Советские методы неприемлемы. У нас демократия

В конце прошлого года Законодательное Собрание Иркутской области передало полномочия по отлову бродячих животных с областного на муниципальный уровень. Мэрии было выделено 9660 тыс. рублей на отлов 2,4 тыс. животных – собак, щенков и кошек. На днях на сайте госзакупок была озвучена информация о проведении аукциона по определению подрядчика для выполнения работ по отлову, транспортировке и передержке животных. Собственно аукцион состоится 11 апреля. 

– Начнём с середины. Что значит «областное правительство передало полномочия мэрии»? Ведь вы и в прошлом году проводили аукцион, определяли, кто будет отлавливать животных, было отловлено несколько тысяч… То есть эти полномочия у вас и так были?

Владимир Чубук: «Я категорический противник того, чтобы собак выпускать, потому что тогда зачем вся наша работа? Наша задача – чтобы их не было на улицах»…

– Наоборот – у нас никогда не было таких полномочий, даже было выписано представление прокуратуры, что мы занимаемся не своим делом. Отлов бродячих животных всегда находился в полномочиях областной администрации – мониторинг, содержание… Но, поскольку посылы от населения, органов местного самоуправления были обращены к нам, мы были вынуждены этим заниматься. С 1 января нынешнего года вступил в силу областной закон о делегировании полномочий по отлову безнадзорных животных, спущена соответствующая субвенция, то есть выделены деньги на обеспечение этих функций. 

– Если «соответствующая субвенция» спущена только сейчас, то на какие деньги эти работы осуществлялись раньше? 

– За муниципальный счёт. Потому что проблема реально серьёзная. Вообще, даже из других городов приезжают и говорят: «Ребята, ну у вас просто город бродячих животных какой-то!» Ответ на вопрос о причинах очень прост – эта проблема очень запущенна. В советские времена она решалась просто и эффективно, но не по меркам нынешних либеральных времён: закупалась ливерная колбаса, начинялась одним из противотуберкулёзных препаратов, смертельным для животных, и выпускалось соответствующее постановление главного санитарного врача города: «За такой-то период провести отстрел и отравление безнадзорных животных». Потом по городу проезжали бригады спецавтохозяйства, подбирали трупы собак – и вопрос на определённый период закрывался полностью. Подобные «санации» проводились как раз в это время, которое сейчас за окном, – март-апрель, в период гона у собак, когда они максимально агрессивны, сбиваются в стаи и нападают на людей.

– Можно определить тот момент, когда ситуация вышла из- под контроля? 

– Последние несколько лет…

– Несколько – это три, пять, десять? 

– Я думаю, лет пять точно. Ранее такой проблемы не было, потому что она решалась выше описанными методами. 

– Если метод работал, то почему от него отказались?

– Потому что у нас демократия. Сформулировать точнее можно как «неопределённость общественного мнения». Мы слушаем тех, кто кричит громче. Громче кричат зоозащитники. Безусловно, их мнение имеет право на существование и животных действительно надо любить. Но! Зоозащитников меньшинство. Большая часть населения… Я бы население разделил на категории: те, кто к подобным методам относится резко негативно, и есть другая сторона, гораздо более многочисленная, которая высказывается совершенно жёстко. Почитайте недавние статьи про отлов безнадзорных животных на местных сайтах и комментарии к ним. И там мнения однозначные – за десять миллионов можно полностью очистить город от собак, если действовать решительно и жёстко. 

«Я, конечно, вернусь – не пройдёт и полгода…»

Основное место обитания безнадзорных животных –
это гаражные кооперативы, стройплощадки, территории всевозможных складских и производственных баз, помойки школ, детских садов и столовых…

– Что касается мониторинга – можно в каких-то цифрах оценить, сколько сейчас бродячих собак в Иркутске?

– По разным данным – от 7 до 10 тысяч. Я помню, пару-тройку лет назад подсчитали – было тридцать тысяч. Через некоторое время пересчитали – говорили про шесть-семь тысяч. Цифры варьируются, объективные данные получить сложно, и мы ориентируемся в этих пределах – от нескольких тысяч до десятков тысяч. Но животных в любом случае очень много – заявки от населения идут каждый день, их десятки, причём они идут не на одно-два животных, а на стаи. И это только то, что непосредственно беспокоит людей…

– Можно как-то определить «горячие точки» на карте города?

– Основной источник безнадзорных животных – это гаражные кооперативы, стройплощадки, территории всевозможных складских и производственных баз. Также это прикормщики собак…

– Бабушки?

– Да, любители просто кормить. Люди жалуются, а они говорят: «Мы просто их любим». Также это закрытые территории детских садов и контор, куда нет доступа отлавливающим бригадам. 

– А по районам?

– Это весь город. 

Специалисты утверждают, что бродячих собак нужно рассматривать с точки зрения отдельной популяции, взаимоотношения биосистемы и внешнего мира, где для собаки город – это не естественная среда обитания. С этой точки зрения бродячая собака является безусловным социальным злом, которое несёт в первую очередь эпидемиологические риски и только потом – риски психологических и физических травм. Город для собаки – это площадка для жизни и питания, где есть кормовая база и есть среда обитания и размножения. С этой позиции «прокормители» – это детские сады, школы, столовые и помойки. А среда обитания – это гаражные кооперативы, самовольные постройки, разрушенные старые здания, огороженные территории. И живут животные где-то на границе проживания и прокормления. 

Заявки от населения идут со всех районов города равномерно. Но в основном это, конечно, Ленинский и Свердловский округи, а на правом берегу – предместья Рабочее и Марата, там, где частный сектор. Собаки очень часто мигрируют – если стаю проредили, частично отловили, она может уйти, потом вернуться. 

– И что, бывали случаи, когда одну стаю в разное время ловили в разных районах города?

– Я не хочу говорить плохо обо всех, но есть люди, которые делают на этом бизнес. Есть отдельные нечистоплотные организации по отлову собак, которые в одном районе ловят, отчитываются, а потом в другом выпускают, чтобы не возиться с ними. Собаки же не чипированные, к месту не привязанные… Или вообще ловят их в других местах – у нас в прошлом-позапрошлом годах были случаи, когда подрядчик, работавший в близких к Иркутску городах области, отлавливал собак где-то у себя, потом привозил их к нам и говорил: «Я стаю поймал здесь, на Синюшке». Или в Октябрьском округе. А на них же не написано, паспорта у них нет… Поэтому многие отловщики избегают чипирования. 

Проблема не только в том, что собак выпускают недобросовестные отловщики, даже у добросовестных по существующей сейчас практике они содержатся в питомниках на передержке в течение полугода, именно на такой срок хватает выделяемых государством денег. После этого их всё равно вынуждены выпускать обратно…

– Я категорически против того, чтобы собак выпускать – потому что тогда зачем вся наша работа? Наша задача – чтобы их не было на улицах. Мы, органы местного самоуправления, выполняем запросы граждан, и они нам говорят, что собак на улицах быть не должно! Но мнения о том, как их там быть не должно, расходятся. Одни говорят: «Давайте их просто перестреляем». Другие: «Давайте ловить, держать и любить». Третьи: «Давайте по рукам раздавать». Но людей, которые готовы взять собак с передержки – проглистогоненных, чипированных, стерилизованных, – не так много. Основная масса боится – за детей, за женщин, за себя, поэтому на улицах их быть не должно. Да и зачем их выпускать, если они через две недели опять будут источником заразы? 

«Как только появляются дети – меняется восприятие»

– Сейчас начинает устанавливаться неожиданное мнение: нахождение на улицах бродячих собак – это и есть жестокое обращение с животными.

– Животные на улице испытывают стресс, голод, холод, риск быть сбитыми машиной. Они – хищники, они грызутся между собой. И что получается? Мы собаку поймали, полгода подержали в вольере, в тепле, при ветеринарной заботе и регулярном питании. Потом – бах, выпускаем её обратно. А ниша-то занята: как только мы часть популяции забираем с улицы, ниша смыкается мгновенно. Кормовая база заполняется за два-три дня. Мигрирующие стаи видят, что место свободно – оно же столбиками не помечено! Начинают кормиться здесь. Репродуктивная способность у них бешеная – плодятся раз в квартал. Поэтому получается, что проблему нужно решать либо одномоментным изъятием всех собак с улиц и помещением их в питомник – но у нас питомников таких нет. 

Вот вы – крепкий мужчина. Вы догоните кобеля? Да никогда! А те, кто ведёт отлов, бегают с сачком за ними, носятся как угорелые. Использовать дротики со снотворным не очень актуально, снотворное действует не мгновенно. 

– Вы описали один из способов…

– Либо физическое уничтожение. Большая часть населения стоит за него, но его не приемлют зоозащитники. Получается, что мы сейчас деньги потратим, а проблему не решим. То есть эти почти десять миллионов будет потрачено только на выполнение отдельных заявок от населения. 

– Что это за заявки?

– И от людей, которые подверглись нападению бродячих животных, и от тех, кто их видит каждый день. Заявок десятки и сотни… 

– А как выглядит типовая заявка?

– «Улица такая-то, восемь собак – стая бегает. Мой ребёнок мимо ходит в школу. Я – здоровый крепкий мужчина, до того, как появились дети, мне было плевать, я от стаи отмахаюсь да и вообще в основном езжу на машине. А как только дети появились, у меня резко изменилось восприятие ситуации…» А у молодых женщин вообще не остаётся никаких сантиментов в отношении собак. Только у женщины появляются дети, испытывающие всю нагрузку – инфекционную, стрессовую, риск быть покусанным, всё! Они говорят: «Ребята, мне всё равно, что вы будете делать, убирайте их отсюда!» И кричат в трубку… 

– Мы логично подошли к понятию «догхантер». Как вы к этому относитесь? 

– По моим данным, они в Иркутске есть. Сразу определимся: я категорически не приветствую жестокое обращение с животными, я очень люблю собак, у меня есть собака, у отца есть собака. Но отношение к догхантерам у меня двоякое. С одной стороны, это нехорошо с морально-этической точки зрения. Но я тоже смотрю форумы, лазил в Интернете – я психически неадекватных людей там не видел. Давайте определимся с термином: догхантер – это человек, который идёт целенаправленно убивать собаку с какой-то конкретной целью. Догхантеры действуют по социальным соображениям или по личным причинам. И, как бы жестоко это ни звучало, люди пытаются решить то, что не можем решить мы. 

Односторонний симбиоз называется «паразитирование»

– А вот сами собаки – они проявляют только агрессию или могут как-то уживаться по соседству с человеком? 

– Классический пример – курорт «Ангара», где процветает собачий рэкет. Там есть проходная тропинка от столовой, стая окружает женщину и не пропускает, пока она что-нибудь поесть не даст. Собака, которая раз что-то поняла, никогда не перестанет это делать… Или, например, почему стройки для нас проблема? Собак там любят, начинают прикармливать – по разным причинам, например, для охраны стройматериалов. То есть собака начинает выполнять какую-то опцию. За опцию нужно платить – завести хорошую сторожевую собаку, замкнуть охраняемый периметр… А вся цена за стаю бродячих собак – это кастрюльки с едой, за которые собаки ночуют на территории и облаивают посторонних. Стройка закончилась, кастрюльки забрали и уехали. А собаки остались кусать людей – по сути, выполнять свою опцию. Всё. Вот вам временный симбиоз. 

– То есть собаки, попадая на улицу, продолжают выполнять навыки, которые им привили люди? 

– Конечно! В этом-то и опасность. Собака, выполнявшая у человека утилитарную функцию, попадая на улицу, переходит «на тёмную сторону силы». Она становится носителем инфекции, начинает кидаться на людей, и в конечном счёте она права – она хочет кушать. Собака – животное территориальное, если она признала землю своей, ты, заходя на неё, становишься жертвой её охранного инстинкта. 

– Вы упомянули об инфекциях… Насколько опасен этот аспект существования бродячих животных?

– Зооантропонозы – заболевания, передающиеся от животных к человеку, – и их, животных, транзиторная функция, то есть передача этих заболеваний, для меня вообще стоят на первом месте по уровню опасности. У нас есть целый букет инфекций и десятки случаев заражений. Это гельминтозы, паразитарные, бактериальные и вирусные инфекции. Из протозойных инфекций я бы назвал в первую очередь токсокароз. По данным наших эпидемиологов, несколько лет назад – не знаю, как сегодня, – инфицированность детей токсокарозом достигала 70%. Не секрет: все дети едят землю, не специально, а возясь в песочницах, например облизывая руки. А детские площадки и газоны – это обычная среда обитания не только бродячих собак, там и домашних выгуливают. 

– Вернёмся в ближайшее будущее. Выделено около десяти миллионов рублей. На что будут потрачены эти деньги и насколько высоко вы можете оценить эффективность этих вложений? 

– Они будут потрачены на отлов, транспортировку, содержание. Последнее подразумевает кормёжку, клетку, ветеринарное обслуживание. Деньги потратят на отлов 2400 собак, кошек и щенков. И всё. 

– А кто и как определяет эту странную цифру – ровно 2400? И как она высчитывается?

– Размер субсидии определяет законодатель – кто закон выпустил, тот и считает, сколько денег дать. Поделите размер субсидии на количество животных, которых необходимо отловить, и вы получите сумму, необходимую для содержания одной собаки в течение полугода. 

– А потом?

– А потом будем принимать решение. Служба ветеринарии нам говорит: «Нужно отпускать!», а депутаты: «Нет, ребята, вы что, куда отпускать?» У нас стаю поймали здесь же, на улице Марата. Я ходил на работу – меня чуть собаки не покусали, меня лично. Я там больше не хожу – на машине езжу. Как их можно отпускать, что я с ними тут делать буду? Так что через полгода нужно решать проблему – либо мы их пристраиваем куда-то, либо держим в питомниках. Но ёмкость населения невелика – с помощью зоозащитных организаций, за что я им очень благодарен, на руки мы раздаём под роспись сотни, а их – тысячи… 

Владимир Чубук оценивает ситуацию на улицах Иркутска как «жёлтую, переходящую в оранжевую» по шкале от зелёного до красного уровня опасности, не критическую, но исключительно напряжённую. И удастся ли переломить её в этом году, предсказать невозможно. Но, исходя из данных этой задачи, прогноз представляется неутешительным. Решения будут локальными и направленными на «латание самых зияющих дыр».