«Капитал» в чёрном трико

Когда мне приходится сталкиваться с современным иркутским театром, я почему-то чувствую першение в горле. Не очень люблю плюшевые сиденья: в них скапливается старая пыль, от которой я чихаю и кашляю. Честно говоря, не ожидала, что театральная история 90-летней давности покажется такой свежей, такой соразмерной нашему времени. 

1 мая 1921 года. Тихвинская площадь заполнена тысячами рабочих и солдат. Кричат ораторы, кто-то с установленной посередине сцены, кто-то прямо с автомобилей. И вдруг митингующие уступают место актёрам, короткая сцена на помосте… И вот уже вся площадь включается в представление. Актёрами становятся солдаты, офицеры, рабочие. «В первом действии был изображён каторжный труд, от которого рабочие изнывали, а все их робкие протесты и попытки освободиться заканчивались под влиянием духовенства победой капитала… – пытались хоть как-то передать впечатление журналисты «Власти труда» 5 мая 1921 года. – На сцену выступают коронованные представители капитала. Начинается упорная борьба, в которой после нескольких неудач победа остаётся за рабочими. Действие заканчивается появлением на сцене многочисленных знамён собравшихся на площади организаций и атакой построенных там войск. Артисты, изображающие одержавший победу, ликующий пролетариат, садятся в автомобили и разъезжают по площади, приветствуемые десятками тысяч народа». Мужчина в чёрном трико, изображавший ненавистный капитал, кричит и размахивает флагом вместе со всеми. Это молодой актёр Иркутского городского театра Николай Охлопков, тот, кто задумал это действо, кто написал сценарий и кто осуществил его. Так он дебютировал с площадным спектаклем «Борьба труда и капитала» за год до легендарной иркутской постановки «Мистерии-Буфф». Сестра Охлопкова, Людмила Коновалова, писала: «Напряжённая и взволнованная событиями масса народа ринулась на сцену с красными знамёнами и криками «ура». В этот момент было даже немного жутко… Я плакала от счастья и радости за успех брата и от нахлынувшего чувства ощущения свободы».

Актёр Палин, участвовавший в спектакле под открытым небом, вспоминал о том, как работал Охлопков: «Он властно, широко и чётко руководил репетициями: то отдавал громкие распоряжения в рупор; то тут же дописывал в сценарий новые картины, явления, находил сценические повороты; то мчался по улицам Иркутска на мотоцикле, собирая различные компоненты будущего спектакля». По сути, всё, что постулировал в 1917 году в своей работе «Творческие пути театра» Борис Глаголин, Охлопков воспринял и пытался сделать в нашем провинциальном Иркутске. «…Театральное действо должно быть всенародным, – писал Глаголин. – Зритель должен воспринимать пьесу в декорациях современности (великолепные формы городов, заводов, арок мостов, автомобилей). Современная револю­ционная жизнь требует большой свободы, большого размаха, восторга, захвата, нежели ей в состоянии дать существующая закрытая сценическая коробка. Связь, которая установится между стотысячной толпой и актёрами, даст грандиознейшей силы действие. Декорации должны перестать быть неподвижными и проектируются кинемато­графом на небо». «Я ищу ту атмосферу, которая была возможна не в придворных закрытых театрах, а только на площадях и улицах», – говорил сам Охлопков. 

За «сеюминутностью»

Спектакль показали только три раза, он был крайне сложным –
с динамо-машинами, прожекторами, пропеллерами

После постановки на Тихвинской площади Иркутский губком отправил Охлопкова в творческую командировку в Москву, и там, по ряду свидетельств, молодой актёр побывал на постановке «Мистерии-Буфф» в Театре РСФСР 1 Всеволода Мейерхольда. Вернувшись в Иркутск, осенью 1921 года Охлопков вместе с актёрами-единомышленниками организовал Молодой театр в помещении театра Гиллера (иллюзиона «Глобус»). «Труппа этого театра состоит из молодых артистов, объединённых жаждой новых технических достижений и теоретических исканий в области театра. Их девиз – молодость, смелость, эксперимент», – писала «Власть труда». В состав режиссёрской коллегии вошли товарищи Охлопков, Гнедочкин, Кавелин и Цетнерович. «По мысли вдохновителей театра, к постановке намечаются вещи разнообразные, настолько разнообразные, чтобы авторы их, «собравшись в одной комнате, начали бы драться между собою». Они мечтают «разрушить рампу», перейти от «театра-коробочки», где актёры представляют вот тут, а зрители сидят вон там, к новому театру». 

Именно тогда было задумано поставить «Мистерию-Буфф» к четырёхлетней годовщине Октябрьской революции. Пьеса должна была идти «в её последней, изменённой редакции, отличающейся большей сеюминутностью, нежели первая». Авторы декларировали: в погоне за «сеюминутностью» (именно так писалось в газете это слово) они готовы «сделать в мистерии творческие изменения и дополнения, вызываемые моментом». Это было желание самого Маяковского – после постановки «Мистерии-Буфф» в Театре РСФСР 1, в 1921-1922 годах пьеса стала ставиться по всей стране, а поэт призывал включать в неё события нового времени, чтобы действие постоянно обновлялось. Охлопков обратился к местному кружку поэтов, чтобы те помогли новыми стихами. Товарищи Титов, Мейсельман, Имрэй, Алякринский Преловский, Шостакович, Вечерний обещали помощь. «1-я мастерская студия» известного иркутского художника, педагога Ивана Копылова готова была делать декорации. Однако к революционному празднику спектакль не был готов, Иркутску предстояло его увидеть весной 1922 года. Поставлена пьеса была силами не только Молодого, но и Городского советского театра и на его сцене. 

22 апреля 1922 года во «Власти труда» появилось объявление: «2 и 3 мая в Гор. сов. театре состоятся только два платных спектакля нашумевшей в Москве пьесы известного футуриста Вл. Маяковского (во второй, исправленной автором редакции)». И даже по скудным заметкам газет это было нечто грандиозное. За несколько дней в театре были приостановлены все спектакли, чтобы спокойно проводить репетиции «Мистерии-Буфф». «…Благодаря тому, что комиссия при РВС 5 и ВСВО по празднованию 1 Мая взяла на себя часть расходов и оказывает всяческое содействие в получении необходимых для монтировочной части разных приспособлений (прожекторы, железо, динамо-машины, верёвочные лестницы и т.п.), постановка этой пьесы осуществится. Пьеса является героическим, эпическим и сатирическим изображением нашей эпохи, – писали газеты. – Ввиду трудности технических установок пьеса пройдёт для публики всего два раза (2 и 3 мая) подряд, после чего для очередных постановок драмы приспособления будут сняты и больше восстановить их не удастся». 

1 мая 1922 года Охлопков провёл не на Тихвинской площади, он не видел, как ликовал народ, как по городу до самого вечера дефилировали повозки губполитпросвета: «Плачущие монахи», «Красный петрушка», «Наш балет», «Ликвидация безграмотности», – как мальчишки улюлюкали, раскатывая в автомобилях. В этот самый момент он готовил в Совтеатре премьеру «Мистерии-Буфф» – для членов профсоюзов и красноармейских организаций. Художник Эхна (Александр Вологдин) расширил «коробку» сценической площадки, убрав павильоны, задники, кулисы. На сцене стояла огромная полусфера – земной шар, слева и справа были яркие площадки – «Ад» и «Рай». Охлопков явно был увлечён находками конструктивизма: под потолком в зрительном зале были установлены вентиляторы. Они начинали вращаться, когда актёры играли сцену «Обетованная земля», демонстрируя мощь футуристической индустрии. Российский театровед Александр Февральский вспоминал особенности грима: черти были одеты во фраки и трико, на их лицах была надпись «Ад», Интеллигент имел надпись «Я умный», Купец на носу носил рюмку, Поп – спичечный коробок. Действие происходило везде – в зрительном зале Городского советского театра, в его галерее и даже в фойе. В спектакле участвовало около сотни человек.

Действие было потрясающим, и даже, видимо, слишком потрясающим. На сцене «Обетованная земля» некоторые зрители пришли в негодование. По верёвочным лестницам с верхнего яруса в партер начали спускаться актёры. Многие испугались, кто-то пытался остановить «безумцев». «Но мы лезли, – вспоминал участник спектакля Палин. – Повисали на верёвочных лестницах и произносили оттуда восторженные строки Маяковского…». «Чтобы ещё больше включить зрителя в балаганное действие, Охлопков оставлял актёров в антрактах на сцене, где они отдыхали на глазах у публики. Актёры в гриме появлялись в антракте в буфете, пили со зрителями чай. Гнедочкин читал в фойе стихи Маяковского», – писала исследователь Галина Шкулева в своей диссертации, посвящённой творчеству Николая Охлопкова. Артистка Перевалова, работавшая в Молодом театре, вспоминала: 

«Я ищу ту атмосферу, которая была возможна не в придворных закрытых театрах, а только на площадях и улицах» (фото из книги «Иркутская антреприза»)

«…постановка привлекла массу публики… Шуму и разговоров вокруг неё было очень много. Имел ли спектакль успех? Трудно сказать. Во всяком случае, это был смелый вызов, брошенный публике, которая недооценила эту постановку». 

Почему я так подробно описываю этот спектакль 90-летней давности? Просто это очень близко моему пониманию театра – свободного, открытого человеку. Однажды в нашем драмтеатре мы, студенты, вскочили со своих мест на галёрке и высыпали к перилам. Половину сцены закрывала неуместная люстра. А нам хотелось лучше видеть – тогда привезли в Иркутск «Жидов города Питера» Стругацких. Окрик остановил нас. Нам строго сказали, что так себя в театре не ведут, заставили вернуться на места. Перед глазами качались висюльки грандиозной дорогой люстры, в глазах стояли слёзы. Вот тогда я и вспомнила фестиваль «Мимолёт», где мы сидели обнявшись – зрители и актёры – прямо у сцены на полу, а над нами парил прекрасный Илья Рутберг – руки как крылья. Я не видела «Мистерию…» Охлопкова с верёвочными лестницами и пропеллерами, но чувствую, что это был мой театр. 

Прошёл почти век. У нас были Вампилов, и Вячеслав Кокорин, и Театр пилигримов, и фестиваль «Мимолёт» Валерия Шевченко, и «Кислород» Ивана Вырыпаева. Хорошо, что это всегда был разный театр. Непонятный, царапающий, живой.