Это вступление к небольшой книжице трёх сотрудников «Восточно-Сибирской правды» начала 1960-х годов – Валерия Ладейщикова, Бориса Новгородова и Льва Черепанова. Она называлась «Говорит жизнь» и содержала три очерка и 33 коротких, по словам авторов, непридуманных истории. И очерки, и истории действительно не придуманы. Они мало того что о реальных людях и событиях, они перенесены в книгу с «горячих» газетных страниц.

Сегодня я расскажу об одном из этой троицы – Льве Степановиче Черепанове. Тем более что есть повод – он родился ровно 85 лет назад. И ещё есть личная причина. Он был первым в редакции, кто со вниманием и интересом отнёсся к моим журналистским опытам, деликатно, как говорится, поправлял и направлял… 

Романтик неба

У Лыковых

– Моя родина – село Картухай, что в верховье реки Лены между Качугом и Верхоленском, – скупо рассказывал Черепанов о себе. – В молодые годы ходил по реке матросом. Обрёл профессию судового радиста. Учился в Якутском техникуме электросвязи. В начале 1950-х годов служил в частях Военно-воздушных сил, защищал Северную Корею…

О последнем обстоятельстве он совсем не распространялся, поскольку тогда сведения об участии советских людей в войнах за пределами нашей страны не предавались огласке, были строго засекречены. Зато его щедрость на воспоминания о том, как заразился авиацией, её мощью и красотой, была бесконечной:

– Вступление в авиацию необыкновенно. Сначала у тебя недоумение – как мог не догадываться, что есть она… И не где-нибудь за тридевять земель! Потом понимаешь, что без неё тебе просто не жить – влюбляешься навсегда. В обводах корпуса, в очертаниях крыльев, в конфигурации килей – во всём у самолётов простота и законченность. Они легки и грациозны. В них справляют праздник титанические силы. Привыкнуть к ним, считать их просто средством передвижения – невозможно.

После службы в армии Черепанов поступает в Иркутский гос­университет и в качестве нештатного автора свою восторженность авиацией начинает доносить до читателей «Восточно-Сибирской правды» и «Советской молодёжи». С фотоаппаратом и записной книжкой он, можно сказать, свой человек среди лётного состава и наземных служб аэропорта. Публикует зарисовки и репортажи под сами за себя говорящими заголовками «На трассе Москва – Хабаровск», «Погоду делают люди», «Новаторы за работой», «Наши крылатые друзья» (о сотрудничестве с авиаторами Китая). Оперативно сообщает о прибытии в Иркутск невиданной ранее воздушной техники, например, вертолёта Ми-1. 

Весной 1959 года «романтика неба» берёт в свой штат областная молодёжная газета и сразу посылает в буквальном смысле на земную «передовую» – писать о посевной кампании на селе. «Готовься к экзамену, молодой кукурузовод!», «Чудеснице – заботу комсомольскую», «Королева» в опале», «На­ездами не помочь» и так далее – это рубрики вперемежку с названиями увидевших свет материалов за его подписью. Новобранец редакции выдерживает первое испытание и получает ещё более ответственное задание – вместе с другим сотрудником, Александром Берковцом, освещать перекрытие реки Ангары на строительстве крупнейшей в мире Братской ГЭС. «Битва у Падуна» – так тогда назовут это событие в нашей стране. 

…«Торжественная минута. Грозно шумит Ангара, как бы предчувствуя своё поражение. Машины подходят к краю моста и в воду летят диабазовые глыбы. Фонтанами брызг отвечает река. Следом за первой на мост въезжает ещё одна колонна из 20 машин. Снова залп и новая партия диабаза летит в воду…», – диктовали в номер специальные корреспонденты «Молодёжки» свой репортаж, названный «Над Падуном несётся гул победный». Их оперативность и в целом очевидная профессиональная мастеровитость были замечены читателями, тем более на фоне того, что коллеги из «Восточно-Сибирской правды» из-за несогласованности в своих рядах опоздали с этой новостью на сутки. 

Вернувшись в редакцию, Черепанов сразу переключается на другие не терпящие отлагательства темы – предстоящую сдачу в эксплуатацию Иркутской ГЭС и электрифицированного участка Транссибирской магистрали Зима – Черемхово. Он первым в «Молодёжке» рассказывает о первопроходцах трассы новой железной дороги Тайшет – Абакан, открывает рубрику «На ударной комсомольской стройке ЛЭП-500» и вообще с «лейкой» и блокнотом в течение нескольких последующих лет объезжает едва ли не всю область от Байкальска на юге до Бодайбо на севере. Причём, не ограничиваясь показом положительных дел на местах, выступает с проблемными и критическими материалами – «Арифметика целины», «Сумерки в ЛЭПии», «На словах… А на деле?», «Не просто работать – дерзать!»… 

Этот призыв «Не просто работать – дерзать!» журналист адресует и себе. Из опубликованных в газете репортажей, очерков и зарисовок о людях – в основном молодых строителях – он готовит к изданию свою первую книгу, иллюстрирует её собственными фотографиями и под названием «Горизонты романтиков» она в 1962 году выходит в свет. 

Есть иркутская нефть!

Лев Черепанов

Этот год на земле Прибайкалья ознаменовался новостью, вошедшей в мировой, как сейчас говорят, топ – открытием первого в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке Советского Союза месторождения нефти. И Лев Черепанов первым из газетчиков Иркутска оказался на месте события – вблизи села Маркова на берегу реки Лены в 100 километрах от Усть-Кута. «Шестьдесят тревожных минут» назывался его украшенный фотографиями и разбросанный на трёх страницах номера репортаж в «Советской молодёжи». 

Дело в том, что открытие месторождения произошло при драматических обстоятельствах. В сущности нефти в Маркове никто особо и не ждал. Скважина, из которой ударил её фонтан дебитом 1000 тонн в сутки, была опорной, то есть предназначенной для изучения геологического разреза, включая самые древние кембрийские отложения. И вот оттуда, с глубины 2160 метров, под давлением свыше 200 атмосфер столб светло-коричневой маслянистой жидкости поднялся настолько мощно, что достиг высоты 15-этажного дома и ливнем низвергся вниз. Тревогу вызывало и скопление горючего газа – из недр земли его выбрасывало также в огромном количестве. Ветром всю эту углеводородную смесь относило то на посёлок геологоразведчиков, то в сторону реки… 

Возник вопрос: как обуздать скважину? Ведь образовавшееся нефтяное озеро ширилось, в любой момент мог возникнуть пожар, поскольку малейшая неосторожность, зажигание спички или даже искра грозили обернуться катастрофой. К тому же требовалось не допустить прорыва нефти в Лену. Район происходящего оцепили, часть населения эвакуировали, с окрестностей свозили людей сооружать дамбы. 

Читаем «Шестьдесят тревожных минут»: «Началось! Семён Седунов натянул капюшон поглубже, завязал у горла тесёмки. Пять часов десять минут. Началось самое ответственное и – давайте говорить откровенно – самое опасное в жизни бурильщиков: обуздание фонтана нефти. На трубу, ввёрнутую в чёрную толщу земли, надо надеть конструкцию из нескольких вентилей, чтобы фонтан направить в сторону, а потом и совсем перекрыть его до поры до времени. 

…Семь человек шагнули в сплошной ливень нефти. За падающими брызгами, за испарением, поднимающимся густым облаком, их лиц не узнать, невозможно отличить одного от другого. 

…Конструкция с вентилями ниже, ниже. Ох, как трудно бурильщикам! Сквозь фонтан нефти они должны опустить её и приставить к трубе с точностью до десятой доли миллиметра. 

…Николай Мельников поднял ключ над головой. Проявляй осторожность, Мельников! Высечешь из металла искру, и вспыхнет буровая, взорвётся воздух. Ты не имеешь права оплошать, забыть про осторожность. 

…Шестьдесят минут прошло. Конструкция с вентилями установлена. Фонтан направлен в трубу. Схлынул поток, и у скважины всё отчётливей и отчётливей стали вырисовываться фигуры бурильщиков. Их, как и в начале укрощения фонтана, было семь…» 

Эта публикация в молодёжной газете резко повернула судьбу вездесущего, лёгкого на подъём журналиста. Мало того, что «Восточно-Сибирская правда» попросила и для неё написать о «марковском чуде», поскольку не имела других возможностей (материал с иллюстрациями был напечатан под заголовком «Большая иркутская нефть»), автору от руководства редакции поступило предложение перейти в её штат, и он дал согласие. 

Земное притяжение

Поначалу в «Восточке» Черепанов занимал должность специального корреспондента. Под него, можно сказать, завели рубрику «У истоков иркутской нефти», и он зачастил на берега Лены. Итогом командировок стала серия материалов, в том числе очерк «Под сенью Большой Медведицы», вошедший в коллективный с Валерием Ладейщиковым и Борисом Новгородовым сборник «Говорит жизнь». Очерк – не репортаж, в нём можно подолгу размышлять, обдумывать каждую фразу, неспешно подбирать слова, будто закладываешь текст в вечность: «На угли, подёрнутые сизой поволокой тепла, падают тяжелые пахучие лиственничные поленья. Тотчас же принимается лизать их огонь, и в трубе, сделанной наспех из буровой колонки, начинает гудеть горячий воздух…» 

Между тем спецкор в областной газете – это всегда географическое, тематическое, жанровое разно­образие. Да, две недели назад гостил у нефтеразведчиков в Маркове, а на прошлой ездил в Усолье-Сибирское разбираться, почему под угрозой срыва оказался пуск новых мощностей фанерно-спичечного комбината. Ещё вчера готовил на первую полосу три коротких репортажа с Иркутского станкостроительного завода, мебельной фабрики и института «Востсибгипрошахт», а сегодня отправился в село Урик писать очерк с уже придуманным заголовком «Земное притяжение» о хотя и молодом, но успешном главном агрономе колхоза Геннадии Куцеве, которого, кстати, через пару лет избрали первым секретарём обкома комсомола…

Новому сотруднику редакции вроде нравилось такое разнообразие, но тут освободилось место заведующего отделом информации и вакансию предложили ему. Как устоишь против соблазна стать по существу хозяином четвёртой полосы, насыщать её интересными материалами, привлекать для этого широкий круг авторов? Черепанов сам в бытность нештатником, а затем спецкором, любил печататься на этой полосе, искал для этого необычные факты, поводы, события. Вот как он передал своё удивление от первой увиденной ЭВМ в репортаже «Думает машина»: «Знакомьтесь – робот! Не удивляйтесь, что он не подаёт вам руку, не кивает головой. Робот, с которым предложено вам познакомиться, – это выстроившийся ряд металлических шкафов. У них строгие геометрические формы. Они не имеют даже отдалённого сходства с людьми. Робот живёт. Слышно, как в его железной утробе гудят электромоторы. На панелях шкафов светом загадочных звёзд вспыхивают лампочки – зелёные, красные, белые… Робот появился в Энергетическом институте Сибирского отделения Академии наук СССР. Называется он быстродействующей электронной счётной машиной – БЭСМ-2». 

Действительно, с его приходом в отдел информации четвёртая, самая читабельная полоса в газете обрела более осмысленный вид. Вместе с другим сотрудником отдела, Вячеславом Шугаевым, тоже впоследствии писателем, они расширили её тематику, придумали подборки и рубрики: «В субботу вечером», «В объективе – будни области», «Факты быстротекущей жизни», «Иркутск: портрет города», «Лирический репортаж», «Летопись событий ведёт читатель», «Путешествия, встречи, интерес­ные люди», создали нештатный отдел «Спортивные новости».

Лев Степанович вообще любил нештатников, возился с их «нетленками», подбодрял, щедро присваивал им различные статусы. Так, однажды под моим репортажем появилась подпись «наш спортивный комментатор», а затем и «обозреватель». Поощрял своим вниманием он и других авторов. А вот статус «общественные информаторы» на полосе не прижился: в редакции более, как тогда говорили, зрелые коллеги смущённо морщились при виде такой подписи, и она вскоре исчезла…

Зато для нас, студентов только что открывшегося отделения журналистики госуниверситета, настоящим образцом профессионализма были его собственные публикации в «Восточке». Возьмём начало вот этого совсем небольшого, в 30 строк сообщения за подписью «Л. Черепанов» (замечу: псевдонимами он не пользовался): «С мягким посвистом мелькнул пропеллер, и вот уже под крыльями Ан-2 плывёт, покачиваясь, Иркутск. Тает в дымке. Прямо по курсу – Саяны, горы, тайга…». 

Я мог бы бесконечно цитировать в одном случае спокойные, в другом взволнованные, но всегда основательные и образные репортажи Черепанова: «Мужчины железного острова», «Человек на мосту», «Встречай нас, буря!», «Звёзды далёких полётов», «Мозг мой – радиостанция» и многие другие, но не хватит на это и ещё одной газетной полосы. Ограничусь абзацем из «Рубиновых капель» – увиденного и прочувствованного им на городской станции переливания крови: «Куда бы ни забросила меня репортёрская судьба, в приливе донорской крови буду слышать мотив братства, предлагаемого каждому гражданину, очутившемуся в беде, мотив товарищества, в котором не только краюха хлеба, но даже такая ценность – кровь – пополам. Вы трудитесь, сейчас вот читаете этот репортаж, а на станции на случай беды заготавливают про запас кровь. О вашей жизни постоянно думают, стремятся беречь её, как лучший цветок на земле».

«Горбатые мили»

«Дорога, как и музыка, не выговаривает слова, но так много говорит сердцу. Дорога зовёт…» – это заключительные слова его репортажа со встречи с побывавшими в Прибайкалье знаменитыми чехословацкими автопутешественниками Иржи Ганзелкой и Мирославом Зикмундом, к тому времени объехавших 76 стран и издавших книги на 11 языках тиражом в 5 миллионов экземпляров. Мне кажется, что после этой встречи Льва Степановича дорога тоже «позвала» и он загорелся целью если не побывать на других континентах, то хотя бы приблизиться к их берегам, попробовать написать свою «Африку грёз и действительности». Короче говоря, его охватил азарт писателя…

Так или иначе, осенью 1964 года он оставляет «Восточку», уезжает на Дальний Восток, устраивается первым помощником капитана на рыболовный траулер «Самарга», готовившийся совершить экспериментальный рейс от Находки до границ Аляски. Сюжет об этом потом ляжет в основу задуманного им романа «Горбатые мили», который увидит свет в московском издательстве «Современник». А пока на его рабочем столе также автобиографические, но повести. Одна, о службе в военной авиации, «Взлётная полоса» – выходит в Восточно-Сибирском книжном издательстве. Другая, о «марковском чуде», «Кембрийские голоса» – вначале тоже в Иркутске, а затем – значительно переработанная – в столице. 

Между городом на Ангаре и Москвой был Красноярск. Там Черепанов обосновался после Дальнего Востока, написал и выпустил роман «Тишина на двоих». «Горбатые мили» были следующими. Характерна (хотя чему удивляться: репортёрская деятельность вырабатывает чёткость мысли) структура этого романа. Первая глава называется «Штиль», вторая – «Первый вал», затем – «Второй вал» и так до девятого… 

Друг отшельников Лыковых

Живя в Красноярске, Лев Степанович возвращается в журналистику – становится собственным корреспондентом центральной газеты «Лесная промышленность». Но ненадолго. В очередной раз он меняет профессию – отправляется на север края и работает заместителем директора Пашутинского леспромхоза комбината «Богучанлес». В результате родилась художественно-публицистическая книга под названием «Леснина». В ней автор не просто ратует за сохранение отечественных лесных богатств, а как настоящий профессионал и практик-лесовод считает, что прижизненные полезности «зелёного друга» существеннее, чем древесное сырьё. Поэтому нерационально заготовку леса принимать, как принято, за главное пользование им. Черепанов убеждён, что лес не менее чем хлеб всему голова…

В последний раз мы виделись в Иркутске где-то на рубеже 1970–1980-х годов. Помнится, столкнулись на улице Ленина недалеко от входа в бывшую гостиницу «Сибирь». Он сразу стал рассказывать об обнаруженной на юге Красноярского края – в Саянах – семье отшельников-староверов, 40 лет проживших в полной изоляции. Лев Степанович побывал у Лыковых через месяц после того, как на них случайно вышли гео­логи, причём не один, а вместе с авторитетными специалистами-медиками. Уже тогда они просили власти ввести полный запрет на посещение семьи посторонними людьми, предполагая, что такие посещения могут угрожать её здоровью.

Черепанов был категорически не согласен с чрезмерно идеологизированной оценкой судьбы таёжных отшельников, в том числе автором книги «Таёжный тупик» Василием Песковым. «Как может личность быть в тупике, если она живёт и всё делает по совести? – задавался он вопросом. – Никогда человек не встретит тупик, если живёт в мире, в согласии с природой, без оглядки на кого бы то ни было».

Он продолжал опекать Лыковых, когда сам переехал в Москву, и то­гда, когда из староверов осталась одна Агафья…