимую душу в чужом, безобразном теле?» – и скажу, что актрисам веришь в этот фантастический момент, особенно далеко уводящий сказку Гоцци от правдоподобия к театральной правде. По Гоцци, «роли при неправдоподобном содержании занимают гораздо более ответственное положение и требуют от актёра исключительного дарования при изображении правды, которой на самом деле не существует». У наших Анжел – получается. 

Николай Кабаков (Панталоне) – на нём идеально сидит маска; свобода и трогательность его таковы, что вспоминаешь: вот где его собственное профессиональное лицо – как Тарталья в «Вороне», как Моток в «Сне в летнюю ночь» много лет назад. И ещё в до-премьерных «Провинциальных анекдотах» году эдак в 2007-м.­ (Там Кабаков в паре с Владимиром Приваловым обнаружили в себе прирождённых импровизаторов – но, увы, это не востребуется сегодня ни сценой, ни залом, и потому уже на премьере я увидел в том быстро сошедшем спектакле надоевшую парочку пьяниц, и только). 

Сергей Павлов (Тарталья) – отточенный пластический рисунок и объ­единяет, и индивидуализирует у него маски Тартальи и Дерамо.

Дмитрий Иванов (Бригелла): его маску-марионетку не спутать ни с кем. 

Татьяна Чадина (Смеральдина) знает, что её героиня – это, по амплуа, «арлекин в юбке». Вместе с Наталией Маламуд (Труффальдино) они образуют бравурную пару «рыжих клоунов», ведущих действо, одновременно дразнящих партнёров и зрителей, поддерживающих и, когда надо, вздёргивающих ритм спектакля.

Владимир Безродных и Михаил  Ройзен (Дурандарте) – значительны и сильны, не потеряются в хитросплетеньях интриги, выведут историю к счастливому финалу.

Павел Савин (Попугай) – безмолвная роль, обнаруживающая потенциал настоящего артиста.

Анжела Маркелова (Хозяйка) – придуманная театром настоящая хозяйка сцены, особенно убедительная в контакте с Музыкантами.

Музыканты (во главе с Сергеем Маркидоновым и Романом Бурматовым) – необходимейшая линия условности действия. Удержать бы театру и дальше эту прелестную компанию: их страшно недостаёт во всякого рода «правдоподобных и проблемных», а потому антитеатральных спектаклях. Представить себе на минутку, что «проблемы семьи и брака», скажем, в «Я скучаю по тебе…» разыграны под абстрактный аккомпанемент этого оркестрика… а без него поддержать настоящую клоунессу Людмилу Попкову (Судья) некому. И получилось вполне привычное «про нашу жизнь» занудство; и я скучаю по театру, и это только один из примеров того, чего театру недостаёт и – от противного – что драгоценно в «Олене».

Я назвал не всех актёров – их много, и все более или менее на месте. Я понимаю, как постановщики из маленького учебного театра в Порденоне, вечно ограниченные в деньгах, радуются здешним возможностям (40 актёров!). Я тоже радуюсь нашему несомненному успеху – и ужасаюсь: ведь в безразмерной труппе неминуем творческий застой, многие спектакли из немыслимо длинного списка названий (это относится и к ТЮЗу, и к театру драмы) слишком редко выходят на сцену, актёры теряют квалификацию. Ещё один «Олень» – через 20 дней; а в следующем сезоне сколько раз его сыграют? и сколько времени – в отсутствие итальянских авторов – он продержится в сегодняшней форме? 

Вообще «Король-Олень» позволяет театру оглянуться на себя и что-то переменить в своей судьбе: с такого живого праздника неразумно возвращаться к унылому «правдоподобию», безликой массовке, раздутой труппе и доминирующей «конторе». 

Костюмы, маски (потрясающие маски изготовлены нашими те­атральными мастерами!); пластика, сценография спектакля (начиная с изумительного первого мгновения в «чёрном кабинете»), всё это – Клаудиа Контин Арлекин. Такая фамилия-псевдоним в любом другом случае звучала бы как само­званство, но сегодня блестящий профессионал, действительно сам Арлекин вместе с режиссёром Ферруччо Меризи поставил спектакль в Иркут­ске!