«Имя Михаила Михайловича Сперанского для истории нашего региона, истории России и Европы более чем значимое, – говорит профессор. – Сперанский был признанным европейским дипломатом, блестящим, по-европейски образованным юристом. В историю России он вошёл не только как создатель полного собрания законов Российской Империи, но и как один из наиболее видных реформаторов первой четверти XIX века, преобразования которого до сего времени очень сложно оценить». Реформы Сперанского, по мнению профессора, нужно рассматривать с двух позиций. Первая – значение этого труда для современников реформатора. Вторая – значение для нас, ныне живущих. Дамешек напомнил: именно сегодня проблема взаимоотношений центра и регионов стоит очень остро не только в России, но и в Европе, к примеру в Венеции и Италии, Каталонии и Испании.

– Каким образом работы Сперанского могут быть экстраполированы на современные события? 

– Самым прямым. Сперанский, по сути, является родоначальником российского регионализма. То есть он взял на себя труд оценки той совокупности региональных особенностей, которые необходимо было учитывать в XIX веке имперскому центру, в XXI – федеральному центру России. Волею судьбы приложением его сил стала Сибирь. Российское государство формировалось непросто, как единое государство оно возникло в конце XV века. Но тогда речь о регионах не шла, это была страна достаточно обширная по территории, но скорее моноэтничная и в основном располагающаяся на территории Европейской России. На запад было двигаться некуда – выход к Балтийскому морю закрывал мощный в экономическом и военном отношении Ливонский орден. Страна невольно двигалась на восток, в сторону Волги и Казани, а потом и Сибири. В лоне российского государства оказался целый сонм народов, которые по своим культуре, менталитету, психологии и религии существенно отличались от так называемого «великорусского населения». Речь, по моему мнению, не шла о вторжении, но это не было и добровольным вхождением. Это было присоединение, которое включает и военный аспект, и акт доброй воли. К концу XVII века, по сути, вся Восточная Сибирь была включена в состав российского государства. И тогда стало ясно, что управлять такой обширной и отдалённой территорией из имперского центра, Санкт-Петербурга, на основе общих законов империи невозможно. Впервые это было признано в середине XVIII века Екатериной II, но именно только признано. Такая система управления приводила к неприятным коллизиям, в том числе и к стремлению Сибири к сепаратизму, в чём, собственно, был обвинён первый сибирский губернатор князь Матвей Гагарин, впоследствии казнённый. В 1819 году после многочисленных жалоб Александр I принял решение о замене сибирского губернатора Ивана Пестеля, отца декабриста Пестеля. О Иване Пестеле ходила шутка, будто бы он обладал «прекрасным зрением» – в течение 12 лет управлял Сибирью, почти не выезжая из Санкт-Петербурга. Именно тогда выбор Александра I пал на Михаила Сперанского. К тому времени Сперанский познал и величайший взлёт, и горечь падения. 

– С чем была связана его отставка в марте 1812 года?

Сперанский прибыл в Иркутск летом 1819 года, а покинул город в 1821 году

– Сперанский – из «жеребячьего сословия», так в России называли выходцев из низшего духовенства. Он не был дворянином, это сын дьячка, который собирался, как говорили его недруги, «лазить по колокольням и звонить в колокола». На самом деле благодаря своему исключительному трудолюбию и в высшей степени незаурядным способностям он сделал блестящую карьеру при Александре I. Александр I – наиболее образованный император из всей династии Романовых, это факт. И он не случайно сделал ставку на Сперанского. Михаил Михайлович разработал величайший документ: «Введение к уложению государственных законов». Он настаивал на введении в России двухпалатного парламента по английскому образцу. Если бы этот план был утверждён, то никакого 1917 года у нас бы не было, а Россия в начале XIX века имела бы возможность пойти по пути английского парламентаризма. Сперанский впервые предложил устраивать экзамены на право занятия государственных должностей, сейчас к этому в России также пришли. Но в те годы это вызвало большое недовольство, особенно у крайнего правого дворянства. Критиком Сперанского, как ни странно, стал блестящий литератор и историк Карамзин. Он был большим консерватором по своим общественным и политическим взглядам. Карамзин составил «Записку о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой убеждал царя, что реформы не столько полезны, сколько опасны. Около десятка лет прошло с тех пор, как Александр I запятнал руки в крови собственного отца. Призрак переворота в случае, если царь согласится на реформы Сперанского, замаячил очень явственно. Сперанский был отставлен от всех должностей, а позже отправлен в ссылку в Пензу. Там-то его весной 1819 года и застал указ Александра I о назначении генерал-губернатором Сибири. 

– Он ведь в Сибирь совсем не хотел?

– Конечно. Он был гражданским губернатором хоть и в Пензе, но всё же в европейской части России. Сперанский отлично понимал, что многие до него в Сибири сломали шею. Что он мог ожидать от этого назначения? Только трудности. Но он понимал и другое: работа в Сибири – единственный путь возвращения в столицу на абсолютной новый уровень. 

«В скромной фуражке, без всяких знаков отличия»

Сперанский прибыл в Иркутск летом 1819 года, с возвышенности в Глазковском предместье он впервые осмотрел город. Вид освещённого Иркутска произвёл на него сильнейшее впечатление – сотни огней зажгли в честь приезда нового генерал-губернатора. В районе понтонного моста его ждали все чиновники. «На переправе через Ангару гремел оркестр, а среди огромного стечения народа выделялся губернатор Трескин с чиновниками в парадных мундирах и орденах. В дневнике Сперанский так описал впечатления о приезде: «Вид освещённого города из-за реки был великолепен», – приводят цитату авторы книги «Иркутский край. Четыре века». Сохранился дом, в котором жил Сперанский во время двухлетнего пребывания в Иркутске. Он находится по адресу: улица Октябрьской революции, 11б (в то время Белый дом ещё не был резиденцией генерал-губернаторов. Сперанский жил у купца Кузнецова). В доме, расположенном недалеко от Ушаковки, сегодня находится Иркутский областной художественный фонд. Впоследствии старики вспоминали, что в любую погоду можно было увидеть генерал-губернатора в обычной шинели, в скромной фуражке, без всяких знаков отличия, без охраны, который, заложив руку за спину, гулял вдоль Ушаковки и что-то обдумывал. «Вряд ли в этом человеке можно было узнать политика, за которого Наполеон предлагал Александру I отдать любое из принадлежащих ему государств Европы. Наполеон очень ценил Сперанского, он был поражён «Введением к уложению государственных законов», – говорит Лев Дамешек. 

Жил Сперанский очень скромно. Как высшее лицо, он должен был принимать участие в балах и маскарадах. Впрочем, это его не тяготило, а давало пищу для размышлений, которые он излагал в великолепных письмах дочери. Сперанский писал: «…завели собрания, где раз в неделю, по воскресеньям, танцуют. Кто же? Большей частью купчихи и их дочери. Я, например, польский веду со старухою, одетой в глазетовую юбку и шушун и повязанной платком. И, тем не менее, всё идёт чинно и весело. Они сроду так свободно и приятно не жили». «У нас маскарады прекрасные. Это сущая история наших диких костюмов. Тут китайцы, японцы, шаманы, и бог знает чего здесь нет, и всё одето с большой тщательностью, и всё весьма благопристойно. Число людей не менее пятисот». 

Для чиновников появление Сперанского ничего хорошего не предвещало. За два года он сумел провести ревизию, вскрывшую чудовищные злоупотребления, в которых были замешаны более шести сотен чиновников. В частности, под суд был отдан губернатор Николай Трескин. «В литературе о Трескине остались противоречивые заметки. Он, конечно, был казнокрадом и самодуром, – замечает Лев Дамешек. – Но если мы посмотрим на конфигурацию улиц Иркутска, – это заслуга Трескина. Трескин показал себя великолепно в деле помощи в Отечественную войну 1812 года, в городе собирались огромные пожертвования. Декабристы отмечали: Трескин сумел приучить к хлебопашеству кочевых бурят». Но Сперанский отзывался о Трескине весьма пренебрежительно. Уже спустя год генерал-губернатор доложил царю, что его работа в Сибири исполнена, однако задержаться пришлось ещё на год. 

– Может быть, два года – это слишком малый срок, чтобы говорить о каком-то серьёзном вкладе Сперанского в развитие Иркутска?

– Это неверно. Здесь, в Сибири, Сперанский разработал основы своей знаменитой сибирской реформы 1822 года. После его приезда в этом году в Санкт-Петербург был образован Сибирский комитет. В него вошли все высшие чиновники того времени, вся элита во главе с Александром Аракчеевым. Сперанский через этот комитет блестяще провёл свои нововведения, и в июне 1822 года они были мгновенно утверждены. Эта реформа с юридической точки зрения поражает своей тщательностью даже для сегодняшнего дня. Четыре тысячи статей законов – это просто великолепно! Важнейшие из них два. Первый – «Сибирское учреждение», по которому Сибирь была разделена на две территории – Восточную с центром в Иркутске и Западную в центром в Тобольске. Второй – «Устав об управлении инородцев» 1822 года, великолепный по своей тщательности и вниманию к национальным особенностям. Впоследствии действовала норма, когда каждый новый закон империи надо было согласовать с «Сибирским учреждением» 1822 года. Сибирь вплоть до начала XX века жила по этим законам. Я думаю, когда реформы продуманы и сделаны в интересах конкретного края, они всегда живут очень долго. Была ещё одна удивительная деталь, которой не было ни в одной губернии Европейской России. Это создание так называемых губернских, или областных, советов в противовес губернаторской и генерал-губернаторской власти. Советы были созданы и при гражданском губернаторе, и при генерал-губернаторе во всех уездах. Формировались они отчасти по выбору, отчасти по назначению и были призваны удержать высших чиновников от самовластия, от самодурства, если хотите. Существование советов всегда оспаривалось вновь назначаемыми генерал-губернаторами: они не хотели никакого контроля над собой. Только в конце 80-х годов XIX века правительство смогло отменить эту норму закона. 

– Существует мнение, что советы не были действенными…

– Да, есть разные точки зрения. Но не стоит забывать: довольно часто советы высказывали мнение, противоположное мнению генерал-губернатора. Генерал-губернаторы во времена Александра I – это не самодуры в большинстве случаев. Это были высокообразованные, разумные люди, которые сделали свою карьеру не на паркетах Санкт-Петербурга, а чаще всего на полях сражений с Наполеоном. Три портрета иркутских генерал-губернаторов находятся в Эрмитаже, в галерее героев войны 1812 года. Некоторые были не раз ранены, принимали участие в важнейших сражениях – при Аустерлице, Бородино, Лейпциге. Имели георгиевские кресты, шпаги за храбрость. И многие понимали: самодурство действенно, но поиск консенсуса намного правильнее и эффективнее. Если бы они не искали консенсуса, вряд ли состоялись бы экспедиции Муравьёва-Амурского на Дальний Восток, вряд ли был бы открыт в Иркутске Восточно-Сибирский отдел Императорского Русского географического общества. ВСОИРГО – это интеллектуальная элита Иркутска. А ведь открыт Сибирский отдел общества был при Николае Муравьёве-Амурском, а музей ВСОИРГО – при генерал-губернаторе Дмитрие Анучине. Что же касается «Устава об инородцах», то он выгодно отличал политику имперской России в отношении инородцев Сибири, от политики, к примеру, США. Народы Сибири по этому «Уставу…» сразу признавались подданными, а значит, платили определённые налоги. Пусть они платили меньше, но платили! Земли, на которых жили, к примеру, буряты, за ними и оставались. В США земли у индейцев выкупались, а люди сгонялись в резервации. Налогов они не платили, то есть не считались гражданами. Не зря в начале ХХ века буряты боролись за сохранения этого «Устава…», он был в их интересах!

– Как Сперанский относился к декабристскому движению?

– Вопрос любопытный. Многие декабристы, видя в нём либерала, каковым он и был, прочили ему или руководство, или членство в новом правительстве после того, как они прийдут к власти. Но сам Сперанский об этом не знал, никогда не давал на это согласия. Более того, впоследствии он принял участие в суде над декабристами. Николаю I он служил совершенно осознанно, служил честно. Николай I, надо сказать, довольно долго Сперанскому не доверял, тем более что следственные материалы говорили: декабристы делали на него определённую ставку. Но Сперанский показал себя и был назначен во второе отделение собственной Его Императорского величества канцелярии, которая как раз и занималась кодификацией законов. 

«Одно из ярчайших имён российской бюрократии»

Здание по Октябрьской революции – самый известный памятник в Иркутске, связанный с именем графа Сперанского

По мнению Льва Дамешека, одна из важнейших причин устойчивости Российской Империи заключалась в том, что принцип регионализма, заложенный Сперанским, всегда соблюдался вплоть до конца XIX века. Когда в 1821 году Сперанский уехал из Иркутска, он возглавил колоссальную работу по кодификации российского законодательства. Один из «Сводов…» хранится в научной библиотеке ИГУ. Только два университета – Иркутский и Томский – в Азиатской России имеют такие раритеты. Это сорок бесценных фолиантов. Сперанский за ту работу получил титул графа, государственные награды. Похоронен он в Александро-Невской лавре. «На протяжении 25 лет моя работа была связана с архивами в Ленинграде, – говорит Лев Дамешек. – Все эти 25 лет в свободное время я, гуляя по городу, заходил в Александро-Невскую лавру… И каждый раз, когда бывал на могиле Сперанского, видел там всегда свежие гвоздики, даже зимою». 

«В связи с исполнившимся на днях 75-летием со дня смерти графа Сперанского уместно вспомнить, что во время празднования пятидесятилетия со дня его смерти городской думой было принято решение соорудить памятник гр. Сперанскому на Тихвинской (Сперанской) площади, – писала иркутская газета «Сибирь» в феврале 1914 года, столетие назад. – С тех пор минула четверть века, а городское управление до сих пор не осуществило своего постановления…». На февраль 1914 года собранный на памятник капитал составлял 21 951 рубль 72 копейки, причём 21 900 рублей уже были отданы в ренту, сообщала газета. Но посланные подписные листы на увеличение капитала в управу «возвращались чистыми». Гласный Жарников предлагал даже поставить памятник Сперанскому, освещённый электричеством. Но ничего не получилось. Денег не собрали. Прошло столетие с этой статьи в сибирской газете, а памятника Сперанскому в Иркутске как не было, так и нет. 

– Вспоминаются слова самого Сперанского: «В положении моём есть нечто таинственное, нечто суеверное». Ведь ничего особенного нет в том, чтобы поставить простой памятник достойному человеку. А вот не выходит, и всё!

– В России почему-то вообще нет памятников Сперанскому, единственный памятник ему – это его могила. В Иркутске только одна структура – Институт регионального законодательства и правовой информации – носит имя Михаила Михайловича Сперанского. Научный руководитель института профессор Виктор Игнатенко сделал абсолютно правильно, дав структуре имя этого достойного человека. Стоит обсуждения вопрос, какое имя должна носить площадь имени Кирова, уж, во всяком случае, не имя революционера, убитого обиженным мужем, как сейчас уже доказано. Пусть обсуждаются варианты, какой должна быть площадь – Тихвинской, Сперанской… Но памятник Сперанскому должен быть поставлен в Иркутске. Это одно из ярчайших имён российской бюрократии, ярчайших!

– Один из аргументов противников установки памятника – Сперанский пробыл в Иркутске очень короткий срок. 

– Дело не в том, сколько он пробыл, а в том, что он сделал. Михаил Михайлович проделал колоссальную работу. Он отучил сибиряков бояться власти и постарался приучить к мысли, что они тоже власть. Накануне прибытия Сперанского местное начальство приказало отобрать у жителей перья и бумагу, чтобы те не писали жалобы. И тем не менее после приезда Сперанского жалобы посыпались как из рога изобилия. Была скуплена вся гербовая бумага! Он способствовал возрождению духа сибирского общества. А общественное мнение – великое дело. Я понимаю, что во времена Сперанского интеллигенции, которая формирует такое мнение, здесь было немного. Но тем не менее он дал толчок, мощнейший толчок, который сделал наш город таким, каким мы его сейчас любим. Очень печально, что спустя столько лет мы не только не поставили памятник этому выдающемуся человеку, но ещё и завязли в бесконечных обсуждениях: а нужно ли это? Я надеюсь, памятник Сперанскому в Иркутске всё же будет.