«Экзотические фрукты». Эдеки и Сильва 

Весной 2011 года в медийном пространстве города царило тихое веселье. Люди передавали из уст в уста новость, больше похожую на анекдот, – в Иркутске поймали двух негритянских проституток. За давностью лет «Иркутскому репортёру» не удалось найти непосредственных свидетелей этого забавного происшествия, поэтому пришлось довольствоваться сохранившимися сухими строчками полицейских протоколов. Две «чёрные розы» из Нигерии, 25-летняя Сильва Йаре и её подружка на год моложе Эдеки Блессинг, приехали в Россию по однократной туристической визе в последний день июля 2010 года. 

Особых личных достоинств в протоколах не отмечают, о подружках известно только, что у них обеих было среднее образование, а Сильва к тому же была обременена семьёй. Что ей не мешало путешествовать по миру для занятий секс-туризмом на платной основе. Они проработали на территории России почти год, и история умалчивает, каким образом и в какой момент из Москвы они попали в Ангарск.

Иностранцев устраивает всё – питание, проживание,
медицинское обслуживание…

Когда интернациональная дружба за деньги их окончательно утомила, они самовольно ушли с одного из заказов, не дожидаясь возвращения своего «продюсера», и отправились в местные правоохранительные органы. Сами девушки настаивали, что они стали жертвами сексуального рабства. При этом на взыскательный вкус работников полиции девушки были страшными, как второй смертный грех, которым они промышляли с целью личного обогащения. Так что в версию о подневольном занятии проституцией не верится, тем более что в протоколах опроса обеих жриц любви была одна и та же формулировка: «По истечении визы из страны не выехала, так как не желала выезжать». 

Так в конце марта 2011 года они попали в иркутский спецприёмник УМВД, где, радуя глаз прочих задержанных и караульной службы, просидели в специально предоставленной нашим нигерийским гостям камере пять месяцев. Постановлением Кировского районного суда Иркутска от 19 мая того года они были приговорены к депортации. Но всё лето им пришлось ждать, пока бравые московские опера найдут центральный офис этой эскорт-службы в Москве, вышибут из сутенёров помимо признательных показаний паспорта девушек и переправят их в Иркутск. 26 августа Эдеки и Сильва сели в иркутском аэропорту в самолёт, начиная долгий путь домой. 

От трёх до пятнадцати 

В системе ГУ ФСИН Иркутской области, где достаточно мрачных исправительно-трудовых учреждений, спецприёмник выглядит невинно и демократично – этакое общежитие не очень строгого режима. Когда «Иркутский репортёр» проходил в периметр, из железных ворот вышел немолодой мужик с широкой улыбкой на лице. Родня приехала его встречать шумной компанией на микроавтобусе, и первой фразой, обращённой к освободившемуся, была: «Ну как, хорошо отдохнул?» 

Спецприёмник существует для содержания административных арестованных – здесь «кантуются» задержанные по всем статьям Административного кодекса, предусматривающим арест. Заведение это «камерного типа» не только в тюремном, но и в театральном смысле: здесь расположено всего десять камер в общем на 60 заключённых – исходя из санитарных требований предоставить каждому человеку не менее четырёх квадратных метров личного пространства. 

– В основном у нас сидят «водители», то есть отбывающие административный срок по линии ГИБДД, – рассказывает о своей работе начальник СП УМВД Иркутска подполковник полиции Саро Амиршадян. – Это те, кто осуждён по разным пунктам и частям статьи 12: управление транспортным средством без прав, в состоянии алкогольного опьянения, невыполнение требований о медицинском освидетельствовании, а также скрывшиеся с места ДТП. В зависимости от тяжести содеянного они получают до пятнадцати суток ареста. Минимальный срок – трое суток, меньше не дают. В последнее время, кстати, вообще меньше десяти суток суды дают редко. Почему? Это вопрос к судьям.

Другая, менее значительная часть арестованных составлена из «двадцатников» – нарушителей 20 статьи Административного кодекса. Это мелкое хулиганство, появление в общественных местах в нетрезвом виде – словом, всё вплоть до употребления нецензурной лексики на людях. Сюда же относятся арестованные по ч. 1 и 2 ст. 20.25 – неуплата штрафов. В основном это опять же клиенты ГИБДД, а также должники, изысканные с помощью службы судебных приставов. 

– Неужели можно попасть в спецприёмник, просто выругавшись на улице? – удивляется «Иркутский репортёр».

– Не просто, а в форме, оскорбляющей окружающих и унижающей их человеческое достоинство, – поправляет подполковник Амиршадян. – Если поведение дебошира так оскорбило людей, что они вызвали сотрудников полиции и согласились свидетельствовать против него, то его доставляют к нам на 48 часов до суда. Потом сотрудники того отдела полиции, который его задержал, забирают его у нас, везут в суд, где обычно ему назначают трое суток ареста. Нужно отметить, что в зачёт идёт срок, уже проведённый у нас до суда, так что они после суда возвращаются в спецприёмник на сутки, переночевать. 

Сейчас в спецприёмнике стало меньше наркоманов, но связано это не с тем, что их вообще стало меньше, а с громоздкой системой оформления. Раньше было проще: человека, задержанного в состоянии наркотического опьянения, без лишней бюрократической мороки помещали в изоляцию на двое суток. Саро Андраникович считает, что это была благотворная практика – именно в этом состоянии, желая продолжить наркотические «трипы», наркоманы резко повышали статистику уличной преступности, стараясь добыть деньги на очередную дозу. За двое суток они приходили в себя и уже не представляли повышенной общественной опасности. 

Но год назад было введено правило, что осудить наркомана за употребление наркотиков можно только на основании судебно-медицинской экспертизы. Сейчас задержанного в состоянии наркотического опьянения сначала везут на экспертизу, результатов которой приходится ждать до десяти дней. Поэтому задержанного отпускают восвояси, ждут его справку с анализами и только потом, уже на её основании, снова задерживают и доставляют в спецприёмник на срок от 3 до 5 суток. Получается «отсроченное наказание». 

Невероятные приключения иностранцев в России 

Единственная претензия арестантов – скучно:
ни радио, ни телевизора. Только настольные игры

Спецприёмник рассчитан на 60 коек для арестованных, из которых 33 выделены для иностранных «выдворенцев», и здесь редко бывают свободные места. 

– Для своих хулиганов мы всегда место найдём. Но если превышен лимит в 33 человека иностранцев – я их уже не могу принять, приходится везти их в спецприёмники Братска или Ангарска, – объясняет Саро Андраникович.  – Но я могу сказать, что 60 – это слишком мало. Только Иркутску нужен спецприёмник на триста мест… 

Иностранные граждане – нарушители визового режима попадают в приёмник обычно по статье 27.5, часть вторая, – задерживаются на 48 часов до установления личности. Их ещё называют «паспорт дома забыл». Всё происходит по стереотипу: нелегальный мигрант предпочитает гулять без паспорта, думая, что он отсидится двое суток в камере и будет выпущен по истечении срока установления личности. Но в последнее время эту практику удалось прекратить с помощью судов, которые быстро получают справку УФМС о личности мигранта и выдворяют его на её основании. Однако в сложных случаях приходится делать запрос о личности арестованного в посольство его страны, на что уходят недели и даже месяцы. 

Национальный состав нелегальных мигрантов за те семь лет, которые здесь работает подполковник Амиршадян, совсем не изменился. Большую часть составляют китайцы, узбеки и таджики. Гораздо реже встречаются грузины, армяне и азербайджанцы. Скорее всего, это связано с разными подходами к трудовой миграции у представителей различных народов. Китайцев работодатели привозят толпами как дешёвую рабочую силу, прячут на пилорамах и в теплицах и не особенно заботятся о должном визовом оформлении. Выдворят одних – дешевле привезти новых, чем оформлять всех по закону. Таджики и узбеки едут в Иркутск на заработки самостоятельно и стихийно, и их так много, что работодатели просто не успевают всех оформить – в спецприёмник они попадают быстрее, чем официально устраиваются на работу. 

А вот армяне и грузины едут «к своим», по приглашению. Например, занимается один из представителей армянской диаспоры укладкой асфальта. Он выписывает с родины бригаду рабочих из друзей или родственников, заранее их оформляет патентной регистрацией, они едут в Иркутск уже с разрешением на работу в кармане. 

Начальник СП УМВД Саро Амиршадян: «Претензий к условиям содержания у нас не возникает…»

– Есть ли с иностранцами какие-либо сложности – из-за вероисповедания, из-за национальной кухни? – интересуется «Иркутский репортёр», но Саро Андраникович категоричен:

– У нас ни с кем сложностей нет и не возникало никогда. Всё ровно. Питание у нас трёхразовое, на общих основаниях – если кому-то нужно национальную кухню, то мы не препятствуем родным приносить передачи. Претензий к условиями содержания не бывает – сидельцы у нас спокойные. 

На момент посещения «Иркутским репортёром» спецприёмника (а здесь численность населения меняется очень быстро) в нём находилось 20 «выдворенцев» – восемь узбеков, три таджика, семь китайцев, грузин Амиран и местный ветеран – долгосиделец серб Илье Йович. 

Скрывающийся от НАТО Илье 

Последние несколько лет жизнь Илье напоминает приключенческий роман с элементами политического триллера. Пока его доставляют из камеры, подполковник Амиршадян скупо информирует, что сначала Илье был против общения с журналистами, так как опасался, что информация о нём выйдет за пределы региона, а в худшем случае – и за границы России. Илье воевал против НАТО, и его разыскивает Интерпол… 

Маленький, жилистый, с живым лицом, Илье правильно говорит по-русски и только при волнении начинает вставлять родные слова, отчего кажется, что он говорит на малоросском диалекте. Он родился и прожил всю жизнь в Югославии. Работал инженером-металлоконструктором в городе Белине. Неприятности у него начались после развала Югославии. Понять внутренние проблемы распавшейся страны в изложении Илье сложно, потому что именно в этот момент он начинает сильно волноваться. Когда из республики Сербия, входящей в состав нового государства Босния и Грецеговина, вывели миротворческие силы России, в неё вошли войска НАТО. При этом к войскам Российской Федерации Илье относится с глубоким уважением и вспоминает, что при них были мир и порядок. «Вы передайте привет вашим десантникам», – настойчиво просит он. 

Натовцы сразу стали устанавливать свои порядки. Потребовали переименовать улицы Сергея Есенина и Московскую, убрать с форменной одежды муниципальных служб определение «сербская». В 2004 году Илье работал на сербской почте, и, как он объясняет на своём взволнованном наречии, «демокраськи странки начали на меня …» – то есть представители стран западной демократии стали предъявлять ему какие-то претензии. При этом он был недоволен и действиями новых властей своей собственной страны. Его, инженера, заставили работать на почте – как становится понятно из его рассказа, в сложный переходный период в республике на должности назначали принудительно, где скажут, там ты и должен работать. Кроме того, негласно местные власти обязывали его следить за перемещениями натовских миротворцев. Не то шпионить, не то заниматься разведкой. В любом случае Илье это не нравилось, а к работникам почты с недоверием относились и местное население, и натовцы. 

К 2006 году непримиримые противоречия Илье с местным образом жизни достигли критического уровня, и он решил уехать из страны. Как раз в этот момент один его знакомый набирал бригаду для работы в России, не хватало сварщиков. «Хозяин – черногорец, фирма зарегистрирована на Кипре, а бригада работает в России», – объясняет Илье. Сам он по контракту попал на строительство иркутского аэропорта. Видимо, в Сербии его действия сочли побегом, и Илье был уверен, что его подали в розыск в Интерпол как приспешника сербских сепаратистов. Поэтому возвращаться он не собирался. Закончив с аэропортом, он перешёл на строительство здания банка, потом уволился из бригады и работал сам на себя, занимался евроремонтом по частным заказам. 

Два года он прожил в Иркутске, в Академгородке, потом на два года уехал «на остров», в Хужир – строил турбазы, наконец, окончательно обосновался в Байкальске. Как он сам думал… Через три года он попал в число «выдворенцев» при нелепых обстоятельствах – соседка женщины, у которой Илье жил, попросила его сделать новую ванну. Они не сошлись в цене, и соседка из мелкой мстительности заявила на него в полицию. Так он год назад попал в спецприёмник. И теперь ждёт, когда посольство неспокойной родины оформит ему нормальные документы на выезд.

– Я не хочу уезжать по депортации – это накладывает ограничения на въезд в Россию на пять лет. Я не хочу так надолго уезжать из России! – горячится Илье. – Я много раз звонил в Москву в посольство, просил помочь. Они говорят: «Приезжай!» А как я из спецприёмника приеду?! Мой друг Лёха говорит мне: «Бог далеко там», – Илье показывает пальцем в потолок, – «А Москва далеко там», – и машет рукой куда-то в сторону. 

Забавно, что пример самой беззаветной любви к России «Иркутскому репортёру» встретился в спецприёмнике УМВД в виде маленького сербского бойца со зловещим НАТО…