Пора церемоний
К половине десятого у крыльца Всеволода Ивановича Вагина собралась уже целая депутация от Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества: накануне кто-то высказал опасение, что «если с самого утра не перехватить, то так ведь и отвертится от приветствий!».
Вы слишком хорошо обо мне подумали…
На декабрь нынешнего, 1889 года, пришлось 25-летие членства Вагина во ВСОИРГО, и распорядительный комитет подготовил пышный адрес, который заключил в посеребрённую папку. О предстоящем визите юбиляр был, естественно, извещён, накануне уточнили время, но предусмотрительно прибыли часом раньше. И вот теперь не успевший ретироваться Вагин мрачновато поглядывал на коллег из-за сдвинутых занавесок. И пока члены комитета рассаживались в гостиной, всем видом своим выказывал удивление: с чего бы все при параде?
Откашлявшись, глава депутации Яковлев дождался тишины и, обратившись к юбиляру, стал зачитывать адрес. Далее извлечён был альбом с фотографиями всех членов ВСОИРГО и самым торжественным образом передан Вагину.
Всеволод Иванович был явно тронут, но при этом счёл обязательным усомниться:
– Господа, само по себе многолетнее пребывание членом ВСОИРГО не составляет большой заслуги, а есть лишь выражение устремлённости быть полезным. Ни о какой более высокой оценке я и думать не смею.
– Что вы, что вы, уважаемый Всеволод Иванович! – горячо возразил Яковлев. – Хочу напомнить вам о многочисленных ваших учёных статьях, напечатанных в «Записках» ВСОИРГО! – Он оглядел коллег, словно бы обращаясь к ним за поддержкой, и тотчас же отозвался Николай Михайлович Ядринцев.
Он также «напомнил» Вагину про его большую работу о Сперанском, «в которой историк ощущается в той же мере, что и писатель». Коротко говоря, через полчаса портрет юбиляра прорисовался так ярко, что не только адреса в посеребрённой папке, но и целого памятника ему было не жаль. Но сам-то Всеволод Иванович ещё как бы сомневался в себе, так что пришлось и Владимиру Платоновичу Сукачёву добавить рассказ об активной работе гласного Вагина в иркутской городской думе. «С географическим обществом это связано мало, положим, но при этом как поднимает общественную значимость юбиляра!» – подумал городской голова.
К счастью, и сам Вагин это признал: он наконец-то улыбнулся.
Танцы с отсутствующими
В нынешнем, 1889 году у ВСОИРГО было ещё несколько юбиляров. В апреле члены распорядительного комитета уже чествовали Михаила Васильевича Загоскина, и он, как и Вагин, упорно не признавал собственных заслуг, а всё сетовал:
– Обстоятельства и характер моих занятий газетной работой не позволяли мне вполне отдаваться учёной деятельности!
А вот 25-летие членства во ВСОИРГО Петра Александровича Сиверса, чиновника из управления генерал-губернатора и просто очень богатого господина, отпраздновали безо всякого напряжения. Камергер двора Его Императорского величества выказал простоту и открытость, недосягаемые для юбиляров-литераторов. Начать с того, что он с удовольствием выслушал пышные славословия, после чего пригласил всех к сервированному столу. Закуски подняли его настроение, и ещё до горячего председателю ВСОИРГО передан был конверт с 5000 рублей.
Это вдохновило гостей на новые славословия, но хозяин ловко перевёл их на бывшего своего патрона генерал-губернатора Анучина и купца-миллионера Якова Немчинова. Рассказал о них несколько замечательных анекдотов, после которых все принялись составлять героям приветственные телеграммы. При этом после каждой фразы, разумеется, тостовали, так что посыльному ждать пришлось весьма долго. А едва он ушёл, Сиверс, поймавший наконец общий градус умиления, предложил послать ещё и приветственные телеграммы нынешнему главе Императорского Русского географического общества, а такжже бывшему председателю ВСОИРГО Николаю Ивановичу Раевскому. Разумеется, за них тоже были подняты тосты, причём Пётр Александрович выражался очень высокопарно и вообще так расшаркивался, будто оба адресата были в комнате.
«Полночи процеремонился с отсутствующими», – смущённо вспоминал он, проснувшись, и несколько дней потом был подчёркнуто сух со всеми окружающими. Но затем начали поступать ответные телеграммы от Анучина и Немчинова, Раевского и Семёнова, одна витиеватее другой, и Сиверс с облегчением заключил: «Может быть, и смешно всё это со стороны, но оно же ведь и приятно. Есть, есть во всём этом своя прелесть».
Позже, в Петербурге уже, Пётр Александрович рассказывал изумлённым собеседникам, как начальник края граф Алексей Павлович Игнатьев приблизил к себе прежде бывшего в опале редактора «Сибири» Загоскина.
– А всё потому, что среди прочих проектов был у графа и сельскохозяйственный, а уж тут лучшего советника, чем Загоскин, было не сыскать: он ведь жил в деревне под Иркутском, держал мельницу, обучал грамоте крестьянских ребятишек и писал превосходные корреспонденции о сельской жизни. Генерал-губернатор много черпал из них, но этим не довольствовался, а время от времени отправлял за Загоскиным как за экспертом. Тот оставлял все дела, приезжал и каждый день ходил в генерал-губернаторский дом – беседовать. Тут уж было решительно не до церемоний, и эксперт являлся к начальнику края в обычной своей одежде – видавшей виды шинельке и башмаках из козлиной шкуры белым мехом наружу.
– А этот ваш Ядринцев что за гусь? Пока он выпускал «Восточное обозрение» в Петербурге, слыл фрондёром и максималистом, пусть и весьма образованным и энергичным.
– Да, всё так. Верно и то, что никогда не поведёт он газетное предприятие с прибылью: слишком экзальтированный, бескомпромиссный и слишком полагается на интуицию. Но эти самые недостатки при определённых обстоятельствах вдруг оборачиваются достоинствами и, натурально, творятся чудеса. Помнится, летом 1889 года взял этот Ядринцев отпуск, но отправился не в Париж и не в Берлин, а (в который уж раз) в монгольскую степь – в экспедицию. И, представьте, открывает там два древних города, в том числе и столицу чингзидов Карокорум. Непостижимо, конечно, но все эти дворцы и монументальные кладбища, остававшиеся закрытыми для европейских учёных, с готовностью открылись этой группке из трёх человек, один из которых был топограф, а другой переводчик. Когда на границе Ядринцев нанимал верблюдов и лошадей для перевозки будущих артефактов, когда прочерчивал он свой странный маршрут, подсказанный исключительно интуицией, над этим можно было иронизировать. Но! Спустя короткое время он доставил в Иркутск и артефакты, и результаты топографических съёмок древних монгольских городов.
– И куда он потом, этот Ядринцев?
– Передал находки ВСОИРГО, сделал доклад – и снова газету редактировать: отпуск-то закончился!
Такая картина не может считаться приличной!
В редакции «Восточного обозрения» никогда не любили полицейких и с готовностью прохаживались на их счёт. Даже и шутливые тексты, если в них встречались «яснопуговичные», неизменно выворачивались фельетонистами наизнанку. К примеру, вспоминался один полицейский чин, лет тридцать назад побивший палкой обывателя только лишь за то, что он купался в Ушаковке, когда по мосту проходили барышни.
– Да этот полицейский не только бесцеремонный болван, но ещё и ханжа! – горячился хроникёр, и вот ведь что любопытно: сам он вскоре, проходя по Знаменскому мосту, стал невольным свидетелем купания в Ушаковке извозчиков вместе с их лошадьми. Картинка мелькнула и рассеялась, но вечером, когда корреспондент корпел над своей колонкой, этот коротенький эпизод увиделся вдруг в ином свете. Корреспондент вдруг почувствовал себя оскорблённым, и этот неожиданный строй мыслей потребовал выхода. Обычным прозаическим языком писать не хотелось, но и рифма не задалась.
– Ладно, пусть будет белый стих, – согласился редактор, и на другое утро уже можно было прочесть:
Лошади, сбруя, телеги, коляски,
долгуши, кареты
Моются в светлых струях
Ушаковки.
Рядом дорога большая, дамба,
мосты;
Пешеходы снуют беспрестанно.
Ходят и девушки юные
в платьицах белых и жёлтых,
В летних весёлых костюмах,
в шляпках московской работы.
Ходят и жёны степенные
граждан иркутских,
Первогильдейских купцов.
Шествуют плавно
почтенные жёны
Цеха Рабочей слободки,
Строгие лица монахинь изредка
также мелькают.
А между тем кучера и извозчики
моют своих лошадей,
Совершенно своих не стесняясь
костюмов!
Голые люди в речонке, где курица
вброд перейдёт,
Среди многолюдного города –
такая картина не может считаться приличной.
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отдела библиографии и краеведения Иркутской областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского