В составе Управления экономической безопасности ГУ МВД много лет в том или ином виде существует подразделение, расследующее преступления в сфере ТЭК. Неоднократно оно расформировывалось, менялось название и кадровый состав. Собеседник «СЭ» Виталий Тихонов (имя и фамилия изменены по соображениям профессиональной этики) оперативной работой в ГУ отдал около 20 лет. Делами, связанными с хищениями топливно-энергетической продукции, занимается с начала 2000-х.

«Недропользователи»-нелегалы делают ставку на нефть

– В ГУ МВД с осени 2013 года действует новый отдел по борьбе с экономическими преступлениями, в том числе совершёнными в сфере ТЭК. Какие основные правонарушения отслеживает сейчас новая структура?

– Топливно-энергетический комплекс, который курирует наш отдел, – достаточно обширная сфера. Она включает не только нефтяную отрасль (нарушения в ней у всех на слуху), но также тепло- и электроэнергетику и угольную промышленность.

Сразу отмечу, что приоритетной задачей отдела являются именно хищения в крупных размерах. На территории Иркутской области таких фактов в угольной промышленности уже длительное время нет. Преступления здесь снизились до единичных случаев. Происходят они на уже лицензированных разрезах, принадлежащих конкретным недропользователям. Хищения совершаются несистематически в незначительных размерах с точки зрения ущерба недропользователю – по нескольку машин различной грузоподъёмности. Учитывая сегодняшнюю среднюю рыночную стоимость местного угля – от 1,5 тыс. рублей за тонну, ущерб предприятиям наносится минимальный. За эти дела, которые в основном расцениваются как административные правонарушения или мелкие хищения, отвечает полиция общественной безопас­ности. Хотя ещё лет пять назад всё было иначе – случалась нелицензионная добыча твёрдого топлива и в крупных размерах.

Правонарушения в электроэнергетике совершаются, как правило, в отношении гарантирующих поставщиков энергии, крупнейшим из которых является ОАО «Иркутскэнерго». Работа с этой компанией на стадии реализации оперативных материалов ведётся, учитывая сегодняшнее уголовно-процессуальное законодательство, только по заявлению потерпевшей стороны. Так, например, мы сейчас занимаемся делом в Железногорске-Илимском, главный фигурант которого собирал платежи с населения за услуги отопления, водоснабжения, поставки энергии. Но деньги не перечислялись гарантирующим поставщикам. Дело находится в стадии расследования, поэтому пока подробности оглашать не могу.

В октябре 2013 года, когда был только-только сформирован отдел, мы возбудили уголовное дело по организации «Информационно-платёжный центр» (Ангарский район, Мегет). На сегодня его производство окончено и направлено в суд. Гендиректор компании приговорён к условному наказанию. Он собирал платежи, но тратил деньги незаконно на личные нужды. Сумма ущерба «Иркутскэнерго» составила порядка 3 млн рублей.

Подобных фактов в Приангарье на самом деле много, но уголовных дел недостаточно. Ведь преступления находятся на стыке гражданско-правовых отношений: надо ещё доказать субъективную сторону преступления, умысел гражданина, совершившего хищение. Не всегда это возможно. Есть значительное количество факторов, которые не дают квалифицировать действия с точки зрения УК. Иногда отчуждение денежных средств происходит в состоянии крайней необходимости. Например, по северным районам – собрав средства, организации вкладывают их в жизненно необходимые для населения ремонтные работы.

Похитители снизили темпы 

– В конце 2013 года представители компании «Транснефть», во время открытия стройки трубопровода «Куюмба – Тайшет», заявили, что Иркутская область входит в тройку регионов-лидеров по масштабам хищения нефти из магистральных нефтепроводов. Чем можете объяснить такой высокий рейтинг?

– Скорее всего, у них устаревшие сведения за 2007–2011 годы. Мы располагаем другой информацией. Основной упор преступники, действующие в ТЭК, действительно делают на «Транс­нефть» и её дочернее подразделение «Востокнефтепровод». Исторически так сложилось, что интерес участников нелегального рынка замыкается главным образом на двух ветках нефтепровода «Красноярск – Иркутск» и «Омск – Иркутск». Эти ветки идут практически параллельно, вдоль маршрута автотрассы М-53, затрагивая почти все районы Иркутской области от Иркутска до Тайшета.

Можно сказать, что хищение сырья – деятельность традиционная для региона, и ведётся она практически с начала транспортировки нефти по Иркутской области. Но как таковой учёт преступлений в этой отрасли ТЭК начался с конца 2006 года. Помню, в 2007 году, когда работа правоохранительных органов только начиналась, в год совершалось по официальным данным более 100 незаконных врезок, из них раскрывались единичные случаи. В 2008 году, согласно статистической информации ГУВД, произошёл спад – около 59. В 2009 году зафиксировано порядка 30 случаев, в 2010-м – 45, в 2011-м – 34, в 2012 – 18. По 2013 году у нас произошло пять врезок. Из них часть имеет все перспективы к раскрытию: подозреваемые лица установлены, уголовное дело сейчас расследуется опытными следователями специального следственного подразделения. За 2014 год обнаружены всего две новые несанкционированные врезки. Одна произошла совсем недавно – в мае, в Черемховском районе. Вторая – зимой в Тулунском районе. Сейчас идёт расследование, и в интересах следствия я не буду останавливаться на этом вопросе. Но уверен, что в обоих случаях действовали преступные группы, существующие на криминальном рынке не первый год.

– Данные, озвученные вами, могут отличаться от реальной ситуации?

– Я предполагаю, что в период 2007-2008 годов далеко не все выявленные факты преступных посягательств были отражены в официальных статистических данных. Ведь тогда наблюдался настоящий бум по врезкам, а правоохранительные органы работали немного по-другому…

– По официальным данным, на сегодняшний день произошло снижение случаев хищения нефти. Это тоже статистические «погрешности» или объективная ситуация? С чем она может быть связана?

– Как раз на 2011-2012 годы приходится задержание основных групп, работающих в криминальной нефтедобыче. Уголовные дела были закончены и направлены в суд, по многим группам вынесены приговоры. В принципе, лица, в большинстве своём действующие на территории, были известны ещё в 2007-2008 годах, но по разным причинам их не удавалось привлечь до 2011-2012 годов. Среди этих причин, в том числе, и недостатки в нашей организационной работе. Из-за них ряд подразделений ГУВД, работавших по экономическим преступлениям в сфере ТЭК, неоднократно расформировывались, начиная с 2010 года. Кадровые перестановки, происходившие у нас, также связаны с этим моментом. Но детали этого я обсуждать не готов.

Кроме того, со всей ответственностью могу заявить, что в настоящее время фактов укрытия данных преступлений со стороны сотрудников нашей службы не имеется.

Игроки криминального рынка

– Вы говорите об осведомлённости полиции относительно преступников, действовавших на нефтепроводе. Речь идёт о конкретных именах, фамилиях?

– Да, у нас такая информация имелась по оперативным данным. Мы знали людей и контролировавших деятельность, и непосредственно участвовавших в организации врезок. Многих из них удавалось даже в разные годы неоднократно задерживать, но для привлечения к уголовной ответственности не хватало доказательной базы. А преступников защищали грамотные, сильнейшие адвокаты. Ведь это доходный вид деятельности, можно позволить себе компетентных дорогостоящих юристов.

– Есть ли в распоряжении правоохранительных органов данные, сколько организованных групп действует в регионе? 

– Эту информацию сложно об­общить. Оперативный учёт мы, конечно, ведём. Если к нам поступила информация, что люди готовятся к совершению конкретного преступления, мы идём и задерживаем их. Но если такой информации нет, нельзя заявить, что эти же люди, не раз попадавшие в наше поле зрения, являются преступниками. Поэтому точно вам на вопрос никто не ответит, только на уровне предположений.

Нашим отделом за время его существования были привлечены к уголовной ответственности четыре фактических организатора таких постоянно промышляющих групп. Правда, их действия не квалифицировались как совершённые в составе организованной преступной группы. Они проходили как группа лиц, действовавших по предварительному сговору. Отмечу, что плодотворными результаты оказались и благодаря подключившимся к нам коллегам из ФСБ. Главный совместный результат за прошлый год: впервые в сфере хищения нефти в Иркутской области возбуждено дело по статье 210-й – организация преступного сообщества. Оно никогда бы не было возбуждено без участия сотрудников ФСБ, потому что у них имеются лучшие технические возможности для расследования.

Замечу, что классические методы работы, которые полиция применяет для выявления обычных краж, угонов автотранспорта, здесь мало эффективны: круг преступников, занятых в ТЭК, слишком ограничен; все лица глубоко латентные, законспирированные. В этой сфере развита круговая порука, применяются серьёзные меры собственной безопасности. Представители «бизнеса» прекрасно осведомлены о методах, которые используем мы.

– Значит, с правоохранительными органами контакт преступные группы всё же имеют?

– Во многих группах есть консультанты со стороны «оборотней в погонах», как это принято у вас говорить. Есть люди, которые предают профессиональные интересы как среди наших сотрудников, так и среди работников «Востокнефтепровода». Они консультируют преступников, сообщают информацию о наиболее благоприятных участках для врезок. Сейчас ряд уголовных дел по таким фактам расследуется.

– И в отношении сотрудников ГУВД?

– По нашим уголовным делам они не проходили. Для этого есть специализированные службы – управление собственной безопасности, спецподразделения ФСБ.

– Можете предположить, имеется ли у преступных групп, промышляющих в различных районах Иркутской области, общее звено?

– Есть криминальные лидеры, которые демонстративно при общении с нами дистанцируются от функций общего контроля этого направления деятельности, а фактически его осуществляют и выполняют в нелегальной отрасли роль третейского судьи. При возникновении конфликта, когда, например, одна группировка зашла на территорию другой (такие факты имелись), эту проблему решали криминальные авторитеты. Но в настоящее время жёсткого разделения на сферы криминального влияния у нас в Приангарье нет. Есть группы, которые действуют стихийно, разово – напали, сделали врезку, залили одну-две ёмкости нефтью и скрылись. Задержать их сложно.

– Чаще всего оказывается, что задержанные – это местные жители Ангарска, Усолья-Сибирского, не имеющие, как правило, постоянного дохода. Попадались ли в поле зрения правоохранителей «статусные» лица, так или иначе связанные с преступлениями? 

– Действительно, попадаются, как у нас по всей России это происходит, рядовые исполнители – люди, имеющие низкий заработок, или вообще не имеющие доходов. В большинстве своём организаторы групп оставались в течение всего периода работы за кадром. Поэтому преступления продолжались. И именно задержание в 2011-2012 годах ряда организаторов позволило снизить активную криминальную деятельность в нефтяной отрасли. Потому что, пусть даже без квалифицирующего признака организованной преступной группы, привлечение к ответственности этих людей – наиболее активных участников группы, специалистов, набивших руку в производстве врезок – позволило изменить ситуацию в лучшую сторону…

– Все-таки кто они – нерядовые участники криминального рынка?

– Чаще всего это бизнесмены, которые испытывают недостаток средств, находящиеся в тяжёлом финансовом положении. Они могут вложить какую-то сумму в изготовление врезки и рассчитывают извлечь максимальный доход. Например, потратив незначительные средства, человек может получить прибыль до полумиллиона и более. Причём достаточно быстро, моментально. Вот в чём привлекательность криминального бизнеса.

Вооружённые установкой горизонтального бурения

– В одном из номеров газеты мы писали, на какие ухищрения шла группа, действующая в Ангарске – покупалось сразу несколько участков в садоводствах, они были связаны с нефтепроводом подземными тоннелями до полутора метров в диаметре и протяжённостью десятки метров. Можете рассказать, как совершенствовались методы работы криминального бизнеса?

– На самом деле ничего нового в этой сфере не происходит. Всё так же, как много лет назад, с момента существования этого бизнеса. Приобретаются дачные участки для организации постоянных врезок, возводятся временные сооружения или используются старые заброшенные здания в районе нефтепровода, находящиеся на различном расстоянии – от 100 метров и до многих километров. По-прежнему в работе для преступников основным инструментом остаётся установка горизонтального бурения – совершенная техника, которая осложняет возможность обнаружения врезки штатными методами. С её помощью, несмотря на наличие преград – озёр, лесной полосы, дорог, можно создать от построенного сарая до нефтепровода многокилометровые подземные каналы. Были факты, когда протяжённость их составляла до 10 км. В общем, возможности установки не ограничены, просто при увеличении расстояния увеличиваются и затраты на организацию врезки. Ведь для горизонтального бурения нужен специальный порошок, дополнительные пластиковые трубы для строительства отвода и т.д.

Кстати, и сама установка для бурения очень дорогая. Раньше преступники использовали в основном оборудование фирмы «Вермейер» стоимостью от 5 до 50 млн в зависимости от характеристик. Сейчас стали применять более дешёвые китайские аналоги.

Используются активно средства контрнаблюдения – на деревьях, на зданиях вблизи нужного объекта или участка трубы устанавливаются самые элементарные видеокамеры. Обнаружить их практически нереально.

Буквально в прошлом году была задержана группа, в составе которой действовал и сотрудник «Востокнефтепровода». Помимо того, что у группы был надёжный осведомитель, она вела постоянное наблюдение за выбранным для врезки участком. Так преступники анализировали ситуацию на трубопроводе, узнавали, насколько активно там работают сотрудники правоохранительных органов и служб безопасности.

Между тем, уровень технического обеспечения нашего отдела по борьбе с экономическими преступлениями, мягко говоря, невысок. А у преступников появляются современные технические средства для связи и наблюдения, мы же ограничены законом, который запрещает использовать несертифицированные способы работы.

– Но службы безопасности предприятий (той же «Транснефти») наверняка подготовлены не хуже преступников?

– С юридической точки зрения, особых полномочий у служб безопасности по проведению элементов оперативно-розыскной деятельности – досмотру машин, проверке документов граждан, вызывающих подозрение, сегодня нет. Думаю, есть смысл их расширять. Ведь у полиции, в отличие от СБ нефтяных предприятий, никогда не было и не будет возможности патрулировать весь нефтепровод. Просто отсутствует такое количество людей и техники.

– Сколько времени необходимо для сотрудников СБ, чтобы, обнаружив врезку, сообщить вам и вызвать правоохранительные органы?

– В районе населенных пунктов врезки производятся редко. Если Ангарский район компактный и там достаточное количество сотрудников полиции, то Тулунский и Нижнеудинский районы – отдалённые, протяжённые, и работает здесь незначительное количество сотрудников органов. Поэтому до места врезки они доберутся, если не заняты на других мероприятиях, в течение достаточно длительного времени. 

«Самовары» под прицелом

Чаще всего приостановить производство на «самоварах» удавалось по нарушениям правил промышленной безопасности. Но с прошлого года, после изменения российского законодательства,
у Ростехнадзора и Госпожнадзора нет полномочий проверять их

– Основной спрос на краденое сырьё проявляют незаконные нефтеперерабатывающие предприятия. Как работаете с этим сектором криминального нефтяного рынка?

– В Иркутской области (в основном в Ангарском и Усольском районах) действует около десятка нелегальных предприятий, так называемые «самовары». Это – постоянные потребители. Там нефть перерабатывается в общем цикле, получается прямогонный бензин низкого качества. Он поступает на АЗС недобросовестных собственников, перемешивается с качественным топливом. Реализация такого бензина осуществляется по паспортам качества, полученным на единичные партии качественного сырья, приобретённые у официальных поставщиков – «Роснефти», «Сургутнефтегаза». Не брезгуют краденой нефтью и вполне себе законно действующие НПЗ, а также нефтебазы (даже крупнейшие в регионе), которые продукцию накапливают, а потом используют её в качестве компоненты для разбавления мазута. Тем самым увеличивается объём продукции, значительно понижается себестоимость, от её продажи в Приангарье организации получают суперприбыль. Кроме Приангарья сырьё продаётся через крупнейших дилеров и в соседние регионы – Бурятию, Забайкалье и на Дальний Восток.

– О фактах работы нелегальных установок полиции известно, но остановить их работу пока почему-то не удаётся.

– Здесь не совсем однозначная ситуация. Сотрудники ФСБ, когда подключились к борьбе с экономическими преступлениями в сфере ТЭК, инициировали проверки нелегальных НПЗ. Изымались элементы оборудования, форсунки, иногда – партии сырья, в отделение доставлялись задержанные на промплощадках люди и т.д. Но собрать доказательства, что НПЗ перерабатывают краденую нефть, фактически невозможно.

Сделать это можно только в результате оперативно-розыскных мероприятий. Но есть сложности: если мы застигаем человека во время совершения преступления прямо у трубопровода, то задерживаем. Это позволяет сформировать доказательную часть. Но если же рискнём и дадим возможность от точки преступления отъехать вместе с краденой нефтью, чтобы выйти через него на место сбыта, то теряем доказательную базу. Ведь человек потом в оправдание выдвигает тысячи своих версий. Кроме того, у грузоперевозчика при себе есть документация, выданная фиктивным поставщиком, фирмой-однодневкой. Можно, конечно, взять сырьё на анализ и сравнить его с тем, которое находится в трубопроводе. Но и здесь преступники часто обходят нас: в бензовозе украденное сырьё смешивается с другим нефтепродуктом, в итоге по химическому составу получается новое вещество.

Таким образом, до уголовного дела довести НПЗ крайне сложно. Но в действительности работа, начатая с подачи ФСБ, имела профилактический характер и принесла серьезную отдачу: в период с конца 2011-го и весь 2012 год большинство «самоваров» систематически уже не действовали, только разово запускались по ночам. В итоге их рынок потребителей мы серьёзно обрушили.

– Полиция все-таки находила механизмы, которые позволяли остановить НПЗ?

– Остановить временно. Но мы старались это время значительно продлить. Официально мы жёстко ограничены должностным регламентом, уголовно-процессуальным кодексом в плане сроков изъятия элементов оборудования нефтеперерабатывающей установки. Максимум – 30 суток, после которых надо всё вернуть владельцу.

Но мы подходили к владельцам установок с других сторон. Чаще всего приостановить производство на «самоварах» удавалось по нарушениям правил промышленной безопасности. Увы, с прошлого года, после изменения российского законодательства, это стало невозможно. Ранее деятельность перерабатывающих установок по закону подлежала обязательному лицензированию как эксплуатация опасных производственных объектов. Теперь в силу вступили действия нового регламента, согласно которому лицензирование таких объектов не требуется, если суммарный объём перерабатывающего нефтепродукта не превышает 20 кубометров. В итоге получилось, что действительно незаконные установки в реестр опасных производственных объектов не вносятся. А значит, у Ростехнадзора и Госпожнадзора нет полномочий проверять их. Ведомства осуществляют плановый технический надзор только за объектами, внесенными в реестр. А те организации, которые себя задекларировали как законопослушные (получили лицензии, подготовили кучу документации, подтверждающей безопасность установок), как правило, мало криминализированные. 

Но мы начали использовать практику рассмотрения законности использования земель, на которых находятся установки. Часть таких объектов, как выяснилось, расположена на землях сельхозназначения.

Заниматься начали также и крупнейшими дилерскими компаниями. Таких в Приангарье около десятка, все хорошо нам известны. Но в чём здесь заключалась сложность – у этих контор имеются лицензии на хранение, эксплуатацию опасных производственных объектов. Формально деятельность ведется в рамках закона. Тогда мы решили подойти к ним со стороны нарушений налогового законодательства. Ведь понятно, что с прибыли от незаконно полученной нефти дилеры налоги не платят. По этим фактам и возбуждались уголовные дела.

В прошлом году мы также возбудили одно дело против владельца «самовара» в Ангарском районе по статье «незаконная предпринимательская деятельность». Но уголовное дело было прекращено за отсутствием признаков состава преступления.

– На ваш взгляд, для прекращения этого дела были основания?

– Мне трудно предъявлять претензии следственным органам, потому что формально они действительно оказались правы. Мы доказали доход, но наши формы доказательств вызвали сомнение у следователей. Естественно, я с этим не согласен, но прокурор Ангарского района решение следственных органов поддержал. И это не первый подобный случай, так происходит прак­тически каждый год.

В контексте:

По официальным данным ГУВД по Иркутской области, в 2013-м году на нелегальных НПЗ и у преступников, занимающихся хищением сырья, изъято более 50 тонн нефтепродуктов на сумму около 1 млн рублей и около 20 тонн сырой нефти на сумму 800 тыс. рублей. Кроме того, изъята машина горизонтального направленного бурения, две машины, кустарно переоборудованные под перевозку нефти. В 2012 году объёмы хищения, по данным ГУВД, составили по области более 100 тонн ГСМ на сумму более миллиона рублей и около 230 тонн нефти на сумму 3,6 млн рублей. Изъята одна установка горизонтального бурения, три машины для перевозки сырья, семь составных частей от установок по нелегальной переработке нефти.