издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Особый взгляд Ребекки Узель и Жюльет Казанав

Заниматься авторским документальным кино тяжело в любой стране. Россия не исключение. Самые большие проблемы – это финансирование и дистрибуция. Преподаватели сценарной резиденции проекта EURASIADOC («Евразия Док») французские документалисты, продюсеры Ребекка Узель и Жюльет Казанав уверены: документальное кино необходимо развивать там, где меньше возможностей. Главное – найти особый взгляд, сердце будущего фильма. О трудностях и перспективах документального кино, его свободе и реалистичности беседовала корреспондент газеты «Конкурент» Мария Ковальская.

С Жюльет и Ребеккой я встретилась в последний день их пребывания в Иркутске. «Маша, вы босс, – смеялись француженки, усаживаясь в автомобиль, – мы вам пол­ностью доверяем». Мы начали путешествие с поездки на Байкал, потом были позная, музей декабристов, вечерняя служба в Знаменском монастыре, прогулки по вечернему Иркутску и разговоры о кино. Только прощаясь с Ребеккой и Жюльет, я поняла, что прогулка по Иркутску стала для них моим особым взглядом.

– Жюльет, Ребекка, скажите, как возникла идея сценарной резиденции? 

– Всё началось с известного французского режиссёра-кинодокументалиста Элен Шатлен, – начала рассказ Ребекка Узель. – Она много снимала в России, неоднократно бывала в Иркутске. Элен решила, сделать проект, который позволил бы ей передать накопленный опыт, развивать авторское документальное кино в России и особенно в Сибири. Она активно искала партнёров. Вместе с организаторами известного французского фестиваля документального кино, заинтересованными в развитии авторского направления в Европе, Африке и других странах мира, Элен провела три первых сценарных резиденции. Она очень хотела работать в Иркутске, но, к сожалению, не получилось и мастерские прошли в Красноярске. Три года назад мы подали проект «Евразия Док» в Европейский союз, он объединил Россию, Кавказ и Центральную Азию. В Иркутске состоялась уже третья сценарная резиденция, до этого мы работали в Перми и Новосибирске. 

Решение о проведении резиденций вдалеке от столиц было для проекта принципиальным. Нам было интересно развивать кино там, где меньше возможностей. В Москве и Питере всё и так есть. В этом году мы получили много заявок на российскую резиденцию. Были интересные проекты, связанные с темами миграции, поколений. Страна и общество сильно меняются, кино становится возможностью понимания и осмысления происходящих процессов. 

– Ребекка уже сказала, – включается в разговор коллега по цеху ­Жюльет Казанав, – что для нас важно развивать кино не только в столицах, но и в провинциальных городах. Эта идея впервые появилась у Жан-Мари Барба, который родился в маленьком городке Люсас на юге Франции. Он сказал себе, что в этом городке обязательно будет документальное кино, и добился огромного успеха! Теперь в Люсасе проходит один из самых известных фестивалей документального кино, в нём участвуют кинематографисты со всего мира. Мы пытаемся здесь организовать что-то похожее.

– А из Иркутска заявки были?

– Оценка проектов происходит в два этапа, – продолжает Жюльет. 

– Я участвовала уже во втором. Сначала из ста проектов отобрали тридцать, из них девять, авторы которых и стали участниками резиденции. Из Иркутска и области во второй этап прошли три проекта. Нам было бы очень приятно поработать с иркутянами, но на эту резиденцию мы не смогли отобрать их заявки. Существует реальность, связанная с производством фильма. Резиденция длится всего две недели. Это время, которое мы работаем с участниками, помогаем им довести их работы до убедительного для продюсеров уровня. К сожалению, проек­ты, представленные Иркутской областью, не были в нужной степени зрелости. Мы надеемся, что у нас ещё будет возможность поработать с проектами из этого региона. 

– Какова основная миссия резиденции?

– Наверное, я начну, – улыбается Ребекка. – На резиденцию авторы приезжают с проектами на разных стадиях готовности. Главное, чтобы в идее или отснятом для фильма материале был особый взгляд на мир. Наша цель – помочь авторам найти сердце фильма, его главную особенность. Это помогает развитию, прохождению всех этапов – написанию сценария, съёмке, монтажу. За время работы проект может сильно изменяться, поскольку документальное кино – это реальность, которая постоянно меняется, дарит или забирает. Необходимо стать открытым, чтобы принимать то, что тебе реальность даёт, но, несмотря на все перемены, сердце проекта, всегда остаётся. 

– Я бы хотела добавить, – поддерживает Жюльет. – Надо понимать, что сегодня любой человек почти в любой стране мира может купить бытовую камеру и делать кино. Снимая документальное кино, мы снимаем реальность. Многие люди думают, что для кино достаточно включить камеру и нажать кнопку. Это не так. Для того, чтобы снимать документальное кино, необходимо понимать, какой кусочек реальности ты хочешь показать другим. Чтобы его выделить, необходимо задать себе множество вопросов, найти средства. Прежде чем снять фильм на камеру, его необходимо придумать в голове, затем написать и только потом – снять.

– На резиденции вы учите писать или снимать?

– В этот раз на резиденцию попали настоящие профессионалы. Не всегда так получается. Мы учим писать, но и занятия с камерой тоже есть, – делится с «Конкурентом» Ребекка Узель. – Это помогает развитию, помогает смотреть на привычные вещи другими глазами, заставляет думать. Мы не учим технике – за две недели невозможно научить делать документальное кино с нуля. Мы учим тому, как придумать и написать один фильм. У нас нет шаб­лона или универсального рецепта, по которому стоит снимать документальное кино. Мы стараемся понять идею, помочь найти для неё оптимальную форму и передать зрителю. Форма для нас связана с содержанием. Мы говорим с авторами о силе их проектов, о тех вещах, которые они сами в них ещё не чувствуют. Это как зёрнышко, над которым мы вместе шаманим: «Ну рас­ти, расти!». 

– Мы выступаем в качестве зеркала, – высказывает свою точку зрения Жюльет, – зеркала, которое отражает рассказы авторов. Это помогает участникам увидеть фильм, который они получат на выходе, сравнить его с первоначальной идеей. Нам не важно, что пережил автор. Мы пытаемся увидеть его взгляд, а не личность. Иногда надо разобраться с человеком, чтобы понять его замысел, но это не тот случай.

– Как вы пришли в кино?

– Я закончила исторический факультет в Париже. Получила стипендию для написания диссертации и поехала в Москву. Первый год аспирантуры я прожила в России, собирала материал для диссертации, которую так и не закончила, – смеётся Ребекка. – Занималась исследованием образов, работала с исследовательской группой «Серая память на Востоке». Они изучали историю Советского Союза, лагерей. Мы много разговаривали с людьми, записывали их рассказы, снимали на камеру. После завершения экспедиции я вернулась во Францию и написала сценарий, хотя раньше никогда этого не делала. Так началась моё кино.

– Моя история очень похожа,– продолжает Жюльет Казанав. – Я тоже училась на историческом факультете, изучала историю искусства, но больше всего меня интересовало кино. Мне всё время хотелось поменяться местами и оказаться на другой стороне, не в зрительном зале, а за камерой. Поэтому я поступила в киношколу в Берлине. Я снимала игровые короткометражки, но чувствовала себя не в своей тарелке. Есть в игровом кино какое-то принуждение, как будто ты обязан что-то делать. Благодаря фильму «Без солнца» Криса Маркера я поняла, что документальное кино – это полная свобода. Мне тоже захотелось быть в сфере, где есть полная свобода. В Берлине я сняла два документальных фильма, потом вернулась во Францию и стала работать на телеканале «Аrte». Это как телеканал «Культура» по-французски, он мне очень подошёл.

– Что для вас документальное кино?

– Документальное кино – это кино, в котором есть свобода, особый взгляд на мир, – соглашается с коллегой Ребекка. – Кино даёт возможность смотреть на мир с той точки зрения, которая меняет не сам мир, а взгляд на него людей, взгляд на тот сюжет, который ты выбираешь. Хорошее документальное кино – это опыт для зрителя.

– Мне кажется, – подхватывает Жюльет, – в художественном кино ты всё время вынужден следовать правилам, в том числе и финансовым. Тебя принуждают быть правдоподобным. Ты придумываешь героя, снимаешь про него историю, и на экране он должен выглядеть настоящим. В документальном кино такой вопрос не стоит, поэтому ты свободнее. 

Мне кажется, неважно, документальное это кино или игровое, важно знать, что и как автор хочет сказать, зачем зритель приходит в кино. Есть люди, которые ходят в кино развлечься или развеяться. Они идут, чтобы освободиться, выбросить всё из головы, дойти до пустоты. Я же иду за наполнением, чтобы во мне стало больше. В кинотеатре я хочу прожить все те жизни, которые мне не суждено прожить самостоятельно. Это такое место, где я могу пережить всё на свете. Недавно я смотрела фильм Сокурова «Мать и сын». У меня две дочери, и благодаря режиссёру я смогла прожить то, что для меня невозможно, – отношения с сыном. Это невероятно!

– Документальное кино – это исследование или повествование?

– Документальное кино – это всё на свете. Это очень разное кино. Меня интересует то, что роднит абсолютно разные вещи, импульс, который заставляет человека снимать. Все люди живут в одном мире, но есть вещи, которые один видит, а другой – нет. Мне интересен взгляд другого человека. Автор выбирает особый маленький кусочек, который он решает показать, который я без его помощи никогда не увижу. Мне интересна точка зрения автора, ведь именно так рождается авторское кино.

– Интернет влияет на кино?

– Мне кажется, что телеканалы и кабельное телевидение чувствуют серьёзную опасность со стороны Интернета. Это заставляет их менять отношение к документальному кино, искать новый формат, который будет интересен широкому кругу зрителей. Разрыв между телеканалами и кинематографистами сущест­вует во Франции последние пять лет. Первые хотят больше документальных фильмов, которые привлекают публику. Вторые не видят себя в системе, которая накладывает слишком много ограничений и обязательств. Авторское документальное кино на телевидении на грани исчезновения, режиссёры ищут другие возможности – снимают малобюджетное кино с прокатом на фестивалях, делают совместные международные фильмы, собирая бюджет в нескольких странах. Если смотреть на происходящее с позиции зрителей, то мне кажется, что многие стали уставать от сериалов, игр и ток-шоу, которыми забит эфир. Публику не удовлетворяет то, что ей показывают. Люди ищут новые ресурсы, одни идут в Интернет, другие в кинотеатр. 

– Интерес к авторскому кино возрождается?

– «Золотой век» документального кино во Франции пришёлся на 1990-е годы. По телевизору показывали огромное количество авторских фильмов. Идея телевидения была в доступности, в демократичности распространения информации. Сейчас переломная эпоха. Демократическую роль телевидения берёт на себя Интернет с той лишь разницей, что в Сети необходим активный подход. Чтобы посмотреть кино, нужно его найти. Возникает противоречие: как человек будет искать то, о чём он не знает? Получается, что документальное кино могут посмотреть только те, кто про него знает. Нельзя отказываться от телевидения пока эта возможность есть, нельзя сдавать «высоту» соперникам. 

– Европейскому зрителю интересно русское документальное кино? 

Для нас важно развивать кино не только в столицах,
но и в провинциальных городах

– Заниматься авторским документальным кино тяжело в любой стране, – уверена Ребекка Узель. – Россия не исключение. Конечно, ситуация меняется, но не так быстро. Есть проблемы финансирования, дистрибуции. «Евразия Док» помогает развивать сеть независимых режиссёров и продюсеров, помогает найти ко-продюсеров во Франции и Европе. Важно, чтобы российские режиссёры могли самостоятельно снимать и показывать кино, в том числе за границей. Россия переживает социальные и политичес­кие перемены. Документальное кино позволяет фиксировать эти процессы, думать о том, как и что происходит. В июле готовые проекты иркутской резиденции, резиденций, прошедших на Кавказе и в Центральной Азии, поедут в Ереван. Там они встретятся с европейскими продюсерами, а некоторые, возможно, получат финансирование. Продвигать русские фильмы очень сложно. Французы предпочитают кино, снятое во Франции или Европе, мало кто хочет рисковать. Продюсерам нужна уверенность в фильме, режиссёре, качестве его работы, поэтому найти деньги на первый фильм тяжело.

– Я пытаюсь встать на скользкий лёд, – улыбается Жюльет, – но всё же попробую. Мне кажется, что в головах европейцев существует уверенность в том, что Россия – кинематографическая держава. Это с одной стороны, а с другой – наблюдается повышенный интерес к событиям, которые происходят в стране. Есть любопытство, интерес, а вот средства на производство – это уже другой вопрос. 

– Вы сказали, что проект «Евразия Док» работает на Кавказе и в Центральной Азии. Почему вы выбрали Россию? 

– Я занималась документальным кино, говорила по-русски. Элен Шатлен предложила мне поехать на одну из резиденций в Красноярск. 

Я согласилась,– вспоминает Ребекка Узель. – Среди проектов был фильм, который мне очень понравился, я стала его продюсером. Сейчас я почти не снимаю, больше занимаюсь продюсерской работой, продвигаю русские фильмы. Многие фильмы, которые я продюссирую, нахожу на резиденции.

– А у меня личный ответ,– подхватывает Жюльет. – Создавать фильм – значит делиться, это очень похоже на преподавание, это обогащающий опыт. Мы обмениваемся, делимся жизненными и профессиональными знаниями. Возвращаясь, каждый везёт в багаже что-то новое. Для меня это Россия. Прошлого, связанного с этой страной, у меня не было, но Россия меня завораживает! Мне кажется, здесь есть что-то важное, которое я должна найти. Вот я и ищу!

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры