«Смотрите, тут ещё сюжет есть»
Евгений Ухналёв. «Это моё».
Год издания: 2013.
Издательство: «Астрель», «Corpus».
Много ли известно об авторе современной государственной российской символики, бывшем главном архитекторе Эрмитажа? Теперь о нём есть целая книга, автобиография.
И она по-своему уникальна. В отличие от тех, где тоже говорится про ГУЛаг и блокаду Ленинграда, здесь нет надрыва и страдательного залога. С каким-то практически буддистским спокойствием Ухналёв пишет: «Меня же посадили прямо со школьной скамьи», «В жизни я голодал, пожалуй, одиннадцать лет подряд», про морозы под пятьдесят четыре градуса, о том, что «основным средством лечения был йод», и другие вещи – без оценочности, только факты. Хотя и рассказывается про абсурдные детали обвинения по политической статье – дескать, собирались прорыть подкоп из Ленинграда в Москву с
целью покушения на Сталина, хотя и упоминается про странное совпадение – из-за ошибки почтовой службы узнал об отбывающем наказание в соседнем лагере отце, но нет абсолютно никакой агрессии или жалобы. Напротив, постоянно находятся поводы рассказать о мелких и крупных удачах и счастливых стечениях обстоятельств. То знакомый распорядится сменить работу в шахте на более лёгкую, почти синекуру, то предоставится ещё лучшая возможность, а то и вовсе двадцатипятилетний срок сократят более чем вдвое. И совершенно фантастически выглядит история про устройство на работу в Эрмитаж: после лагеря, без высшего (или среднего профессионального) образования, прямо с улицы – и сразу же на должность главного архитектора. Про Эрмитаж отдельные интересные детали: о шестидесяти четырёх килограммах золота, ушедших на покрытие «сусалицыным» одного только зала, пострадавшего во время войны. И поясняет про сусальное золото: принято считать, что это бросовая отделка, а ведь в её основе – золото высочайшей пробы. Другой интересный этап – создание эскиза российского герба и других государственных знаков, обсуждение шло нешуточное. Одни критиковали форму: «Круг сейчас уже не моден, сейчас в моду входит треугольник», другие – содержание: «Потом разберёмся», третьи были готовы поторговаться, но принять любой флаг, лишь бы прошёл нужный гимн. Рассказывая свои воспоминания, Ухналёв приходит к выводу, что история – предмет, который никогда никого ничему не учит. Но ценность свою она от этого не теряет, наоборот – появляется новая грань, освещается новая сторона.
«Самое удивительное, что меня ни секунды не распирало от гордости за то, что я сделал государственный герб, не было никаких переживаний, стрессов и так далее. Я к этому отнёсся просто как к работе. Мне только было приятно, что с помощью моего герба отвергались все эти серпасто-молоткастые штуки. И злорадства не было: дескать, вы меня сажали, а я вам вот так ответил. Я по складу характера человек немстительный и незлопамятный».
Карин Юханнисон. «История меланхолии».
Год издания: 2011.
Издательство: «Новое литературное обозрение».
В фундаментальном труде, похоже, весь спектр человеческих эмоций, хоть какое-то отношение имеющих к меланхолии. Сплин? Есть такая глава. Эротомания? И такая глава есть. Когда меланхолия превращается в депрессию? Есть все ответы. Отдельная интересная сторона исследования – это знаменитые писатели: Кафка, Байрон, Пруст, даже современная немецкая писательница Жюли Цее (Юлия Цее). Здесь разберут и «Страдания юного Вертера», и «Смерть в Венеции», и «Письма к Фелиции», и «Госпожу Бовари». Помимо литературных персонажей и писателей есть отсылки к учёным и записям о простых людях, не оставивших след в истории. Шведская исследовательница Карин Юханнисон легко переворачивает целые исторические пласты в поисках сравнений: «мужская слеза в XVII веке символизировала восторг, в XVIII – сочувствие, в XIX – недостаток самоконтроля», ссылается на работы видных учёных. Исследование получается складное, текст – вполне доступный для широкого круга лиц, хотя иногда слишком щепетильно-подробный. Наверняка ортодоксальным психотерапевтам будет о чём поспорить с автором: может, о терминологии, может о подразделении меланхолии на виды, но ломать копья в спорах – первейшее дело учёных мужей, читателю за этим только интереснее наблюдать. Когда печаль стала одним из жизненных удобств, а когда превратилась в модный тренд – всё рассказывается последовательно, без пробелов в исторических периодах. Было ведь время, когда считали, что сновидения и бессонница – привилегия исключительно аристократии, а печаль становилась всё более и более элитарной. Сейчас можно посмотреть на этот фрагмент спектра чувств через лупу научного исследования Карин Юханнисон. Познавательно.
«Меланхолии подвержены не только отдельные люди, но и группы, классы, общество в целом. На коллективном уровне она может быть реакцией на социальную неустроенность или бесправность (например, меланхолия чернокожих жителей американского юга, подарившая миру особую меланхолическую музыку – блюз)».
Роберт Гэлбрейт. «Зов кукушки».
Год издания: 2014.
Издательство:
«Азбука-Аттикус».
Благодаря незадачливому литературному агенту мы знаем, что Роберт Гэлбрейт – это псевдоним Джоан Роулинг. Незадачливому – потому что Роулинг подала на него в суд за разглашение тайны. Благодаря – потому что до этого знания книгу «Зов кукушки» в Великобритании купили всего в количестве 500 экземпляров. После – значительно больше. Для сравнения: разрекламированных «50 оттенков серого» Э.Л. Джеймса продано в России больше миллиона штук. То есть дело не в проблемах книгопродажи, хотя многие и сетуют, что книг стали покупать меньше. Но вначале было слово, и что же за слово у Роулинг? Речь очень кинематографичная, с первых же строк видно всё: вот репортёры говорят на камеру, вот идёт расследование убийства (или самоубийства) известнейшей темнокожей красотки. Перед читателем следователь шелестит папками, перелистывает фотографии, участливо выслушивает свидетелей. Второй отличительный момент детектива Роулинг – неприметность героев. Большинство из них сливается в одно серое пятно, не выделяясь ничем: никаких ярких характеров, запоминающихся деталей, уникальных отличий (если не считать одного безногого). Есть ощущение, что писательница так устала от индивидуальностей, с которых легко рисовать шаржи, что будто говорит: «Ну хорошо, персонажи будут, но сконцентрируйтесь на чём-нибудь ещё, кроме героев. Смотрите, тут ещё сюжет есть: может, переключитесь на него?». Но воспринимать сказочницу в роли детективщицы всё ещё сложно.
«Представители рода человеческого, за редкими исключениями, любят поговорить; вопрос лишь в том, как вызвать их на откровенность. Одни, как Урсула, падки на алкоголь; другие хотят быть в центре внимания; а есть и такие, кому достаточно простого человеческого участия. Отдельная категория собеседников будет проявлять красноречие лишь в том случае, если оседлает любимого конька: это может быть собственная непогрешимость или чужая вина, коллекция довоенных жестянок из-под печенья или же, как в случае Урсулы Мей, безнадёжная влюблённость невзрачной секретарши».
Пётр Гуляр. «Забытое королевство».
Год издания: 2012.
Издательство: «Астрель», «Corpus».
Первое, что хочется сказать о книге под такой приветливой обложкой, – «вот оно, утраченное имперское качество», хотя речь следует вести скорее об интеллигентности автора, не замутнённой идеологией и не обрушенной в деструктив: он избежал участия в войнах, выбирая роль путешественника. Его даже сложно назвать эмигрантом, он просто всю жизнь провёл в дороге, останавливаясь то в одном городе, то в другом. И работу поначалу выбрал себе соответствующую – был гидом. Почти не заостряется внимание на свободном владении многими языками.
А в самом-самом начале Пётр Гуляр подрабатывал экспертом по китайским древностям, нефриту и редким сортам чая. Прямо скажем, образованием человек не обделён. Что же за «забытое королевство»? Это Лицзян, городской округ в южнокитайской провинции Юньнань на берегу реки Юйлунхэ. Юньнань известна своими чайными плантациями и древним городом, внесённым в список ЮНЕСКО. Такой близкий и знакомый Китай населён сотнями народностей; в Лицзяне коренными жителями считаются наси. Жизнь Лицзяна и нравы местных жителей подробно описаны в автобиографической повести «Забытое королевство» русского путешественника Петра Гуляра, проживавшего в городе с 1942 по 1949 год. В эту отдалённую провинцию, где не было ни банка, ни врача, Гуляра отправляют в качестве представителя «Китайских индустриальных кооперативов» – детища китайского министра финансов. Оно чем-то похоже на фермерское движение в современной России: ссуды для мелких предпринимателей, специальные программы финансирования, поддержка сельскохозяйственных проектов. Целевой группой были самые бедные слои населения: сплотить их в кооперативы, которые бы не только окупались, но и давали прибыль, у автора вскоре получилось. По его словам, импорт шерсти из Тибета подскочил с сотни тюков в год до двух тысяч и более: прялки только успевали мелькать, а прилавки наполнялись легчайшими шерстяными изделиями, способными конкурировать с европейской продукцией. Помимо основной деятельности Гуляр при фармацевтической поддержке Красного Креста выполнял роль фельдшера, причём поток посетителей был до шестидесяти человек в день. С тщанием и трепетом автор рассказывает о королевстве и обычаях, царивших там. Его повествование настолько богато деталями и подробностями, что превращается в настоящий ларец с драгоценностями, его невероятно интересно разглядывать. Виды еды и вина, пристрастие к цветоводству, отношение к деньгам, свадебные обычаи – обо всём этом рассказано много и подробно с едва заметной доброй улыбкой.
«В числе моих клиентов был также и эксцентричный американский лётчик семидесяти пяти лет от роду с длинной белой бородой, которая доставала ему почти до колен. <…> Он зафрахтовал самолёт, чтобы полететь к Великой стене, взял с собой нескольких репортёров и снабдил пилота-немца какими-то тайными инструкциями. Самолёт вертелся в воздухе и нырял так, что Великая стена оказывалась то внизу, то сверху, а иногда казалось, мы вот-вот заденем её крылом. Так мы посмотрели на Великую стену весьма необычным образом. Репортёры сидели зелёные, как трава».
