С Бавной Даве я познакомилась задолго до личной встречи. О британке индийского происхождения мне рассказал доктор исторических наук, профессор кафедры мировой истории и международных отношений ИГУ Виктор Дятлов: «Приехала молодая хрупкая индийская аспирантка изучать старообрядцев…» «Это было в  1996 году в Усть-Каменогорске. Встречи, разговоры и самогон…» – смеялась, вспоминая поездку, Бавна. Мы гуляли по Иркутску, тестировали вегетарианскую кухню, обсуждали премудрости фотосъёмки, сохранность электронных данных и, конечно же, миграцию.

– Бавна, вы хорошо говорите по-русски. Где вы изучали язык?

– Русский я начала изучать ещё в Бомбее. Сначала в  Обществе индо-советской дружбы, потом в Доме советской культуры. Первые два года меня учили индийские преподаватели, они хорошо знали грамматику, но не говорили. Потом были русские. Одна из преподавательниц, Маша, очень быстро говорила. Любила русскую поэзию и литературу. Я её звала Маша Скороговорка, она мне стихи читала. Я мало что понимала, но это была великолепная практика. Потом языковая стажировка в Институте имени Пушкина в Москве, где уже в течение недели появился заметный прогресс.

– Как вы пришли в науку?

– Это было давно. Училась в Америке, там же защитила докторскую на тему «Политика возрождения казахского языка», а после окончания устроилась работать в Лондонский университет в Школу изучения стран Востока и Африки. Миграциями заинтересовалась четыре года назад. На данный момент я занимаюсь исследованием дискурса о трудовой миграции в Казахстане. Там не признают, что такая проблема существует, что Казахстан нуждается в мигрантах. Как будто мигранты просто так к ним приезжают. Изучаю неформальные практики: как мигранты добывают регистрацию, разрешение на работу, правовой статус, обеспечивают и защищают себя, несмотря на нелегальное положение. Меня очень интересуют современные миграционные процессы. Трансформация Москвы в «глобальный город»: где работают и куда заселяются люди из разных стран мира – от мигрантов из ближнего зарубежья до граждан стран Азии и Африки. Превращение Таджикистана, Узбекистана и Кыргызстана в мигрантоотправляющие страны, как в связи с этим меняется понятие нации, институт гражданства.

– Для мигрантов актуален вопрос гражданства?

– Есть разница в понятиях «мигрант» и «иммигрант». Мигранты находятся в стране временно, чтобы учиться, работать. Для России сейчас это трудовые мигранты, которые приезжают в страну, работают, потом на два-три месяца едут домой и опять возвращаются. Те, кто получил постоянную работу, перевозят своих родственников и устраивают жизнь в России. Другие так и продолжают уезжать-приезжать. Как правило, миграция – краткосрочная, циркулярная. В принимающей стране остаётся лишь небольшая доля людей, которые не переходят в статус иммигрантов. Большинство мигрантов не желают получать гражданство другой страны, даже если есть возможность. Я разговаривала с мигрантами из Узбекистана, многие боятся потерять то, что уже есть:  дом, участок земли, хозяйство, паспорт. Боятся, что неприятности начнутся у родителей и родственников, которые остались. В Узбекистане нет демократических процессов, институтов защищённости граждан, не соблюдаются права человека. Это не правовое общество. Кроме того, есть неопределённость со статусом в России – расизм, мигрантофобия, коррупция. Даже если ты получаешь гражданство этой страны, твой статус ниже, чем у россиян.

– Изменились ли понятия «государство», «гражданство» в условиях глобализации?

– Это актуальный и многосторонний вопрос. Давайте посмотрим на понимание гражданства в контексте концепции Nation State – национального государства. Это спорный термин, который означает, что на всей территории государства распространена особая культурная гомогенность, языковая общность. Все народы, проживающие на данной территории,  разделяют национальную и культурную идентичность.  Концепция никогда не была эмпирическим описанием государства и существовала только как идея или желаемое. Постепенно она себя изжила. Её критики делают упор на многонациональность и мультикультурализм, но когда мы говорим о миграции и эмиграции (кого пускать, кого не пускать в страну), понятие гомогенного пространства как границ нации опять возникает, становится важным и определяющим.

Гражданство, говоря просто, это членство в политическом или территориальном обществе. Современное понятие гражданина, гражданства, как принадлежности государству, как институт, стало развиваться на Западе 150 лет назад. Если понятие гражданин (citizen) в Древней Греции, в Германии (бюргер) означало, что ты городской, принадлежишь городу, в котором живёшь, то сейчас человек может родиться в одной стране, работать и жить в другой, принять гражданство третьей. Современные понятия «гражданство», «культура гражданства», «принадлежность государству и нации», «культурная идентичность» не всегда совпадают. 

Гражданство рассматривается как форма социального контракта между обществом и государством. Общество доверяет государству, понимает, что такие структуры нужны для развития, и в свою очередь соглашается на ограничение свобод. Это очень подвижный контракт.  В случае если  государство нарушает обязательство, общество имеет право востребовать свои права.

По данным исследований, более 215 миллионов человек проживают вне стран, где они родились. Каждый четвёртый житель Австралии, Швейцарии и Канады родился в другой стране, 30% иностранцев, находящихся в Америке, не имеют постоянного жительства, 10% иностранцев в Европе – нелегалы. Это минимальные показатели. На самом деле число таких людей гораздо больше, и оно постоянно растёт. Собрать точную статистику крайне сложно – мигранты очень подвижны. Есть только оценки, точных данных нет. Как правило, говоря о миграции, мы имеем в виду Европу и Америку, но есть и другие страны, такие как Индия, Бразилия, где приток мигрантов тоже увеличивается. Когда я жила в Индии, я ничего не слышала о мигрантах из Бангладеш, Шри-Ланки или Непала. Казалось бы, куда ехать, зачем – в Индии и так много народа.  Стала изучать, и оказалось, что приток трудовых мигрантов из соседних стран в Индию достаточно заметен и постоянно увеличивается. Эти мигранты осваиваются в индийской среде, получают документы, некоторые легализуют свой статус, но большинство остаются нелегально. Местные политики заинтересованы в их голосах, обещают им получение необходимых документов. Так многие мигранты становятся paper citizens – бумажными, документированными гражданами в прямом и переносном смыслах (в англ. paper – «официальный документ», only on paper – «только на бумаге». – «Конкурент»).

Глобализация способствует двум совершенно разным миграционным потокам. Первый – квалифицированные, высокообразованные, мобильные профессионалы, которые могут найти хорошую работу в любой стране мира. Их часто называют global nomads – «глобальные кочевники», они едут туда, где их специальность востребована и высоко вознаграждается. Они «кочуют», но при этом не чувствуют себя ущемлёнными, дискриминированными или маргинальными. У них нет необходимости интегрироваться не по своей воле, они не теряют чувства принадлежности. Можно сказать, я из их числа: родилась и выросла в Индии,  училась в Америке, живу и работаю в Великобритании, имею британское гражданство и вторичное индийское. В следующем году пять месяцев буду работать в Японии, потом в планах Россия. Глобальные кочевники – маленький, но уже заметный слой, который постепенно увеличивается.

Второй поток – низкоквалифицированные мигранты, которые едут в другие страны по экономическим причинам, занимают низкие слои в обществе и экономике. Ещё 50 лет назад такой возможности не было. За границу выезжали в основном образованные, квалифицированные специалисты или те, у кого были деньги. Сейчас  большинство – неквалифицированные или полуквалифицированные работники. Их количество и подвижность постоянно растут.  Основная доля приезжающих – недокументированные, нелегальные мигранты. Она приходится на страны Юго-Восточной и Северной Азии, в том числе Корею, Японию, Центральную Азию и Россию. В Америке без легального статуса проживают 12-13 миллионов человек, в Европе их количество значительно меньше.

– Гражданин мира – это возможно?

– Психологически – да, юридически – нет. В любом случае нужны паспорт и гражданство какой-то страны, иначе ты не сможешь быть свободным: не сможешь путешествовать, быть мобильным. Гражданство – ответственный выбор, но он есть не у всех. Возможность выбора зависит от места твоего рождения, твоего социально-экономического статуса и образования.

– Паспорт – это свобода или ограничение? 

– Паспорт – это свобода для человека и надзор со стороны государства. Всё началось с появления инструментов статистического учёта. Сначала были попытки посчитать, сколько человек проживает на территории страны, сколько мужчин, женщин, детей, кто какой религии придерживается.  Постепенно появились классификация и категоризация жителей, статистика по профессиональному признаку, институты переписи населения. Конечная цель нововведений – не цифры в книгах, а модернизация, эффективное управление территорией. Территория и общество должны быть прозрачны и видны государству, чтобы лучше управлять и развивать экономику. Появилась необходимость в инструментах контроля. Государство заставило выбрать устойчивые адреса и фамилии, чтобы человек, который ведёт учёт, знал, кто где живёт. А какие фамилии были 200 лет назад в Европе и тем более Азии и Африке?  Придумывали их по названию местности, региона, усадьбы, где проживал человек, его профессии или имени деда. Зачастую у родных братьев фамилии получались разными. Это, конечно,  идеальная модель, существуют и другие, например модель советского общества.  Модернизация в Советском Союзе проводилась в короткий срок с максимальным доминированием государственного строя, а статистика использовалась для тотального надзора и управления обществом. Попытки модернизировать не совсем удались, зато появилось понимание того, как современные государства пытаются  регулировать и контролировать в том числе миграцию.

Ещё одной формой государственного контроля стало изобретение паспорта, институт которого возник как следствие: если ты гражданин страны, то должен иметь документальное подтверждение. Паспорт – это в первую очередь документ, главная цель которого – содействие свободному передвижению. На практике всё оказалось иначе. Паспорта многих стран стали значительным ограничением. Если у тебя туркменский или узбекский паспорт, то сначала необходимо получить выездную визу своей страны, а потом визу государства, куда ты собираешься ехать. Во времена апартеида серьёзные ограничения накладывались на южно-африканские паспорта, но тем не менее многие страны запускали африканцев, бойкотирующих систему. Афганистан, Сомали – гражданам этих стран трудно получить визу для поездки в Европу, их воспринимают как потенциальных террористов. Таких примеров много.

Несмотря на демократические свободы, организованность общества, процедуры  эффективного управления с учётом нравственных ценностей – то, что Фуко называет governmentality (от англ. government  – «государство» и mentality – «менталитет». – «Конкурент») – появляются новые, ещё более скрытые формы контроля и доминирования. Человек неосознанно подчиняется этому надзору, когда получает паспорт, гражданство или сообщает данные о себе. Сказать однозначно, чего в этом больше – выгоды или ограничений, нельзя. Сейчас система надзора ещё больше упрощается: государство может получить информацию о тебе из Google или Facebook. Все мы про это знаем, но всё равно туда идём.

Паспорт способствовал укреплению государственности – он дал человеку устойчивую идентичность.  Идентичность бывает разносторонняя и многослойная, но государство рассматривает её как единую, фиксированную. Все знают: без паспорта невозможно, паспорт нужен. Многие люди инструментально приобретают паспорт другой страны, таким образом получая иную идентичность, с которой они себя зачастую не ассоциируют. У меня есть хороший пример. Мой двоюродный  брат много лет жил и работал в Америке, носил бороду, длинные волосы и индийские туники. Получил вид на жительство, но гражданства не хотел. Когда ему исполнилось 50 лет, он решил вернуться в Индию. Его сын оставался жить в США, поэтому брату требовалась уверенность, что он сможет навестить его, когда захочет. Брат принял решение стать гражданином Соединённых Штатов, чтобы жить в Индии, не рискуя возможностью вернуться. В Америке для получения гражданства есть особый ритуал: надо дать интервью – доказать, что ты патриот, знаешь про страну и конституцию. Он, конечно, всё знал, но чтобы пойти на собеседование, побрился и остриг волосы. Брат получил гражданство. Это был единственный раз, когда он надел галстук и костюм. 

– Что для вас родина?

–  Я часто бываю в Индии, у меня там дом, документы, подтверждающие, что я Overseas Citizen of India – гражданин Индии, проживающий за границей. Такой статус могут получить индийцы, принявшие гражданство США, Канады, Соединённого Королевства и ряда европейских стран. Он даёт практически все права, кроме возможности баллотироваться и голосовать. В Индии я не чувствую себя местным жителем и гражданином – я не участвую в политических процессах и дискурсах. Я не могу привыкнуть к жаре и жуткому движению. В Лондоне мне комфортнее, там я провожу основное время, там работа, дом, профессиональная жизнь. Мне кажется, что, выбирая государство, люди выбирают условия для жизни и внутренний комфорт. Родина там, где тебе уютно.