В куклах таких сюжетов с ходу я могу назвать два: вечный Петрушка, оппонент всякому здравому смыслу, и вертепное действо – с Рождеством, Иродом, чудесным спасением и наказанием злодейства. Без конца готов смотреть вертепщиков и Петрушку. И здесь и там открывается бездна изобразительных и думательных возможностей. 

Набрести на новый сюжет, отзывающийся вечностью, позволяющий думать и говорить о самом главном в себе, – редкая удача. Кажется, такая удача для иркутского режиссёра-кукольника Юрия Уткина – встреча со сказкой Николая Лескова «Маланья – голова баранья». Также есть ощущение, что это открытие для всего сообщества кукольников: предвижу много вариантов «Маланьи» на разных сценах.

У Лескова – гигантская, невероятная даже для великой русской литературы ёмкость слова: на трёх страничках сказки – весь мир, вся жизнь. И слово, способное дойти до людей всех возрастов, – если найти для него точный звук и краску. 

«Маланья – голова баранья». Так прозвали её потому, что считали глупою, а глупою её почитали за то, что она о других больше, чем о себе, думала». Смотрите – немногими словами нарисовано одиночество живой души среди людей. Если – что очевидно – речь идёт о среднерусской деревне, то вряд ли там разводят баранов, и потому эта кличка для блаженной Маланьи – чистое ругательство. И тут же, от противного, чёткое обозначение приоритетов её односельчан: чтобы выгодно было. А кому нужны ребятишки-сироты – Ерашка без рук и Живулька без ног? Только нерасчётливой дуре Маланье, которой и самой есть нечего. Да и жить ей негде: приютилась с ребятишками в гнезде на дереве, между небом и землёй.

Спектакль Уткина называется ещё по одному персонажу: «Живая душа». Живая душа на костыльках всю жизнь не может найти живую душу среди людей. Только Маланья и его, старика неприкаянного, приютит. А он вымолит у Бога то, что она хочет. А она хочет жизни для своих ребятишек убогих и чтоб Смерть за порогом присохла. 

Дальше Лесков: «Ушёл старик, а Смерть вот тут же и жалует; наряжена богатой казачкой в парчовом шугае с золотою пикою, юбка штофная. На боку стальная коса на золотой цепочке, чеканной на манер мёртвых костей человеческих, вся рожа накрашена, чёрные зубы во рту белым платочком заслоняет и в избу просится». 

Лесков здесь подробно описал персонажа из иркутского спектакля, как бы нарисовал его для Уткина и художника из Хабаровска Натальи Павлишиной. Художник, с которой Уткин работает не в первый раз, на «Маланью» откликнулась истово: «Это – моё!»

И Смерть, и другие персонажи – планшетно-скульптурные куклы. Тут, по замыслу режиссёра и художника, – шлейф вертепа: персонажа можно разглядеть как архетип. Материал кукол – дерево: правда во всём, реальное ощущение фактуры. Самая трудная – Маланья. Она не красавица, не старуха. Она – светится! Пространство не бытовое – обрядовое; живые актёры в народном обряде, с народной живой музыкой. Звук спектакля – четырёхголосый русский канон (педагог по вокалу А. Харитонова); музыкальные инструменты – глиняные свистульки, шелест сухих ветвей, трещотки и колокольчики, поющие медные чаши с водой.

Исполненное желание Маланьи (Смерть присохла) – ей же и людям испытание: дурь и свинство стали бессмертны. Смерть – единственный угомон безобразию. И Маланья её отпускает (ребятишкам её к тому времени по сто лет, и они тоже уходят).

И приходит Смерть к Маланье (теперь Смерть не бравая казачка, а деловитая белая швабра), но приходится ей отступить: «Ты не моя – нет твоего имени в моём приказе: любовь не умирает. Ты доживёшь до тех пор, когда правда и милосердие встретятся и волк ляжет с ягнёнком и не обидит его». 

Вот она, простая и гениальная правда коротенькой лесковской сказки: Маланья – голова баранья – это бессмертная Любовь, самая суть жизни.

Пространство русской притчи в иркутском спектакле обрамлено холстяным небом, которое дано нам: оно от колосников спущено в зал, а в финале поднимается, собирая с собою божественное дерево Маланьи.

И детский и взрослый зритель любопытно реагирует на этот новый вертеп: зал умолкает, тишина до финала, и тут дети – «бараньи головы» – вскакивают и притопывают под многоголосье, трещотки и свистульки со сцены.

У них правда.