– Машинка эта, сколько я себя помню, всегда была в нашей семье, – рассказала Ольга. – Она принадлежала моей бабушке, матери отца, бабе Пане. Баба Пана была любимой нашей бабушкой, в детстве нам очень нравилось играть в её усадьбе, которая находилась напротив нынешнего кукольного театра, бывшего кинотеатра «Мир». Часть деревянных домов, что были в ту пору, там и осталась, а усадьба бабы Паны пошла под снос. На месте, где когда-то была бабушкина кухня, сейчас растут три берёзки. 

Семья была очень хорошей, у Кузьмы Лавровича, моего дедушки, и бабы Паны, его супруги, было пятеро детей. Жили небогато, но в доме всегда были и картошка и капуста. Помню, как они покупали на базаре вкусное мороженое молоко. Мы, маленькие, всё время просились к бабушке Пане, готовы были ночевать в её усадьбе. Она пек­ла вкуснейшие шанежки. Моя сестра Татьяна бежала из школы не домой, а к бабушке – хотелось шанежек. Бабушка, конечно, уставала от малышей, кричала: «А ну-ка, звонкдристые, по родителям!». Но мы всё равно рвались к ней. Баба была авторитетом – соседки слушали её советы, собирались у неё дома на посиделки за самоваром. Дед, Кузьма Лаврович, работал в пожарной охране, а потом в сторожке в центральном парке. Цветы охранял. В парке были огромные клумбы, разные предприятия устраивали соревнования – чья клумба лучше. А дед следил, чтобы ночью клумбы не оборвали. Бабушка же всегда была домохозяйкой. Обшивала всех – пятерых детей, а потом и внуков. Штанишки, рубашки, платья… Дед всегда ходил в красивой косоворотке, в галифе. А мы – в платьях, которые сшила баба Пана. Помню, что шила она в ­семье одна – у других бабушек, да и у наших матерей, тогда такого умения в шитье не было. 

По качеству машины Gritzner Durlach ни в чём не уступают «Зингеру»

Как эта швейная машинка появилась у бабы Паны, она не рассказывала. В 1917 году Пане исполнилось 18 лет. К ней сватались разные кавалеры, один, из Санкт-Петербурга, прислал открытку: «Уважаемая незнакомка, разрешите с вами познакомиться». Но Пана выбрала Кузьму Лавровича. Единственным её приданым была швейная машинка. «Машинка отлично шьёт до сих пор, шьёт всё, включая кожу. Единственное, сломался бегунок, передвигающий ткань, но кто сейчас возьмётся за починку такой вещи? – говорит Ольга. – Судя по тому, что бабушка выходила замуж уже с машинкой, она была приобретена до революции. Получается, ей больше сотни лет. Мы, внучки, долго увивались вокруг бабушки: «Кому, баба, ты отдашь машинку?». Она наконец сказала: «А той, что первая замуж выйдет». Это оказалась я. Машинка уехала со мной на Украину, когда я вышла замуж. Уже в 1990-е годы, когда мы возвращались в Россию из отделившейся Украины, таможня пропустила все вещи за исключением этой машинки. Её признали антикварной ценностью, которую мы пытаемся вывезти из страны. Пришлось ехать в другой город, в Одессу, и брать справку, что это наследство бабушки, а не антиквариат на продажу. Так машинка вернулась домой, в Иркутск». 

На машинке видно клеймо: надпись «Gritzner Durlach» c выпуклым изображением паука. Это клеймо фабрики Maschinenfabrik Gritzner – немецкого производителя швейных машин, а позже – велосипедов, мотоциклов. Фабрика была основана в 1872 году Максом Карлом Гритзеном, в своё время это был крупнейший завод по производству швейных машин в Германии. По одному из источников, к 1902 году завод Gritzner выпустил уже около миллиона швейных машин. На каждой из них стоял серийный номер – на рабочей панели вмонтирована металлическая полоска с номером, ни потерять, ни стереть её невозможно. Машина, которая принадлежала бабе Пане, имеет номер 1 512 856. Сейчас документацию по этим машинам найти довольно сложно, как и по всем довоенным германским производствам. Кроме того, в 1957 году завод был куплен фирмой Pfaff и фактически марка как самостоятельная, в отличие от того же «Зингера», существовать перестала. Этим, вероятно, объясняется и то, что «Зингер» сейчас более на слуху и машины производства этой фирмы у антикваров ценятся выше. Хотя по качеству машины Gritzner Durlach ни в чём не уступают «Зингеру». 

Ольга вспоминает: когда мастера брали машинку в починку, говорили – в ней есть ценная деталь. «Чуть ли не из платины или какого-то другого ценного металла», – говорит она. На самом деле, это скорее миф – в 1990-х действительно массово скупались старинные машины. Отсюда и пошла байка, что в них содержатся детали из ценных металлов. На самом деле, машины тогда банально скупали на запчасти. 

Сама по себе машинка, как и все изделия того времени, – произведение искусства. Она расписана узорами и цветами (причём эти рисунки у разных серий машин не повторяются), торцевая панель на рабочей части гравирована красивейшим узором, рядом с ходовой частью привинчена маленькая ёмкость для поду­шечки под иглы. Машинка стоит на деревянном столике, её можно откинуть, чтобы увидеть ходовую часть. Внутри – большая прямоугольная ёмкость, выложенная металлическим листом. До сих пор на ходовых частях видны следы машинного масла. Современные машины обычно оснащены круглым челноком с короткой и широкой шпулькой. У этой машины челнок пулевидный, заострённый, а шпулька – тоненькая, вытянутая. Такие челноки сейчас уже вышли из употребления, однако машина до сих пор неплохо шьёт. Она закрывается большим деревянным футляром с набранными узорами и большой надписью «Gritzner». Футляр запирается на ключик. 

О том, какие платья и рубашки шились на таких машинках, «Иркутскому репортёру» рассказали в Музее истории и развития средств связи Иркутской области ОАО «Ростелеком». Как раз в эти дни одна из дарительниц принесла в музей стопку журналов мод начала и середины 20 века. Фасоны одежды разрабатывались Центральной опытно-технической швейной лабораторией, а уже после издавались альбомы с моделями. Платья, костюмы, пальто, трусики, бюстгальтеры, «комбинэ для женщин и девочек», выкройки «дамских шляп» – всё это было в журналах. В музее теперь хранятся номера журналов «Искусство одеваться» 1929 года, «Рижская мода», «Силуэт» (Таллинский дом моделей) 1950–1960 годов. «Модели сезона. Лето 1954 года», на обложке смеющаяся девушка с букетом цветов. «Советские люди предъявляют всё более высокий спрос на красивую и удобную одежду, – писал журнал «Модели сезона» в 1954 году. – Большая творческая работа ведётся в домах моделей. Усилия художников-модельеров направлены к тому, чтобы разработанные образцы одежды полностью отвечали возросшим требованиям и запросам населения». «При подготовке к летнему сезону 1954 года художники-модельеры уделили много внимания разработке новых моделей курортных ансамб­лей, состоящих из блузки (или короткого жакета выше талии) и юбки, одевающейся поверх купального костюма… Нередко они выполняются из тканей различных расцветок, что придаёт им яркий, красочный вид, что хорошо сочетается с живописной природой наших курортов». Каждое слово в журнале должно было подчеркнуть: советские люди теперь могут выбирать ткани любой расцветки, ездить на курорты. «Рост материального благосостояния даёт возможность советским людям сделать свой гардероб более разнообразным: они хотят иметь и специальные костюмы для работы, и нарядные платья, и костюмы для пляжа, загородных прогулок…» – писал журнал. А совсем недавно, в войну, было время, когда бабушка Пана не могла достать ткань и нитки, чтобы сшить сыновь­ям лишние брюки, и им приходилось по очереди выходить из дома – на двоих братьев одна пара штанов.

Фасоны одежды разрабатывались Центральной опытно-технической швейной лабораторией,
а уже после издавались альбомы с моделями

Трогательные инструкции, которые давали швеям той поры: «Одеж­да красива только тогда, когда она свободно сидит на фигуре», – писал журнал «Силуэт» в начале 1960-х. За этой простой фразой, которая сейчас не вызывает никаких ассоциаций, стоит идеологическая борьба со «стилягами», «обуживавшими» свои костюмы. «Однажды я наблюдал, как возле магазина «Гастроном» на улице Карла Маркса какой-то разу­далый субъект с трёх-этажной спиралью чуба задевал прохожих на ступеньках магазина…» – писала «Восточка» в 1956 году. Газета осуждала девушек, пришедших на карнавал в чрезмерно «вольных» юбках. Причём осуждались и излишняя «обу­женность», и излишняя пышность платья. Естественно, такие костюмы шились только на заказ, в магазинах ничего подобного не продавалось. Замечательные вопросы задавали журналам мод читатели: «Продаются ли… шёлковые носовые платки для нагрудного кармана», – спрашивал некий щёголь в журнале «Силуэт» в 1950-х. Ему непременно хотелось цветной шёлковый платок, но строгий журнал советовал только чисто белый и хлопчатобумажный. «Когда нужно снимать перчатку?» – спрашивала дама (непременным атрибутом моды тех лет были лёгкие перчатки – из прозрачного нейлона, тонкой кожи, говорили даже о «перчаточной эпидемии»). А читатель с не очень прямыми ногами советовался, как бы ему сшить модные «обуженные» брюки (атрибут стиляг), скрыв недостаток фигуры. Пройдёт ещё немного времени, и иркутская молодёжь 1970-х­ станет носить клёши. И расшивать стандартные брюки «под клёш» на старенькой машинке «под Зингер» будут уже внучки бабы Паны. Расшивать для своих кавалеров. Наимоднейшие клёши в Иркутске тогда было принято носить с батарейкой на поясе, от которой вдоль всей брючины был пропущен проводок, и во время прогулок на широкой штанине, подметавшей землю, загоралась лампочка. Но это уже совсем другая эпоха, которую старенькая машинка бабушки Паны тоже пережила. Более того, на этой машинке подшивали платьишки пра­внучек бабы Паны, а затем правнучки выросли, и машинка сумела поработать и на праправнуков.