Третий сезон «Прогулок по старому Иркутску» стартовал на этой неделе. Организаторы проекта – клуб молодых учёных «Альянс» – пригласили горожан посетить те места, которые так или иначе связаны с дипломатическими отношениями, начавшими развиваться в Иркутске в начале ХХ века. Подробно исследовал эту тему кандидат наук, научный сотрудник музейной студии Иркутского областного краеведческого музея Илья Воронов. Он и выступил в качестве экскурсовода для собравшихся на прогулку любителей иркутской истории.

«Неудобные и нежелательные» представительства

По словам Ильи Воронова, первые документы, посвящённые иностранным консульствам, он с большим трудом, но всё-таки смог отыскать в фонде канцелярии генерал-губернатора. «Я оказался слегка обескуражен», – признаётся исследователь. Датированы были документы 1896-1897 годами. Оказалось, что ещё в 19 веке Сибирь была настолько привлекательна для иностранцев, что они готовы были открывать здесь свои представительства. Договориться об этом с местными влас­тями пытались Великобритания и Австро-Венгрия. Но они получили на свои просьбы категорический отказ. В документах, представляющих собой внут­реннюю переписку губернских властей с Санкт-Петербургом, был изложен основной мотив, по которому российская сторона сочла возможным отказать иностранцам: «Появление учреждения каких бы то ни было консульских представительств на территории Восточной Сибири является неудобным и нежелательным». При этом вся переписка велась под грифом «Секретно».

– Видимо, отдельная часть секретности состояла в почерке тогдашнего иркутского генерал-губернатора Александра Горемыкина, – не удержался от некоторой иронии кандидат наук. – Ведь почерк был отвратительным, читать его было крайне сложно. Удивляюсь, как ответ генерал-губернатора разобрали в Петербурге. Но всё-таки эти официальные письма позволяли понять, что он выразил полное согласие с российским министерством иностранных дел не допускать в Иркутск иностранные консульства.

Изменилась такая позиция вскоре после завершения строительства Транссибирской магистрали – в 1902 году. Тогда министр внутренних дел Вячеслав Плеве составил большую докладную записку на имя генерал-губернатора Восточной Сибири Александра Пантелеева. Он написал о том, что в сибирских городах ожидается большой наплыв иностранцев и что в связи со строительством железнодорожной магистрали эта территория становится более привлекательным рынком, а значит, будут расширяться её торговые отношения с другими странами. И поэтому существовавший режим ограничения на пребывание иностранных консульств имперские власти сочли бессмысленным. Генерал-губернатор, естес­твенно, согласился с такими доводами. И, казалось бы, всё уже шло к открытию иностранных представительств в Сибири, но тут вмешались внешние обстоятельства. Начались русско-японская война, Первая русская революция, которая затронула также и Сибирь. Затормозил процесс и личностный фактор – Пантелеев в 1906 году отбыл из Иркутской губернии на повышение, а Плеве убили социал-революционеры. Вскоре после этого на управление Восточной Сибирью прибыли ветераны русско-японской войны, которые считали, что при появлении хотя бы одного официального консульства обязательно попросятся в Сибирь и японцы. А это будет крайне нежелательно, ведь созданное диппредставительство будет оказывать официальное прикрытие японскому шпионажу, с которым в то время были очень большие проблемы в Восточной Сибири – разбираться с ним приходилось губернскому жандармскому управлению. «С пресечением японского шпионажа оно явно не справлялось», – считает историк.

Но не было бы счастья, да несчастье­ помогло – разрешить вопрос удалось благодаря первой мировой войне, рассказывает Илья Воронов. Для России она оказалась очень тяжёлой: стране срочно требовалось обеспечить безо­пасность на своей восточной границе. Причём нужно было не оружием действовать, а пойти дипломатическим путём. Именно поэтому, когда японцы и китайцы попросили министерство иностранных дел Российской Империи об открытии в Иркутске своих консульств, им уже не отказали. Даже несмотря на то что иркутский генерал-губернатор Леонид Князев продолжал упираться, опасаясь шпионажа. 

Также первая мировая дала толчок к появлению ещё одного типа иностранных представительств на территории Сибири. Речь идёт о консульствах, которые занимались защитой прав военнопленных. Сначала эту работу вели Швеция и США, но, когда в 1917 году Штаты вступили в войну, они свои обязанности передоверили Дании. Дипломатическое представительство Дании появилось в Иркутске в апреле 1917 года и приступило к своим обязанностям в июле. На протяжении всего периода своего существования – до 1920 года – оно занималось исключительно защитой прав военнопленных и интернированных подданных Австро-Венгрии.

Стихийная дипломатия

Жильцы старого дома по улице Горького даже не догадываются, что когда-то
в их «апартаментах» размещался консул Бельгии

Во времена Колчаковского правительства в Иркутске иностранцы очень активно сотрудничали с властью, оказывали ей поддержку. Но всё же колчаковцы не были официально признаны иностранными государствами. 

А значит, и официально какие-либо консульские отношения здесь были невозможны. Тем не менее иностранные державы считали необходимым продолжать координировать свои взаимоотношения с правительством, чем и занимались консулы и представители военных миссий в Иркутске.

– Известен такой любопытный факт. Ещё до колчаковского переворота иркутский консульский корпус смог даже повлиять на кадровую политику Временного Сибирского правительства, – рассказывает историк.

Так, в сентябре 1918 года на одном из званых приёмов, где присутствовало правительство, военный министр Алексей Гришин-Алмазов возмутился фразой о недееспособности русской армии, брошенной одним из офицеров. Министр не сдержался и высказал на это своё мнение: неизвестно ещё, кто в ком больше нуждается – союзники в России или Россия в союзниках. Россия способна решить свои проблемы без помощи со стороны, и только от неё зависит исход первой мировой войны, объявил министр, за что и поплатился карьерой. В документах, составленных управляющим делами Колчаковского правительства, говорится, что после этих событий на званом приёме представители иркутского консульского корпуса заявили: такие выпады со стороны официальных чиновников недопустимы. Этим воспользовались конкуренты Гришина-Алмазова, он был смещён с поста военного министра.

С приходом революционеров после свержения Колчаковского правительства деятельность консульств, несмотря на первоначальные предположения историка, продолжилась. В Госархиве Иркутской области сохранились документы губернского военно-революционного комитета за 1920 год. Оказалось, что ведомство достаточно активно взаимодействовало с иностранцами. Например, при Колчаке в Иркутске существовала британская военная миссия, но, как только власть адмирала пала, британцы немедленно эвакуировались. В Иркутске осталась лишь незначительная часть представителей миссии, они были переименованы в британское вице-консульство. В документах это выглядело так: напечатанное «британская военная миссия» от руки было зачёркнуто и написано «консульство».

Удалось найти Воронову и ещё один любопытный документ того периода – копию полного текста договора о перемирии между Реввоеннсоветом 5-й Армии и представителями чехословацкого легиона, который был подписан 7 февраля 1920 года на станции Куйтун. Договор состоял из 19 пунктов, в которых весьма подробно было прописано, при каких условиях чехословацкий легион может безопасно эвакуироваться через Владивосток в Европу.

Тем не менее получилось так, что именно в советский период были выработаны более-менее чёткие правовые основания для деятельности консульств на территории страны. В 1921 году было опубликовано постановление об иностранных консульствах при рабоче-крестьянском правительстве, подписанное лично Лениным. В документе были прописаны все права и обязанности иностранных консулов, которые могли работать в городах молодого Советского государства.

Активная китайская позиция

На втором этаже здания по бывшей 4-й Солдатской –
ныне Киевской – сравнительно небольшое помещение занимало генконсульство Китая

Тем временем в Иркутске в советский период работало всего лишь одно консульство – Китайской Народной Республики, но, по словам Воронова, его деятельность была настолько активной, что она фактически перекрывала работу всех вместе взятых дипломатических представительств, действовавших во время гражданской войны. Причём китайское консульство, начавшее работу после революции, было единственным представительством, которое получило статус генерального. При царской власти и во время граж­данской войны все представительства существовали либо как вице-консульства и просто консульства, либо вообще в качестве нештатных.

Китайское консульство переехало в Иркутск из Читы, где было основано ещё в 1924 году. Но вскоре после установления дипломатических отношений между двумя странами было принято решение генконсульство перенести в Иркутск, оставив в Чите просто консульство. 

В Чите представительство занималось в основном тем, что участвовало в бесконечных спорах китайских граждан с приграничными учреждениями и в первую очередь с Борзенской таможней. 

В Иркутске китайское консульство занимало обычно небольшие помещения. В царское время и до 1920 года располагалось оно по улице 4-й Солдатской (ныне Киевская). Возобновило же работу при советской власти уже в здании на улице Степана Разина, 7. Этого дома сейчас нет – он снесён ещё в сталинский период. В 1929 году, когда консульство фактически прекратило свою работу и готовилось к эвакуации, в официальных документах появляется уже другой адрес – улица Ленина, 11.

Круг вопросов, которым занималось консульство в период расцвета своей дипломатической деятельности в Иркутске, был самым разнообразным. Основная часть работы касалась политики налогообложения китайских граж­дан. В первую очередь это были сборы за вид на жительство. Кроме того, консульство имело своего представителя в губернском финансовом отделе, он присутствовал на каждом заседании, обладал правом совещательного голоса. Был такой аспект взаимоотношений, как выдача разрешений на пересечение границы различным агентам и связным; отдельная часть работы – предоставление разрешений на провоз оружия. 

Пыталось разрешить китайское генконсульство и некоторые казусные вопросы: оно занималось поиском имущества своих предшественников – консульства, существовавшего до 1920 года. Стоит заметить, что в тот период своей работы китайское дипломатичес­кое ведомство считалось самым укомплектованным среди прочих, имело достаточно большой штат. Но после революции имущество китайцев было реквизировано, и потом, как замечает историк, его просто растащили по разным иркутским учреждениям. Китайцы весьма скрупулёзно переписали всё, что они потеряли, начиная с чернильницы и заканчивая автомобилем. Но концов уже было не найти. Тем более что прежний китайский консул, работавший до прихода советской власти, после того как вернулся в Китай, «скончался от нервного потрясения». 

– Скорее всего, потрясли его декабрьские бои 1919 года, разыгравшиеся в Иркутске. А это действительно был полный хаос, причём и иностранцы в нём сыграли свою роль, порой очень негативную для существовавшего правительства. Они заняли вооружённую позицию нейтралитета, благожелательного по отношению к повстанцам и неблагожелательного для правительства, – говорит историк.

В период после апреля 1927 года почти все отношения китайского консульства и российских властей касались таможенных споров. Не обходилось без недоразумений и даже провокаций. Особенно обострились отношения перед эвакуацией консульства с территории Советского Союза. В частности, в читинском представительстве китайский дипломат сделал провокационное заявление: он настоятельно требовал указать, сколько китайцев было расстреляно за вывоз законно заработанных денег через границу. Разумеется, областной исполком такие вещи объяснять отказался. Прекратило консульство работу в Иркутске в 1929 году, а возобновило деятельность только после распада СССР.

Из иркутской думы – в бельгийские консулы

Развитием дипломатических отношений занимался в Иркутске и известный общественный и политический деятель, гласный иркутской гордумы Мечислав Стравинский. К удивлению слушателей, именно он являлся послом Бельгии, возглавлявшим нештатное вице-консульство в Иркутске в период с 1914-го по 1920 год.

– Часть информации о его работе удалось получить через архивы газеты «Сибирь», где периодически публиковались списки членов общества присяжных поверенных. Ведь в том числе и присяжным поверенным работал в Иркутске Мечислав Станиславович. Там же был указан и адрес: улица Харлампиевская, 32 (современное название улицы – Горького), причём в сообщении говорилось, что это его собственный дом, – рассказал Воронов.

Перед участниками «Прогулок» на улице Горького предстал старый двух­этажный деревянный жилой домик. 

А Илья Воронов продолжил рассказ об иркутянине, ставшем по воле случая бельгийским консулом. В своё время он окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета, причём тогда репутация Мечислава Стравинского, как и многих других студентов, имела неприглядную характеристику – «политически неблагонадёжное лицо». В те времена в России это было обычным делом, тем более для поляка, рассказывает историк. Его приговорили к 50 рублям штрафа, и будущий консул смог доучиться в университете. 

В 1874 году Стравинский стал помощником присяжного поверенного. 

В том же году после открытия окружного суда в Екатеринбурге стал адвокатом и работал на Урале. В 1897-м была образована иркутская судебная палата. 

И Стравинский был переведён судебным поверенным в Иркутскую губернию. Он всегда отличался большим усердием и рвением в делах. В городе, как личность активная, Мечислав Станиславович взял на себя много общественных обязанностей. В 1898-1899 годах он становится председателем Римско-католического общества, почётным блюстителем городского нагорного училища, пробовал себя в драматургии: в 1901 году в Санкт-Петербурге опубликована его пьеса «В погоне за славой»

– Немного времени спустя к нему пришла большая слава – в 1907 году он был избран председателем совета присяжных поверенных и пробыл в этой должности до 1912 года, – замечает Воронов. – Сразу после начала первой мировой войны Стравинский был избран членом иркутского отдела общества Российского Красного Креста, в том же году состоял членом иркутского губернского попечительства детских приютов. В 1914–1919 годах его избирали гласным иркутской городской думы, а в 1918 году он даже исполнял обязанности городского главы.

Но помогал он родине и в необычном качестве – в мае 1914 года государь-император Николай II признаёт его бельгийским нештатным консулом в Иркутске. За время выполнения обязанностей нештатного консула ему удалось оказать помощь народу Бельгии, завоёванной на тот момент Германией. В ноябре 1914 года нештатный консул организовал сбор денег среди иркутян в пользу пострадавших жителей Бельгии. В итоге пожертвования составили 3609 рублей – огромная сумма по тем временам.

Несмотря на то что ситуация в стране коренным образом переменились после революции 1917 года, авторитет Мечислава Стравинского сохранялся. От гласных иркутской гордумы он избрался в комитет общественных организаций Иркутска. И по его представительству бельгийский король Альберт I пожаловал иркутянину Михаилу Малахову «Золотой крест» первой степени – так была отмечена его выдающаяся храбрость по охране бельгийского консульства в Иркутске 18 декабря 1917 года. Последняя информация о деятельности бельгийского консула относится к июню 1919 года, когда Мечи­слав Станиславович решил под своим председательством издавать газету «Славянского общества». В качестве благотворительных средств на проект было собрано 75 тыс. рублей и ещё 100 тыс. ожидалось. Но затем произошли серьёзные перемены в его жизни, связанные, судя по всему, с общей политической ситуацией в стране.

– Мне удалось обнаружить документы от 1920 года, согласно которым Стравинский просил у советской власти вернуть реквизированное у него имущество. При этом в документах его уже называли бельгийским подданным. Дальнейшая судьба этого человека известна со всей очевидностью – он эмигрировал в Бельгию. Дальше следы Стравинского теряются, – говорит Илья Воронов.