– У каждого человека своя судьба – в чём-то уникальная, неповторимая. Но, с другой стороны, у многих из нас, кто работал на угледобывающих предприятиях, судьбы зачастую похожи. Объединяет нас всех горняцкое братство.

В моей жизни поначалу не было никаких предпосылок к тому, чтобы я стал горняком. Родился в год начала войны в деревне Верхний Таннай в Красноярском крае, окончил там восьмилетку. Не было в наших местах ни шахт, ни разрезов. В 1961 году я переехал в Тулун к брату (он работал на прокладке линии связи Москва – Владивосток), устроился водителем в местное автохозяйство. Чуть больше года крутил баранку – сначала на грузовике, потом на молоковозе. Дороги в Братск были аховые, точнее, их практически не было – везёшь молоко и не знаешь, когда вернёшься домой.

Так пролетел год. А потом мы с товарищем – сослуживцем по армии – решили пойти на курсы экскаваторщиков. В то время престиж профессии горняка-угледобытчика был очень высок. Большие зарплаты, бесплатные квартиры. Но дело даже не столько в этом, сколько в моральном удовлетворении, осознании нужности твоего труда всему обществу. Уголь во все века и времена означал и будет означать свет и тепло. Давать это людям, быть нужным им – вот главный стимул нашего выбора. В то время в Тулуне курсов не было таких, пришлось ехать в Черемхово. Обучение длилось около года. Наконец мы начали работать на Тулунском разрезе на экскаваторе ЭКГ-4,6 по два человека в каждой смене. Я был помощником, а машинистом у меня тогда был Олег Сыровой – хороший мастер, многому научивший меня. Ответственный человек. Да в то время почти все были такими на разрезе – указаний начальства особо никто не ждал, подгонять никого не требовалось. Каждый видел свою работу и выполнял её, не дожидаясь команды сверху. По-хозяйски относились к делу, что и говорить.

Чуть больше трёх лет отработал я на Тулунском разрезе. Как раз в то время быстрыми темпами развивался Азейский разрез. Перспективы про­сматривались неплохие – разрез наращивает объёмы, зарплата приличная, квартирами обеспечивают, стабильно всё. И решил я тогда перейти на Азейский. Там работал на экскаваторах ЭКГ-8И,­ ЭКГ-4, для тех лет это была новая, мощная и производительная техника. Трудились мы с радостью – молодыми все были, энергичными, полными сил. Люди в коллективе все как на подбор – никто от работы не бегал. А те, кто бегал, на разрезе не задерживались. Тяжёлая всё-таки работа в угледобыче. Летом жара, зимой мороз, если дождь пошёл – земля раскисает, бездорожье, только на гусеничном тракторе и можно перемещаться. Но зато у нас была гордость за то, что мы справились, не спасовали перед трудностями, доказали себе, что мы чего-то стоим.

Когда объёмы добычи на Азейском ещё выросли, стали поступать и монтироваться первые в Сибири роторные экскаваторы ЭР-1250. Было в них что-то фантастическое. Во-первых, габариты – машина размером с пятиэтажный дом. Во-вторых, производительность – 1250 тонн угля в час. В 1974 году я окончил курсы на эту машину и стал роторщиком. Участвовал в монтаже новой машины № 36 под руководством бригадира Валерия Крестова, на которой потом и работал. Мы нарадоваться не могли – полувагон в 65 тонн грузили буквально в течение нескольких минут. План по добыче у всего разреза был поначалу около шести миллионов тонн в год. И объёмы добычи угля постоянно росли. Рекорд Азейского – 14,7 миллиона тонн. Чтобы добыть столько угля, приходилось работать на совесть, экономить каждую минуту, беречь машину, предотвращать аварии и поломки. На ЭР-1250 я отработал около пяти лет.

В 1967 году в жизни произошла кардинальная перемена. Мы с братом жили тогда по улице Мясокомбинатской. ­

С соседями общались, в гости друг к другу ходили. И вот однажды в гостях я и встретил свою будущую супругу – Милу Николаевну. Вскоре мы поженились, и вот уже сорок шесть лет живём душа в душу. Сначала она работала воспитателем в детском саду, а потом пришла на наш Азейский разрез бухгалтером-экономистом. Стали мы работать на одном предприятии, в одной отрасли. 

– Мне нравилась моя работа в детском саду, я очень люблю детей, – вступает в разговор Мила Николаевна. – Тем не менее пришлось делать выбор. Работа у мужа была сложная, серьёзная, хотелось быть поближе к нему, почаще бывать вместе. Потому я и приняла решение пойти работать на разрез – мне было так проще заботиться о муже. Кроме того, не последнюю роль в решении сыграли престиж, осознание того, что работаешь на серьёзном и нужном предприятии. У женщины особая роль в семье – мы ходим на работу, воспитываем детей, ведём домашнее хозяйство. С одной стороны, это отнимает уйму времени, но с другой стороны – заботиться о родных и близких, которые отвечают тебе своей любовью, это и есть счастье. Вот элементарный пример: экскаваторщикам приходится обедать прямо на своих машинах. Да, на разрезах есть столовые, но добираться туда из забоя проблематично, да и времени будет тратиться больше, а рабочий цикл непрерывен. Все горняцкие жёны отлично знают слово «тормозок» – это такой набор продуктов, который жена собирает мужу на смену. Естественно, все стараются положить в этот «тормозок» что-нибудь повкус­нее, покалорийнее, ведь работа у мужчин тяжёлая, на какой-нибудь лапше её просто не потянешь. Да и вообще, мало ли забот у жен? Уйма. А у горняцких и того больше.

– Через год нам была выделена, – продолжает рассказ Виктор Дмитриевич, – двухкомнатная квартира в пятиэтажке в микрорайоне Угольщиков. За год до этого у нас родился первенец – сын Сергей. Правда, не пришлось мне походить под окнами роддома. Как раз когда ему выпало родиться, призвал меня военкомат на сборы, месяц я был в Нижнеудинске. Но всё прошло хорошо, друзья и родственники помог­ли. Я со сборов вернулся уже полноправным отцом.

Работа шла своим чередом. Вскрывали разрезные траншеи, увеличивали добычу угля. Трудно было, конечно. Но никто не ныл и не паниковал, вкалывали. Главной заботой была вода. Практически весь разрез расположен в пойме реки Азейки, болота по обоим берегам. Пока не устроили нормальную систему водоотлива, давала нам эта водичка прикурить. Но постепенно всё пришло в норму и работать стало легче.

Помню, как-то курьёзный случай был. Сидим мы на экскаваторе, ждём вагоны на погрузку. И вдруг видим и глазам своим не верим: прямо по траншее шествует таёжный красавец – лось, сохатым его ещё называют. Оказывается, первая же наша разрезная траншея перерезала пути миграции этих животных. Он шёл по привычке, в траншею спустился, потом, видимо, по железнодорожным путям выбрался наверх и ушёл своей дорогой. Только руками мы ему и помахали.

Работа на разрезе, как и на любом другом предприятии с полным циклом занятости, посменная. График у нас тогда был такой: по три дня с восьми до четырёх, с четырёх до полуночи и с полуночи до восьми утра. Тяжеловато было такое выдерживать. Пока здо­ровье позволяло, тянул, крепился, но потом пришлось перейти водителем в электроцех – занимался устройством новых линий электропередачи. Угледобыча предполагает постоянное закладывание новых траншей. А значит, надо переносить ЛЭП. Объёмы добычи угля были серьёзные, поэтому хватало работы и нам, электрикам.

Через два года после Сергея родился второй сын – Олег. Стало нас четверо. А ещё через пять лет появилась и красавица-дочурка Татьяна. Так мы впятером большую часть жизни и прожили. Дети учились, в школу ходили, спортом занимались. Олег и Сергей – заядлые хоккеисты. Но и Танюшка от братьев не отстала – была капитаном девичьей команды по хоккею с мячом. Однажды они даже чемпионами России стали.

Оба сына пошли по моему пути. Сергей после школы попытался поступить в Красноярске на спортивный факультет – хотел поначалу продолжить хоккейную карьеру. Но по конкурсу не прошёл, вернулся в Тулун. Разумеется, встал вопрос – чем заниматься. И я посоветовал сыну посвятить себя угледобыче. Поговорили мы с ним серьёзно, обсудили достоинства и возможные недостатки и всё-таки пришли к общему выводу: профессия горняка серьёзная, нужная, занятие для настоящего мужчины. Сергей пошёл на курсы экс­каваторщиков на Азейский разрез, где к тому времени уже открыли учебный пункт, получил профессию помощника машиниста шагающего экскаватора. После окончания курсов поработал несколько месяцев, сходил в армию, потом вернулся на прежнее место. В начале девяностых годов, когда объёмы добычи на Азейском стали снижаться, перешёл на Мугунский разрез. Квартиру получил в посёлке Алгатуй, работает подменным машинистом на ЭШ-15/90. А кроме работы ещё и с малышами возится – тренирует хоккеистов на спортивном комплексе «Муромец». Он женат, супруга Елена тоже работает в «Тулунугле» – начальником углехимической лаборатории. Образование у неё поначалу было другое, в торговле работала. Но решила круто изменить свою жизнь, чтобы быть поближе к мужу. Устроилась на разрез и поступила в Черемховский горный техникум. Их сын Андрей, мой старший внук, живёт в Новосибирске, окончил институт, он электромеханик. 

У Олега жизнь сложилась по-другому, но всё равно никуда не делся он от нашей профессии. Как и брат, он был заядлым хоккеистом, играл хорошо, его приглашали выступать за команду «Ермак» из Ангарска. Но после травмы пришлось вернуться домой. Восстановился, отслужил в армии, окончил отделение механизации в Тулунском техникуме и устроился на разрез. Ему уже было с кого брать пример – четверо из нашей семьи работали на угледобывающих предприятиях. Разу­меется, дома мы обсуждали между собой наши служебные вопросы и проблемы, так что Олег был полностью в курсе работы сразу двух разрезов – Азейского и Мугунского. Потом он совершенствовал знания в Черемховском горном техникуме, окончил политехнический институт, работал электромехаником. Женат, конечно. Люба работает лаборанткой в углехимической лаборатории на Мугунском участке «Тулунугля». Прошлой осенью Олега пригласили работать в Кызыл. Пока он там один, а Люба здесь. Старший сын Максим учится в Новосибирске, младший Константин – шестиклассник. Всё это временно, конечно, в самом скором времени воссоединится семья.

А вот внуки мои уже пошли другой дорогой, к работе в угледобывающей отрасли их не тянет. Можно ли винить их в том, что нарушают трудовую горняцкую династию? Думаю, вряд ли. 

У каждого человека своё представление о жизни, а она сейчас значительно изменилась. И, наверное, это хорошо по-своему. Другое время, другие подходы, другие приоритеты. Но кто знает, как ещё жизнь повернёт? Не исключено, что поживут в больших городах да и назад вернутся. А где ещё в Тулуне работать, если не на разрезе? Профессии, которые они себе выбрали, вполне это позволяют.

Конечно, работа отнимала много времени. Подъём в шесть, дизель-поезд отправлялся на разрез в 7.15. Пока после смены домой доберёшься, вот уже и вечер. Но, тем не менее, как-то находил я время и с детьми заниматься. Всем мужским делам научил я их – стрелять, рыбачить, плавать, мужчинами быть настоящими. И дочь от брать­ев не отставала. Понятно, что ей стрелять и рыбачить вроде бы ни к чему, но, если потребуется, она сможет. Вот только коньки и хоккей у детей не моя заслуга, я и по сей день не знаю, как стоять на коньках. А хоккеем в те годы в микрорайоне Угольщиков все занимались, серьёзно на разрезе относились к спорту.

Вот так и сложилась жизнь. Шестеро из нашей семьи посвятили себя угледобыче. Мы с женой уже на пенсии. Хотя я, даже достигнув пенсионного возраста, ещё почти десять лет отработал на разрезе. Мой общий трудовой стаж – около сорока лет, причём в основном это была работа именно в угледобывающей отрасли. Всякого, конечно, хватало за эти годы, но, оглядываясь назад, можно сказать, что выбор был правильным, жизнь прожита не зря: и работать могли, и отдыхать. 

И сыновья мои такого же мнения – не без моего совета они выбрали себе профессии, но и не сожалеют об этом.